— Отправила это письмо на имя Драко, — пожала плечами Пэнси.
— Ты сама все это придумала? — бывший министр покачал головой, что было понятно, ведь написанное и при повторном прочтении, и даже при беглом просмотре вызывало ужас.
Пэнси, конечно, понимала это, и ее ответ вкупе с вновь опущенным взглядом показался Гарри очень удачным.
— Из книжки списала, — призналась она. — Из «Истории магии» профессора Мституса Вирусиана, сэр. Страница…
— Не нужно! — отмахнулся Фадж. — Я и так тебе верю. Но ты не подумала, дорогая, что подобным образом ты могла скомпрометировать своего друга?
Все это время Малфой выстоял с неопределенным выражением на лице, не привлекая к себе внимания, и Гарри, спохватившись, мысленно отругал сам себя, что выпустил его из поля зрения. Впрочем, пока что тот не делал ничего подозрительного. «И вряд ли сделает, пока он здесь», — рассудил Гарри.
— Нет, не подумала, — ответила Пэнси, и впервые в ее голосе прозвучало торжество. — Я ведь сказала бы, что это я отправила.
— Посмотри, это точно твое? — Фадж передал ей письмо.
Поначалу Пэнси кивала с самодовольным видом. Гарри полагал, что она играет, превосходя собственные возможности, и вдруг лицо ее побледнело и, и, издав задушенный вскрик, слизеринка пошатнулась. Профессор МакГонагол успела вовремя, чтобы поддержать ее, и раздраженно поинтересовалась, в чем дело.
— Подпись, — пролепетала Паркинсон, глядя на собравшихся глазами, полными неподдельного ужаса.
— Не поняла, — потребовала профессор МакГонагол.
— Подпись Лорда. Нет, я не ставила эту подпись, — голос Пэнси все еще звучал задушено, и было очевидно, что она вне себя от страха. В ее заявлении не было никакой логики, но Гарри сразу ей поверил.
Он заметил, что другие ребята восприняли решение Фаджа не углублять разбирательство этого вопроса как нечто, само собой разумеющееся. А он отпустил их, не скрывая, что вежливо выпроваживает, поскольку «не знает, что еще умного можно сделать при таких обстоятельствах», — ехидно заметил Рон.
Гарри задержался в коридоре, чтобы обменяться впечатлениями с разочарованными товарищами.
— Паркинсон не врет, — подтвердил его мнение Энтони Гольдштейн. — Она действительно не зашла бы так далеко. Подписаться именем Темного лорда!.. Чистокровным несвойственна такая бесшабашная храбрость, а она знает, чем это чревато.
— Значит, остается открытым вопрос, у кого такое отменное чувство юмора, — подытожил Эрни Макмиллан.
Глава 15. Новая находка
— Хорошо, что нас не наказали за то, что мы рылись в вещах Малфоя, — остыв, рассудила Гермиона.
Гарри, сам все еще не успокоившись, раздраженно повел плечом. Но все же он был благодарен подруге за эти слова. На этот раз, помимо всего присущего ей благоразумия, он понимал, что она чувствует то же самое, что и он, и все члены Д.А.
Обдумать поражение времени не было. Впереди ждал квиддич, и для Рона это стало новым поводом для негодования.
— Хуже всего, что Малфоя тоже отправляют вместе с нами, как будто он так же, как и мы, заслуживает доверия, — ворчал он.
— Нет, еще хуже то, что теперь Фадж думает, что это мы не заслуживаем доверия, поскольку ведем себя странно, — добавила Гермиона и, не прибегая к помощи блокнота, принялась советовать, как вести себя осторожно во время соревнований.
Первый выездной матч по квиддичу предполагал, что вся команда, включая запасных игроков, переместится в Германию. Накануне мадам Трюк собрала своих подопечных в раздевалке и выдала напутственное слово.
— Игра будет жесткой, — сказала она. — Это будет намного серьезнее того, к чему вы привыкли. Уверена, каждая школа выставит свои лучшие силы. Это не время для проверок и проб, это способ показать все, на что вы способны!
Ее требовательность Гарри легко проглотил. А вот то, что присутствующие слизеринцы делали вид, что все забыли, и даже Малфой имел наглость по-идиотски ему улыбаться, основательно выбивало из колеи.
— Гарри, не вздумай! — шипел ему в спину Рон. — Ты же не хочешь, чтобы тебя отстранили прямо перед игрой за неуравновешенное поведение! А то еще и Крэбб или Гойл опять распустят руки, и будешь, как Маклаген.
В пятницу с утра Гарри, как обычно, пошел на уроки. Лишь ближе к вечеру, когда все уже снова стало казаться ему таким будничным, они с Роном собрали специально выданные спортивные сумки. В том, как через камин директора игроки отправились в Министерство, в отдел магических путей сообщения, не было ничего интересного. Тем более, умудренные опытом завучи пропустили слизеринцев последними.
В Министерстве Гарри уже бывал, так что, глядя, как другие, включая Крэбба и Гойла, вертят головами, разинув рты от восторга, лишь снисходительно усмехался. В отделе путей сообщения он вполуха слушал, как сотрудник Министерства рассказывает о предстоящем перемещении, затем им представили некоего мистера Клэгга, специалиста по международному магическому сотрудничеству, который должен был сопровождать их и выполнять функции переводчика.
— А теперь прошу сюда, — сказал сотрудник отдела магических путей сообщения, и Гарри с удивлением обнаружил, что перед ним, судя по виду, самый обыкновенный лифт. Впрочем, зайдя туда и обнаружив, что все прочие игроки и сопровождающий помещаются друг от друга на определенном, и не маленьком, расстоянии, он предположил, что лифт этот, похоже, еще и безразмерный. Попытавшись поднять руку и пригладить волосы, Гарри почувствовал, что движение дается ему с трудом, как будто он пытался рассечь не воздух, а смолу.
— Напоминаю, я просил не двигаться, — серьезно произнес отправляющий их чиновник.
— Мерлин! Поскорее бы эту штуку усовершенствовали, — вздохнул мистер Клэгг неподалеку от Гарри.
Поначалу юношу не обеспокоило прозвучавшее в его голосе уныние. Но по мере того, как двери сходились, все вокруг чернело, стены растворялись, утрачивая контуры. Скоро Гарри стало казаться, что все, включая и его, зависли в черном вибрирующем пространстве. Повинуясь инстинкту, он закрыл глаза.
Состояние у него было не из приятных. Дыхание перехватило, он вообще не мог почувствовать, что дышит, хотя, безусловно, дышал. Возможно, тошнота была просто следствием страха, но Гарри придерживался иного мнения. Высказывание мистера Клэгга в неподвижно застывшем времени становилось все понятнее.
Всякий раз, поддаваясь соблазну открыть глаза, Гарри искренне сожалел, что так поступил, потому что головокружение становилось нестерпимым, а закрыть глаза снова оказывалось чрезвычайно трудно. Порой до него доносились стоны, что удивительно, еле слышные, хотя товарищи по команде находились ближе, чем на расстоянии вытянутой руки. Другое дело, что он никак не мог эту руку вытянуть, как-то пошевелиться, он словно слипся, не зная, когда это кончится.