Но была ли ошибка?
Рассказывали, что квартиру Галины обыскивали в ее присутствии. Она была привычно пьяна. С интересом и дружелюбием наблюдала за обыском, помогала ему. Не читая, подписала протокол обыска. И тут же предложила всем, кто обыскивал ее дом, выпить с нею.
— Вы все еще вспомните моего отца и его время. Как вам жилось при нем! — якобы сказала она на прощание.
Пора вернуться к моей героине.
* * *
Не странно ли: на протяжении долгих лет — горы сплетен, слухов, легенд о семье Брежнева, о его родственниках, о Галине, о злоупотреблениях — и никогда или почти никогда о ней.
Викторию Петровну сплетни обтекали.
Сидим с ней в нешироком холле, где живо только разрушенное прошлое, едва теплится настоящее и почти неощутимо будущее. Она начинает тихо, спокойно отвечать на мои немудреные вопросы. Я хочу узнать о ней самое простое: кто она, чья дочка, где родилась, как познакомилась с Леонидом Ильичом.
— Родилась я в Курске, в семье паровозного машиниста. Отец Петр Никанорович Денисов.
— А я слышала, что вы по отцу Ольшевская и он был преподавателем в институте.
— Нет, — спокойно опровергает Виктория Петровна, — это не так. В семье было пять человек детей, мама не работала. Я окончила школу, пошла учиться в медицинский техникум. Познакомились мы с Леонидом Ильичом на танцах. В Курске.
Он пригласил мою подружку. Отказалась. Он еще раз пригласил. Отказалась.
«А ты пойдешь, Витя?» — спросил он.
Я пошла. На другой день он опять подружку приглашает, и опять она не идет танцевать с ним. И опять идет Витя Денисова.
— Почему не пошла подружка?
— Он танцевать не умел. Я его научила. С танцев все и началось. Стал провожать. Я к нему присматривалась. Серьезный. Хорошо учился.
— Красивый был в молодости?
— Не сказать. Прическа у него была на косой пробор. Не шла ему. Я ему потом прическу придумала, он с ней всю жизнь проходил. Познакомились в двадцать пятом году, в двадцать восьмом поженились.
— А что он окончил?
— Курский землеустроительный техникум. Землемер. Потом он и металлургический институт окончил. Партийная работа, война, Малая земля. Леонид Ильич работал первым секретарем Днепропетровского обкома партии с сорок седьмого по пятидесятый. Потом в Молдавии, Первым секретарем ЦК КПСС. Потом в Казахстане. На целине. Потом — Москва. В мае шестидесятого его избрали Председателем Президиума Верховного Совета, ну, а с шестьдесят шестого — Генеральный секретарь.
— Вы работали?
— Недолго. Акушеркой. Потом Галя родилась. Юра. Леня детей почти не видел — всегда на работе. И по воскресеньям — сядем все за стол, он очень любил, чтобы вся семья сидела, и только начнем обед — звонок: вызывают. Срочное дело.
— Значит, вы стали домашней хозяйкой?
— Сначала я не умела готовить. Но как-то сразу захотела научиться. И наверно, у меня к этому делу есть способности. Леонид Ильич, дети, да и все, кто бывал у нас, всегда хвалили мои приготовления.
— Какое коронное блюдо у вас?
— Много. Леонид Ильич любил мои борщи. Знаете, украинские борщи есть разных типов: холодный и горячий, постный и на мясном наваре. Котлеты. Секрет хороших котлет в том, чтобы хорошо выбить фарш перед тем, как жарить.
Я рынки люблю. Когда на Украине жили, в конце сороковых, — Леонид Ильич там, в Днепропетровске, был Первым обкома, — я всегда сама ездила на рынок и выбирала продукты. Битую птицу никогда не брала. А вдруг она сама умерла от болезни? Выбирала живую, да самую хорошую. В клетках куры на рынках сидели. По субботам и воскресеньям — красота. Я долго выбирала, потом говорила: «Вот эту мне!»
Или рыба. Днепропетровск ведь на Днепре. Какие судаки были! Сазаны! А теперь ем все диетическое: выпаренное, вываренное, невкусное. Только и осталось вспоминать.
— У Леонида Ильича был хороший аппетит?
— Отменный. И всегда хвалил. Ему моя кухня очень подходила. «Лучше Вити никто не готовит».
— Вити?
— Меня Викторией назвали потому, что в Курске, где я родилась, было много поляков, они жили по соседству, у них было много девочек Викторий. Ну и я стала Виктория. А сокращенно он звал меня Витя с первого дня знакомства.
— Виктория Петровна, почему вы никогда не показывались рядом с Леонидом Ильичом, никуда с ним не ездили?
