порядке. Готовясь к этой поездке на Альбион, он получил свидетельство президента генуэзского порта, удостоверяющее его русское подданство и респектабельность личности. К этому была приложена виза английского консула. Инспектор не спеша ознакомился с ними.
— Сегодня я получил телеграмму из Скотленд-ярда. По неизвестной мне причине вы внесены в список «persona non grata». Мне указано Вас задержать и выслать из страны.
— Я, к Вашему сведению, беседовал недавно с Вашим шефом в Лондоне, — попытался возразить Рутенберг. — Он заверил меня, что я могу находиться в Англии и столице без каких-либо ограничений и извинился за беспокойство.
— Я Вам верю, но я обязан выполнить приказ.
— Прошу Вас, инспектор, не сообщать о моём аресте французской полиции. Иначе меня могут выслать и из Франции. Это, несомненно, ошибка и скоро всё прояснится.
— Я постараюсь выполнить Вашу просьбу.
— Я хотел бы поговорить со Скотленд-ярдом. Будьте добры, позвоните туда, — настаивал Рутенберг.
Инспектор задумался на минуту, потом взял трубку и набрал номер.
— Инспектор Ватсон из Фолкстона. Соедините меня с шеф-инспектором Скотом. Благодарю Вас.
Из телефонной трубки через некоторое время послышался мужской голос.
— Скот слушает.
— Ричард, с Вами хочет поговорить задержанный по Вашему приказу Пинхас Рутенберг.
Ватсон протянул ему трубку.
— Сэр, по необъяснимому стечению обстоятельств моё имя оказалось в списке нежелательных персон. Уверен, это явное недоразумение, которое вскоре прояснится. В сентябре в Лондоне я тоже был арестован и беседовал с представителем полиции высокого ранга. Он поговорил со мной, извинился и заявил, что я могу беспрепятственно находиться в Англии. Я был принят, и мне оказали своё доверие весьма влиятельные люди. Меня хорошо знает английский посол во Франции Барти, а итальянский консул в Генуе мой добрый приятель.
— Господин Рутенберг, что Вы от меня хотите? — спросил Скот.
— Сэр, я прошу Вас не ставить в известность французскую полицию о моей высылке из Англии. Поверьте, я не совершил против Вашей страны ничего незаконного и злонамеренного.
— Я сообщу руководству о Вас и Вашей просьбе. Надеюсь, всё уладится. Счастливого пути.
— Благодарю Вас, инспектор, за понимание, — произнёс Пинхас, протягивая ему телефонную трубку.
— Не стоит благодарности, господин Рутенберг, — вздохнул Ватсон. — Все Ваши вещи из номера гостиницы мы заберём. Сержант, отведите арестованного.
Его завели в сырое холодное помещение с маленьким высоким окном, откуда с трудом проникал в камеру тусклый свет уходящего дня. Рутенберг принялся ходить, чтобы согреться. Потом, уставши, присел на жёсткую постель. Он пытался понять, что произошло, какой проступок его или кого-нибудь из товарищей повлиял на столь неожиданное решение властей. Он вспомнил, что по возвращению из первой поездки получил письмо от Савинкова, не заставшее его в Англии. Его переслал ему бывший член боевой организации эсеров Пётр Карпович, отошедший от революционной деятельности и поселившийся в этой стране. Савинков ошибочно предполагал, что он, Рутенберг, отправляется в Лондон как представитель партии эсеров для политических переговоров, цель которых оказать давление правительства на российские власти. Это недоразумение и подтолкнуло его написать письмо. Но он не мог не знать, что все письма из-за рубежа перлюстрируются и читаются полицией. Такое предположение он посчитал единственно верным. Это вызвало у него вполне объяснимое раздражение: фактически Борис, по неразумению и легкомыслию, подал на него донос. Вмешательство русской полиции он сразу же отверг.
Ранним утром замок в двери заскрежетал, и в камеру вошли двое арестовавших его накануне полицейских. Он с трудом освободился от дрёмы и поднялся с постели.
— Приказано доставить Вас в Дувр и посадить на первый паром, — объявил сержант.
Рутенберг молча следовал за ним, сопровождаемый сонным и безразличным констеблем. Они сели в автомобиль, в котором ожидал их одетый в полицейскую форму водитель. Сырая, окропленная ночными осадками дорога, несмотря на связанные с ней неприятности, даже доставила ему удовольствие. Машина остановилась возле входа на причал парома, который уже стоял в порту, забирая с берега своих пассажиров.
Возле трапа они остановились.
— Поднимайтесь на паром, — распорядился сержант. — Он отправляется минут через пять.
Рутенберг кивнул и прошёл по трапу на борт судна. С меланхолией и грустью он стоял на палубе и смотрел на белые обрывы высокого берега. Когда матросы отдали швартовы и паром медленно отошёл от причала, он посмотрел в сторону сопровождавших его полицейских. Только теперь, убедившись в исполнении приказа, они покинули место возле трапа и направились к автомобилю.
3
В Париже моросил мелкий холодный дождь, когда он спустился на перрон вокзала и вышел в город. На улице он остановил такси и поехал в гостиницу. В городе шла спокойная мирная жизнь. Война была где-то далеко за Верденом, и её дыхание не достигало его прекрасных дворцов и привыкших к трудностям военного времени людей. Он вошёл в вестибюль отеля «Metropole» и, получив ключи, поднялся в номер. Раздевшись и приняв тёплый душ, он лёг на постель. Усталость навалилась на него невесомым грузом, и он мгновенно провалился в чёрную бездну сна.
Пинхас проснулся, когда было совсем темно, и в окне брезжил неяркий свет уличного фонаря. Сильные спазмы голода сразу подняли его с постели. Он оделся и вышел на улицу. Ресторан находился совсем рядом от гостиницы. Он заказал излюбленные им блюда французской кухни и с аппетитом поел. Потом вернулся в номер, сел на стул за маленьким круглым столом