Читать интересную книгу «Козни врагов наших сокруши…»: Дневники - Никон Рождественский

Сольвычегодск известен своим собором, который представляет собою наиболее уцелевший тип храмов Божиих XVI столетия. Это – целый музей священных древностей того века. Лишь войдете в него, как на вас повеет седою стариной: старинный иконостас, узорчатыя с слюдой царския врата, старыя фрески на стенах, древния иконы в иконостасе, на стенах; кругом всего собора по стенам тянется пояс из древних икон. В ризнице множество шитых пелен такой чудной работы, что знатоки затрудняются указать что-либо подобное. Здесь была куплена за 500 р. древняя плащаница, перекупленная потом в Париже Императором Александром II за 25 000 р. Все эти сокровища древности – дары создателей храма, предков графов Строгановых.

В этом храме я совершил литургию 3 июля. В пении приняли участие дети всех учебных заведений города, с которыми я накануне провел беседу. Приятно было молиться в этом святилище Божием: его древности будили в сердце те струны, которыя некогда звучали в сердцах наших благочестивых предков, и душа чувствовала, что значит наша Русь Православная в ея прошлом… Когда видишь ее как бы лицом к лицу в этих остатках древности, сохранившихся в такой неприкосновенности, то начинаешь понимать не только религиозные, но и эстетические идеалы ея, сердцем ощущать духовную красоту этих идеалов, сравнивать их с занесенными к нам с латинскаго Запада чужими идеалами и любить, крепко любить нашу родную старину за эти, так сказать, переживания, оживляющия в нас наше народное самочувствие народное самосознание… И невольно повторяешь кем-то давно сказанныя слова: “О Русь моя родная! Нет-то тебя в мире краше, нет сердцу милее”. Счастливы художники, вроде В. М. Васнецова, умеющие читать в памятниках старины родной заветы этой старины и воплощать эти заветы в своих поистине безсмертных произведениях искусства! Счастливы писатели и поэты, являющиеся истолкователями этих заветов в своих словесных творениях! Но еще более счастливы те носители духа народнаго благочестия, которые воплощают эти заветы в жизни.

Из Сольвычегодска мы отправились вниз по Большой Двине до села Черевкова. Здесь три священника и больше 12 000 жителей. Мы прибыли в 2 часа ночи; 4-го июля в 8 часов утра в обширный храм собралось множество народа. Я долго беседовал с ним, благословлял, оделял книжками и образками. Ввиду близости раскольников, особенно раскрывал учение о Церкви, о послушании пастырям Церкви, предостерегая от раскольничьих заблуждений. Зашел в часовню, на могилку страдальца иерея Петра, убитаго поляками в 1610 году. Местные обыватели чтут его память как угодника Божия, невинно пострадавшаго за Веру и Отечество. В часовне на могиле стоит столик для совершения панихид. У меня просили разрешения поставить надгробие.

В полдень пришел снизу пароход, на котором мы и отправились обратно вверх до Красноборска. Этот небольшой заштатный городок весною пострадал от пожара. Храм Божий уцелел, и я совершил в нем всенощное бдение по случаю праздника преподобнаго Сергия. После всенощной в местной школе я долго беседовал с собравшимся из соседних сел духовенством, а на другой день совершил литургию и говорил слово о преподобном Сергии.

