Правительство Великобритании могло бы теперь принять решение, которое Пинхас ждал от него. Увы, оно не торопилось и медленно и основательно взвешивало целесообразность использования еврейских военных подразделений.
Рутенберг к тому времени уже вернулся в Геную, где продолжил руководить своей небольшой компанией. Работа давала ему моральное удовлетворение и заработок, значительную часть которого он жертвовал на деятельность, связанную с созданием Еврейского легиона. Но Лондон молчал, и это вызывало его беспокойство. Теперь положение на Ближнем Востоке коренным образом изменилось, и в начале декабря он снова собрался в путь. Была ещё одна причина, побуждавшая его к новой поездке. Из России приходили нерадостные известия. Верховное главнокомандование русской армии стало проводить в восточных областях империи, где пролегал Восточный фронт европейской войны, безжалостные меры против еврейского населения. Его объявили поголовно нелояльным и насильственно выселяли во внутренние районы страны. На сборы отводилось двадцать четыре часа. Имущество разграблялось христианскими соседями. Евреев обвиняли в измене и шпионаже, многие были убиты солдатами или казнены по приговорам военно-полевых судов. И это при том, что в русской армии служило в самом начале войны уже четыреста тысяч евреев. О событиях в России писали газеты. Рутенберг покупал их в киоске на соседней улице. Его еврейская душа не желала мириться с этой отвратительной бойней. Но что он мог сделать? Ему пришло в голову поговорить с влиятельным министром иностранных дел Эдвардом Греем. Он мог бы потребовать от России, союзницы по Антанте, прекратить преследование евреев.
Он проехал всю Францию до Кале, пересёк на пароме Ла-Манш и сошёл на берег в Дувре. В Лондоне Рутенберг устроился в гостиницу и позвонил Ротшильдам. Ответил Лайонел и пригласил подъехать к нему завтра в особняк. Несметное богатство семьи не испортило молодого Ротшильда. В нём не было ожидаемого высокомерия и тщеславия, он был внимателен и интеллигентен.
— Лайонел, меня удручает молчание кабинета министров, — стараясь быть сдержанным, произнёс Рутенберг. — Турция вступила в войну. Её армия и флот втянуты в боевые действия против России в Чёрном море, за Босфор и Дарданеллы.
— Пинхас, я Вас отлично понимаю, — попытался успокоить его барон. — Но проблема, которую Вы подняли, на самом деле совсем не проста. Правительство уже не один раз обсуждало вопрос Еврейского легиона.
— И к какому решению оно склоняется?
— Сейчас всем стало очевидно, что война скоро не закончится. На западном фронте силы уравнялись, и действия противников приобрели затяжной позиционный характер. Ни одна сторона не желает уступать.
— Но формирование и обучение боевых частей тоже занимает время, — возразил Рутенберг. — Премьер-министр должен это понимать.
— Уверен, он получает обширную и достоверную информацию, — заверил Ротшильд. — Я его спрашивал. Он сказал, что занимается этим вопросом.
— Мне стоит опять встретиться с Греем?
— Если у Вас нет ничего нового для него, я бы не советовал оказывать на него давление. Поверьте, у правительства достаточно серьёзных дел. Война обострила все проблемы страны. А Ваше предложение связано со стратегией Британской империи на Ближнем Востоке. То есть заставляет предвидеть будущее.
— Есть один вопрос, который очень беспокоит меня. Русская армия крайне жестоко действует в Польше, Литве, Галиции и Белоруссии по отношению к еврейскому населению. Ничем не обоснованная ненависть военных и христиан, столетиями живших с ними по соседству, погромы и геноцид.
— Я весьма сочувствую им, — задумчиво произнёс барон. — Но обращение нашего правительства может быть расценено, как вмешательство во внутренние дела другого государства.
— Россия — союзница Англии в этой войне, — попытался аргументировать Рутенберг. — Можно ведь настоятельно заверить её, что такое незаконное с точки зрения норм международного права вызовет негативное общественное мнение.
— Возможно, Вы правы. Я поговорю с моими коллегами в парламенте и попрошу отца поднять вопрос в палате лордов. А что касается Эдварда Грея, я не могу Вас отговаривать. Ведь это наш еврейский народ.
Ротшильд пригласил его отобедать с ним, он посоветовал ему прокатиться по городам и встретиться с лидерами отделений сионистской организации. За неделю Рутенберг посетил несколько крупных городов. Увы, сионисты там в своём большинстве, традиционно следующем политике осторожного нейтралитета, желанием пропагандировать его идеи не горели. Но он понимал, что многие евреи, которых они представляли, отнеслись бы к его призывам иначе. Он убедился в этом, когда вернулся в Лондон и выступил на собрании, организованном не без помощи барона Ротшильда в Уайтчепел, районе, населённом евреями.
2
Его план получить аудиенцию Грея вскоре был неожиданно сорван. В Фолкстоне, городе на берегу Ла-Манша, где он остановился в недорогом отеле, к нему подошли двое. Рутенберг сразу узнал в них полицейских: в сентябре он уже встречался с такими в Лондоне.
— Господин Рутенберг? — спросил сержант.
— Да, — ответил он.
Разговор не предвещал ничего хорошего.
— Инспектор желает встретиться с Вами. Прошу следовать за нами.
Пинхас благоразумно решил с представителями власти не задираться и, стараясь сохранять спокойствие, подчинился их воле. Сержант шёл рядом, озабоченно поглядывая на него, а констебль беспечно брёл за ними. Полицейское управление оказалось недалеко и через минут десять его ввели в просторный кабинет. Инспектор сидел за письменным столом, с интересом взирая на него. Потом взял лист бумаги, молча прочёл что-то напечатанное на нём и снова посмотрел на Рутенберга.
— Сэр, будьте добры, покажите Ваши документы, — наконец сказал он.
— Пожалуйста, — произнёс Пинхас, вынул из внутреннего кармана плаща кожаный портмоне, вытащил из него паспорт с заложенными в него бумагами и протянул инспектору.
С ними всё было в