и выйти на улицу. Небольшой ресторан рядом с гостиницей горел тусклыми огнями своих витрин. Он сел за столик возле дальней стены и позвал официанта. Тот сразу распознал в нём еврея и хмуро улыбнувшись, положил перед ним меню. Его немецкий был несовершенен, но достаточен, чтобы читать и писать. Он быстро сделал выбор и вновь подозвал официанта. Тот принял заказ и отошёл, а Рутенберг принялся осматривать помещение. Всё было вполне обыденно, и он понял, никто за ним не следит. Большой опыт подпольной работы в России позволял ему быстро и безошибочно ориентироваться и оценивать ситуацию. На столе вскоре оказались эскалоп с жареным картофелем, зелёный салат с огурцами, помидорами и грибами и бокал светлого пива. С аппетитом поев и расплатившись, Рутенберг вышел на улицу. Стемнело, моросил дождь, но следовало размяться после неподвижности дальней дороги, которую пришлось преодолеть за последние сутки. Он прошёлся по городу, купил в киоске газету, потом вернулся в гостиницу и поднялся в номер. Никаких следов обыска не обнаружил и решил, что его пребывание здесь либо ещё не достигло высоких кабинетов полиции, либо никого из представителей властей не заинтересовало. Он разделся, помылся, лёг в постель и попытался почитать берлинскую газету. Но сказалась усталость прошедшего дня, и необоримый сон смежил тяжёлые веки его глаз.
Утром он поел в буфете и воспользовался телефоном администратора гостиницы. Мужской голос в трубке сообщил на немецком название организации.
— Господин Блюменфельд сегодня принимает? — спросил Рутенберг.
— Да. А кто Вы и когда желаете прийти?
— Рутенберг из Милана. Буду через час, — ответил он.
Дождь прекратился, и сквозь облака изредка даже проглядывало солнце. Прогулка освежила его после ночного глубокого сна, голова очистилась от посторонних мыслей и наполнилась вопросами, которые он хотел задать Генеральному секретарю.
Человек лет тридцати в добротном костюме с высоким покатым лбом, чёрными волнистыми волосами, крупным носом и короткими усиками, поднял на него глаза, сверкнув очками, и указал на стул возле стола.
— Я слышал о Вас, господин Рутенберг. Вы развернули такую деятельность, что Сионистской организации остаётся только закрыться, — попытался пошутить он.
— Сейчас всем работы хватит, — спокойно отреагировал Пинхас. — Война всколыхнула весь мир, и евреи оказались на гребне волны. Надо с этим что-то делать. Я в Манчестере встречался с Хаимом Вейцманом. Он не собирается отступать.
— Так получилось, что война разделила нашу организацию, — грустно произнёс Блюменфельд. — Исполнительный комитет, Генеральным секретарём которого я сейчас являюсь, должен руководить Сионистской организацией между её конгрессами. Отто Варбург, президент, в Берлине, а все прочие разбросаны по враждующим странам.
— Можно добираться через Швейцарию, — сказал Рутенберг. — Я приехал через неё. Пока никто не установил кордоны на границе её с Германией.
— Но могут это сделать в любой момент. Пока у Германии большие проблемы на восточном и западном фронте. Так что Вас, господин Рутенберг, привело в мой кабинет?
— Я являюсь представителем итальянского комитета «Pro causa ebraica», цель которого добиться права еврейского народа на Эрец-Исраэль.
— Но того же добивается и Сионистская организация, — заметил Блюменфельд.
— Верно и мы с ней, конечно, в одной упряжке. Но есть ещё один аспект этого вопроса. Мы хотим создать военные формирования евреев, которые будут сражаться в Палестине за свою страну.
— Я слышал об этом, господин Рутенберг. И что Вы предлагаете?
— В Берлине и в других городах Германии сейчас находятся десятки тысяч евреев-беженцев. Это серьёзный резерв будущей армии освобождения Палестины. Как бы к ним обратиться?
— Это вопрос большой политики, — произнёс Блюменфельд. — Я спрошу Отто. Но думаю, у него тоже не будет ответа. Нас дезавуируют как агентов Антанты. Представьте себе наш призыв воевать против Турции, союзника Германии. Хотя я, безусловно, поддерживаю Ваши планы.
— Что же делать, господин Блюменфельд?
— Думаю, Вам стоит встретиться с моим другом Альбертом Эйнштейном. Я ему сейчас позвоню.
Курт поднял телефонную трубку и набрал номер. Послышался голос человека, который Рутенберг не ожидал услышать.
— Альберт, привет. Это Курт. У меня в кабинете сейчас находится господин Рутенберг. Он может к тебе наведаться?
В телефоне прозвучали слова одобрения.
— Спасибо, Альберт. Я передам ему твой адрес. До свидания.
Блюменфельд положил трубку, написал что-то на листе бумаги и взглянул на Пинхаса.
— Он не только великий учёный, у него большое еврейское сердце.
— Спасибо, господин Блюменфельд. Для меня это совершенно неожиданно.
— Побеседуйте, а вдруг найдёте выход.
Он вышел на улицу и решил пройтись пешком, чтобы освежить голову свежим берлинским воздухом. Предстоящая встреча с великим учёным волновала его и требовала ясности мыслей.
Альберт Эйнштейн
В апреле 1914 года Альберт Эйнштейн покинул Цюрихский политехникум, где он учился, а потом, через много лет, стал профессором физики, и перебрался в Берлин. По рекомендации Макса Планка и Вальтера Нернста он возглавил физический исследовательский институт и стал профессором Берлинского университета. В этой должности ему не требовалось заниматься преподаванием, отвлекавшим его от размышлений о новой теории тяготения, над которой работал последние несколько лет. Как член Прусской академии наук он аккуратно посещал все заседания физического отделения и печатался в её «Трудах».
Он переехал в Берлин с женой Милевой и двумя сыновьями. Но семья рассыпалась и Милева с его любимыми мальчиками вернулась в Цюрих. Эйнштейн провожал их на вокзале, и не мог сдержать слёз. Он поселился в доме, где жила его двоюродная сестра. Эльза. Квартира, которая стала его кабинетом, находилась в том же доме этажом