В этом храме очень изящный, в стиле рококо, иконостас, но неприятно поражает глаз изваяния крылатых существ, рассаженныя по карнизу этого иконостаса, а в алтаре, около престола, по углам сени стоящия фигуры ангелов с свечами в руках. Я сказал: “изваяния крылатых существ”, не желая назвать их херувимами, ибо понятие херувима как-то не вяжется с изображением обнаженных детей, хотя и с крыльями. А у алтарных ангелов руки безобразно толсты. Тела раскрашены и производят антихудожественное впечатление. Приходилось встречать такия изображения и в некоторых других церквах: в Тотьме, например, в Предтеченской церкви сень над престолом поддерживается четырьмя фигурами ангелов с обнаженными ногами, а у царских дверей с одной стороны стоит Ангел-Хранитель с младенцем, которому показывает рукою на небо, а с другой Архангел Михаил, поражающий сатану. Но копье Архангела давно сломано, осталась только поднятая рука, а сатана с рогами, оскалив зубы, смотрит на молящихся и будто смеется… Я приказал немедленно убрать эти фигуры, а обнаженныя ноги ангелов, держащих сень, прикрыть парчею. В Красноборске над самым престолом, на плафоне сени, резное изображение Бога Отца с простертыми вниз руками, тоже раскрашенное, я также велел снять. Уж очень тяжелое впечатление производят такия фигуры на молящихся: по крайней мере, я это испытал на себе. Церковная власть не раз делала распоряжение, чтоб не допускать резных изображений, кроме распятий искусной резьбы; и однакоже эти распоряжения часто нарушаются, и даже находятся защитники “елисаветинской старины”, которые обращаются к архиереям с просьбами беречь эту “старину”. Пусть бы это были еще художественныя изображения, без всякой раскраски: можно бы их за “старину” потерпеть, но когда такое изображение раскрашено, когда оно, как вышеупомянутое изображение сатаны, граничит с кощунством, по крайней мере, вызывает шутки у зрителей, то, пусть гг. археологи простят мне это, я требую убрать их с иконостаса… Закон художества говорит, что два искусства – ваяние и живопись не терпят смешения: возьмите статую великаго неподражаемаго ваятеля древности Фидия и поручите ее раскрасить не менее великому живописцу Рафаэлю – получится безобразие… Зачем же допускать такое безобразие в наших святых храмах? Ваяние и без раскраски слишком плотяно, слишком грубо вещественно, чтоб служить Православной Церкви: оно усвоено латинской церковью как наследство времен языческих (известно, например, что одна фигура Юпитера в Риме превращена в изображение Апостола Петра: только вместо перунов в руку его даны ключи). Нам нужно помнить, что в церковном искусстве наша Церковь полагает в основу одухотворение, а латинская – оплотянение; отсюда у нас идеал иконы – иконопись, а на Западе – живопись, у нас – иконы, а там – статуи, у нас – дивный обряд, а там – театральная церемония… Восемнадцатый век, век измены родным идеалам старины православной, без всякаго разбора насаждал у нас и вносил во святая святых – в наши св. храмы плотяный реализм западнаго искусства, и вот – его плоды: эта портретная живопись с натурщиков и натурщиц, эти статуи почти топорной работы, эти обнаженныя фигуры у самаго престола Господня, эти обнаженныя дети, сидящия на карнизах иконостасов… Ужели все это надо охранять как “елисаветинскую старину”? Ужели беречь и этого сатану, злобно-насмешливо выглядывавшаго в открытых царских дверях? Думаю, что ни один православный археолог не станет защищать все это. Я не говорю, что нужно уничтожать, а просто убрать из Божьего храма: если угодно – берегите это в музеях как памятник неразумнаго увлечения наших предков западными реалистическими идеалами и пренебрежения высокими, чистыми, духовными идеалами старой Руси, вследствие непонимания их… Кстати сказать: в Сольвычегодске под историческим собором есть целый музей таких статуй, особенно статуй Христа в темнице: все оне производят очень тяжелое впечатление. А в нашем Вологодском древнехранилище есть даже гроб с резным изображением Христа… Что же: ужели и это все оставлять в церквах?

В Красноборске мы сели на пароход до Устюга, куда и прибыли утром 6-го числа. Два дня посвятил я осмотру монастырей, училищ, некоторых церквей, беседовал с духовенством, а 8-го числа, в день праведнаго Прокопия юродиваго, служил у его святых мощей вместе с преосвященным Алексием, викарием Великоустюжским. Слово было сказано мною о том, храним ли мы заветы праведника и не грозит ли нам туча гнева Божия, которую некогда предвидел великий святитель Московский Митрополит Филарет?

Устюг – самый красивый город во всей Вологодской губернии. Подъезжая к нему на пароходе – только и видишь: церкви, церкви и церкви… На одной площади пять приходских церквей! Невольно задумываешься над этой любовью наших предков к постройке церквей: казалось бы, какая нужда была строить их столько? Что в Устюге, то и в Тотьме, и в Сольвычегодске, и даже в некоторых селах. Теперь при некоторых приходских есть даже по две, по три приписных церкви. Видно, церковное строение было в старину потребностью русской души; видно, наши предки почитали это дело, независимо от того, нужен или не нужен храм для прихода, делом Богу угодным, душеспасительным… И почти в каждом храме имеется по нескольку приделов. Когда осматриваешь эти храмы, когда переходишь от одного к другому, то будто переносишься духом в старыя добрыя времена, когда все эти храмы были полны народа, когда все они, без сомнения, имели свои причты, когда благочестие народное питалось богослужением в этих храмах… И грустно становится, когда ту старину сравниваешь с нашим временем, когда и в храмах стало просторно, хотя, без сомнения, народонаселение значительно увеличилось, когда и служба Божия совершается уж не так истово, как было во дни оны древние…