— Как так не ездила? Я много с ним ездила. В Индии была. С Джавахарлалом Неру встречалась. На слонах каталась. В митинге участвовала. Огромное поле — масса народа. Выступают Неру и Брежнев.
И во Франции была с Леонидом Ильичом. Там у меня конфуз вышел. Прилетели мы, торжественная встреча, а вдалеке демонстрация стоит с плакатами. И среди плакатов такое содержание: «Виктория Петровна! Вы — еврейка! Помогите своему народу! Пусть евреев отпустят на родную землю».
А мне неудобно. Я не еврейка, хотя говорили, что была очень похожа. И сказать, что не еврейка, неловко, еще подумают, что я от нации своей отказываюсь, как это у нас бывало.
Вообще я вам скажу, действительно не любила я эти поездки и, если можно не ехать, не ездила. Ничего в них не видишь. Сидишь в машине, и слышишь экскурсовода: «Повернитесь направо — Эйфелева башня, налево — собор Парижской богоматери».
А выйти и провести хоть полчаса в соборе — нет времени. Все по верхам. Я так не люблю.
— Виктория Петровна, как вы относились к Нине Петровне Хрущевой?
— Хорошо. Она была достойная женщина. Образованная. Умная. Мы одно время в Карловых Варах вместе в одном санатории лечились.
— А потом, после шестьдесят четвертого года?
— Потом? Встречались в кремлевской поликлинике. Разговаривали. О здоровье. Мы вообще домами не дружили, но хорошие отношения между нами всегда были одинаковые, несмотря ни на что.
— Но вы ей звонили в трудные дни? Поддерживали?
— Нет.
Людмила Владимировна, жена сына Брежневых, Юрия, присоединяется к нашему разговору.
— Ты, Люся, взяла последние продукты? — спрашивает сноху Виктория Петровна.
— Там еще восемь талонов осталось. Но продукты такие, что вам нельзя: кофе, сгущенка — все не диетическое.
— Ну ладно, — кротко соглашается Виктория Петровна.
Ее сноха объясняет, что скоро, вероятно, не будет спецпайков для вдов вождей и крупных работников. Закрывается старый ленинский спецраспределитель. Беспартийные партийцы нового типа, рассыпавшие ленинско-сталинскую машину управления, рассыпают и ее «сладкий отсек», так разросшийся с ленинских времен.
Эта слепая женщина остается один на один перед надвигающейся зимой 1991 года. Ей, конечно, не много нужно. Она, конечно, продержится. Но ей, конечно, обидно, потому что у нее своя правда — жены, хозяйки, матери, бабушки, тетушки: как же они без ее продуктов останутся?
Закрывается старый распределитель — открывается новый? — вопросительно думаю я.
Иначе как же?
Не пойдут же в очередь Раиса Максимовна Горбачева и Наина Иосифовна Ельцина.
Но этот вопрос не к Виктории Петровне. Я прощаюсь с нею. Она прощается со мной, и Аня уводит ее — медленно, медленно. Виктория Петровна улыбается.
Она так проста и обыкновенна, что я, кажется, ничего не поняла в ней…
* * *
Людмила Владимировна, сноха Брежневых, моложава и приветлива. Ее тоже обходили стороной прилипчивые слухи, наверно, потому, что нечего сказать об умной, уравновешенной женщине, которая в силу обстоятельств понимает больше, чем нужно, и может сделать меньше, чем возможно. Вообще снохи — особая тема: Галина Сергеевна, сноха Каменева, Надежда Ивановна, сноха Ворошилова, Людмила Владимировна, сноха Брежнева. Они, разумеется, разные, но во всех троих есть одна черта: я бы назвала ее сосредоточенной наблюдательностью.
Они жили кремлевской жизнью, подчиняясь ее и сладким и суровым законам. Они в разной степени и в разное время, но все же узнали оборотную сторону золотой медали кремлевской жизни, когда жизнь Кремля отказала им в главных привилегиях, оставив много меньшие.
Они, все три, каждая по-своему, терпели от свекровей, облеченных громадными возможностями внутри дома: приказывать, повелевать, угнетать.
Они сегодня стараются быть объективными. Говорят, что непросто жилось им со свекровями, и все же ни одна плохо не отзывается о вельможной свекрови. А могли бы свести счеты.
Неужели все три женщины являют собой некое новое женское начало интеллигентности?
Может быть, оно — хорошо забытое старое?
— Когда мы с Юрием Леонидовичем поженились и стала я жить в семье Брежневых, они меня сразу радушно приняли. Леониду Ильичу с его широким характером я пришлась по душе. Требовал, чтобы я называла их обоих «мама» и «папа». А я сначала не могла — свои родители живы. Леонид Ильич однажды при мне говорит Виктории Петровне: «Витя, а Витя, а ведь наша сноха нас не уважает». — «Почему?» — «Не хочет «мамой» и «папой» называть».