Одиночество и страдание в юные годы возвышают, облагораживают душу, сохраняют ее на всю жизнь молодой. Коломба, эта гордая, неприступная девственница, была в то же время живой и веселой девушкой; поэтому, кроме дней, вернее, ночей, потому что, как мы знаем, влюбленные нарушили естественный ход времени, — кроме ночей, когда они беседовали и мечтали, были и такие, когда оба резвились и хохотали, как настоящие дети, но, странное дело, не эти ночи пролетали для них особенно быстро. Любви, как всякому источнику света, необходима темнота, чтобы ярче сиять.
Ни разу, ни единым словом не смутил Асканио покоя этой чистой и застенчивой девушки, называвшей его братом. Они любили друг друга и были подолгу наедине, но именно это уединение, приближая их к Богу, заставляло сильней ощущать его присутствие и как святыню хранить свою любовь.
Едва лишь утренняя заря начинала золотить верхушки деревьев, Коломба со вздохом сожаления прогоняла друга, подобно влюбленной Джульетте, по нескольку раз призывая обратно. То он, то она вечно забывали сказать друг другу что-нибудь очень важное. Но в конце концов расставаться все же приходилось. Уходя, Асканио, разумеется, уносил и лестницу.
Каждое утро Коломба оставляла крошки для пернатых певцов на нижней губе гигантской статуи. Первое время птицы, быстро схватив добычу, спешили улететь, но мало-помалу привыкли к молоденькой хозяйке: ведь они прекрасно понимают девушек, души которых так же легки, как они сами. Певуньи гостили у Коломбы все дольше и дольше и платили за угощенье звонкими песнями. А один щегленок до того расхрабрился, что утром и вечером залетал в комнату и ел прямо из рук. Когда же ночи стали прохладнее, щегленок однажды сел юной пленнице на плечо, где и проспал всю ночь — даже во время свидания и прогулки с Асканио. С тех пор щегленок прилетал каждый вечер, чтобы поспать на плече у Коломбы, а с первым проблеском зари принимался звонко насвистывать. Тогда девушка брала птичку в руки, давала Асканио поцеловать ее и выпускала на волю.
Так шла жизнь Коломбы в голове гигантского Марса. И только дважды мирное течение этой жизни было нарушено; это случилось во время обысков, о которых мы в свое время говорили. В первый раз Коломбу разбудил голос отца; она испуганно вскочила, думая, что это сон. Но у подножия статуи в самом деле стоял господин д’Эстурвиль, и Бенвенуто говорил ему:
— Вас интересует мой великан, сударь? Это статуя Марса, которую его величество Франциск Первый изволил заказать мне для Фонтенбло. Как видите, сущая безделица — футов шестидесяти в высоту.
— Да-да, статуя весьма недурна и довольно внушительна, — отвечал мессир д’Эстурвиль. — Но продолжим наши поиски — ведь не Марса же я пришел искать сюда.
— Да, его-то искать не пришлось бы!
И они прошли мимо.
В своей комнате Коломба упала на колени; простирая руки к отцу, она готова была крикнуть: «Батюшка, я здесь!». Ведь несчастный старик ищет ее повсюду… быть может, горько оплакивает. Но мысль о графе д’Орбеке, воспоминание о гнусных замыслах герцогини д’Этамп остановили этот порыв. А при втором посещении, когда вместе с голосом отца до Коломбы донесся голос ненавистного графа, ей и в голову не пришло обнаружить себя.
— Вот так штука! — воскликнул д’Орбек, останавливаясь у подножия Марса. — Да это не статуя, а целый дом! Если она простоит здесь зиму, весной ласточки, пожалуй, совьют в ней гнезда.
В тот день, когда Коломбу так испугал голос жениха, Асканио принес ей письмо от Челлини.
«Дитя мое, мне придется уехать на несколько дней, но будьте спокойны: я все устроил для Вашего освобождения и счастья. Король обещал исполнить любую мою просьбу, а Вы знаете — он никогда не нарушал данного слова. Ваш отец тоже сегодня уезжает. Не отчаивайтесь, Коломба, я все подготовил. И повторяю, даже если Вы будете стоять у алтаря, готовясь произнести роковое слово, которое навеки свяжет вашу судьбу с судьбой графа, не бойтесь и верьте: Провидение вовремя придет вам на помощь. Клянусь в этом! Прощайте.
Ваш отец Бенвенуто Челлини».
Это письмо, вселившее в Коломбу радостные надежды, принесло огромный вред влюбленным, так как заставило их забыть о грозящей опасности. Юности свойственны резкие переходы от полного отчаяния к безграничной уверенности. Небо в ее глазах либо затянуто мрачными тучами, либо сияет лазурью. Вдвойне успокоенные письмом Челлини и отсутствием прево, Коломба и Асканио забыли об осторожности и целиком отдались своей любви. Коломба настолько осмелела во время ночных прогулок, что ее заметила Перрина — к счастью, приняв за привидение; Асканио забыл как-то задернуть занавески, и Руперта заметила свет в голове Марса. Рассказы обеих кумушек возбудили любопытство Жака Орби, и болтливый школяр, подобно Орасу из мольеровской «Школы жен», открыл тайну как раз тому, кому ее знать не следовало. О последствиях этой прискорбной доверчивости нам уже известно.
Но вернемся в замок Этамп.
Когда у виконта спросили, как он добыл такие ценные сведения, Мармань промолчал, напустив на себя таинственность. Истина была слишком проста и не делала чести его проницательности. Поэтому он дал понять, что это блестящее, поразительное открытие стоило ему огромного труда и сложных интриг. Герцогиня ликовала, она возбужденно ходила по комнате и забрасывала виконта вопросами. Итак, маленькая мятежница, наделавшая столько хлопот, наконец попалась! Герцогиня д’Этамп непременно пожелала отправиться в Нельский замок, чтобы лично удостовериться в счастливом окончании поисков. Да и, кроме того, после всего случившегося, после побега или, вернее, после похищения Коломбы девушку нельзя было оставлять в Нельском замке. Герцогиня позаботится обо всем: она возьмет Коломбу к себе, она будет присматривать за ней гораздо лучше, чем дуэнья или нерадивый жених. Она будет присматривать за ней как соперница. Таким образом, Коломба окажется под надежной охраной.
Герцогиня велела подать экипаж.
— Вся эта история осталась почти в полной тайне, — сказала она, обращаясь к прево, и прибавила: — Надеюсь, д’Орбек, вы не такой человек, чтобы придавать значение пустякам, вроде побега девчонки из дому, не правда ли? И потому я не вижу основания расстраивать вашу свадьбу и отказываться от наших замыслов.
— О герцогиня! — воскликнул мессир д’Эстурвиль, отвешивая глубокий поклон.
— Свадьба состоится на тех же условиях, не правда ли, мадам? — спросил д’Орбек.
— Разумеется, милый граф! Что же касается Бенвенуто, виновник он или соучастник этого гнусного похищения, будьте покойны, я с ним все равно расквитаюсь, — продолжала герцогиня д’Этамп. — Мстя ему за вас, я отомщу и за себя.