Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сыщем ещё худородных. В дерьме завсегда много мух копается разных, — философствовал Матвей Калганов.
— Погодите-ка, братья, — напрягся Фёдор Иванович, — а что будет если Яшка возьмёт… да и выполнит... лисиный наказ, ась? Возьмёт… да и стравит Царя?
— И что тебя так растревожило, братец Фёдор? Подивился подлой методе князей Милосельских? — полюбопытствовал средний Калганов, рассматривая острое лезвие клинка ятагана.
— Так ить! — покрутил жирным пальцем хозяин дома.
— Нам бы под крыла стрелецкие встать. Да услать Опричное войско на подавление новгородского бунта. А там пущай Яков Данилович хоть весь государев двор стравит... нам всё едино своих людей туда ставить. Новая метла — по-новому подметает! — Матвей Калганов резко махнул десницей, порезав остриём ятагана воздух.
Еремей напугано ойкнул, а потом озадачился:
— Как же так, Матвей Иванович? Государь ведь!
— Что Государь? Был Государь — да выходит весь. Не нынче, так к завтрему окочурится. Да и нечего в гадалки играть. Ежели да кабы. Чего воздух сотрясать пустыми предположениями? Стравит, не стравит...
Матвей Калганов принялся крутить ятаганом пируэты в воздухе.
— Наместник тверской земли Турчин сделал Никите донос и бумагу на стол положил, а воронёнок противный... всё тянет... котяру за хвост. Не желают они отпускать от себя Опричнину. Ну ничего... Милосельские. Скоро сбирается Боярский Совет — устрою баталию вам!
Средний брат издал хищный рёв и всадил турецкий кинжал в стол. Его братья с перепугу аж подпрыгнули на стулах.
— Опять ты его сюда засунул! Весь палисандер запоганил уже своей тыкалкой! — возмущался хозяин стола.
— Трон осилим... с Милосельскими… знаете, чего сделаем?
Фёдор Калганов сглотнул слюну, Еремей бегло перекрестился.
Казнить князей? Первую на Руси знать изничтожить?
Часть 3. Глава 11. Дурачка праздновать
Фёдор Калганов сглотнул слюну, Еремей бегло перекрестился.
— Воеводами к башкирцам отправим, на восточные рубежи!
— Хм, к башкирцам?
— Именно, Фёдор Иванович! — произнёс средний брат.
— А может... тогось, — качнул головой старший Калганов в сторону вонзённого в стол ятагана.
— Розыск покажет, — подытожил глава Посольского ведомства. — Митрополита… в отставку гнать, куда далее. Поднёс бы ему полководец наш зельюшку. Вот уж действительно услужил бы, царёв кравчий.
— Как же быть с его предложением... по стремянным? — вопросил хозяин дома.
— К завтрему у меня разговор с человечком назначен, — средний брат положил ладонь на рукоять турецкого кинжала и малость пошатал его, — Ежели и он не выручит по стрельцам... Яшкино примем... участие в деле.
Матвей Калганов вынул ятаган и вонзил клинок в ножны за пояс.
— Время позднее, Фёдор Иванович. У тебя заночую... в конюшне, вместе с гайдуками своими. Шибко на сене люблю почивать я. Покойной вам ноченьки, почтенные братия! — сымитировал шинорную интонацию голоса недавнего визитёра средний Калганов.
Так и расстались
Полночь ещё не стукнула, но на постоялом дворе, что размещался на окраине Ямской слободы, разумеется, все постояльцы и сам хозяин спали. К воротам подъехали на конях двое поночёвщиков, один из них принялся дубасить по дереву кулаком, завыли псы. Хозяин постоялого двора, невысокого роста плотный мужик с глубокой лысиной, заглянул в расщелину и узрел знакомые вихри. Отчаянно ругаясь, он открыл ворота и впустил на двор гостей. Его пыл поумерила горсточка серебра: хозяин сразу оттаял душой, сам привязал лошадей к коновязи, отвёл парочку почивать в маленькую горенку на второй связи, и ещё краюху хлебца пожертвовал — пожевать перед сном. Гости долго отсыпались, прочие постояльцы с утра пораньше разъехались, а полуночники поднялись с лавок, когда солнце уже завершило восход к небесам. Батыршин и его ряженый боярин присели на поздний за́утрок. Хозяин поставил им по стакану молока, по краюхе хлеба дал каждому. Разогрел в печи репник на солоде и толокне, и утвердил пыжащийся жаром горшок на стол. Митрий Батыршин хлебал молоко маленькими глоточками и с лукавой физиономией следил за плотной и невысокой фигурой хозяина. Его язык чесался, конопатый холоп не выдержал:
— Поведай, дядюшка, чем люди живут? Какие вести имеются?
— С горшечниками вчерась разговор держал, — не сразу ответил хозяин, управляясь по хозяйству. — Среди посадских зело раздражение копится... по ворам Калгановым.
— А знаешь ли ты, борода червивая, что ежели Государь наш отдаст Богу душу, то бояре... Калганова Фёдора посадят на Трон?
Яков Данилович погрузил губы в молоко, но не отхлебнул...
Хозяин покосился на вихри холопа и ничего не ответил. Митрия он знал: давний знакомец, языкатая шельма с золотистыми конопушками. А вот его спутника с седой бородой видел впервые. Пёс его разберёт — какой он из себя человечек. Добро если — смиренный нравом, а ежели молчун синеглазый — зыркун сыскной? Хотя Митькин знакомец навряд ли с посада, такой же чёрный холоп барина, небось.
— Что молчит твой друзьяк, словечка совсем не скажет? Али тугой разумом он? — полюбопытствовал хозяин.
— Не здоровится, хвороба дерёт шибко глотку, — Митрий схватил ложку, зачерпнул ароматной густой похлёбки из горшка, тихонько подул на черпало, и зыркнул лукавыми очами на барина. — Не можно дружку моему... языком толочь.
Батыршин отправил черпало в рот — вкуснотища! Яков Данилович также взял деревянную ложку и полез в пыжащийся жаром горшок, за желанной порцией густого желтоватого варева.
— Где эт вчерась вы так поздно мотались, путники горемычные? — вопросил хозяин корчмы, резво мешая толокушкой некую жидкость в глубокой посудине.
— У девок срамных гостили, — ответил Батыршин.
— Тьфу, сатана блудливая! Жаниться пора тебе, Митрий, покуда от хвори поганой... стручок не отсох.
— На мой стручок не разевай свой роток.
— Страмец.
— Какой есть!
— Ох и блудёжник ты, Митрий.
— Я ить — молодой гусь!
— Молодой да зело срамной. Как баба безсоромная.
— А ты страмятиной боле не приторговывашь, Савва Кузьмич, ась? Мож разбудили бы какую шкурёху в подклёте? Ещё погулять желаю!
Яков Данилович затрясся в беззвучном хохоте и едва не выпустил изо рта наружу горячую жижу репника. Ряженый боярин таки проглотил густое варево и на его синем глазу блеснула слезинка.
— Всурьёз горланишь али шуткуешь? Серебра в достатке маешь?
— Шуткую, Савва Кузьмич. Наблядовался я ноне.
Дверь в помещение раскрылась и внутрь
- Еретик - Мигель Делибес - Историческая проза
- Толкование сновидений - Зигмунд Фрейд - Психология
- Наезды - Александр Бестужев-Марлинский - Русская классическая проза