Троцкий в критике внутрипартийного режима».
Рютин имел даже смелость написать, что он считает Сталина «… своего рода злым гением русской революции, который, движимый интересами личного властолюбия и мстительности, привел революцию на край гибели». Выход из создавшегося положения Рютин видел в восстановлении прав партийной политической бюрократии всех течений (а не только в ликвидации «диктатуры партийного аппарата над аппаратом советско-правительственным», как считает Б. Николаевский), что в его платформе называлось «оздоровлением партии». «Достижение этой цели, — писал он, — без устранения Сталина невозможно»[456].
Сталин, один из первых через органы ГПУ получивший этот документ, объявил его на заседании ЦК, как сообщает Б. Николаевский, «призывом к его убийству и потребовал расстрела не только Рютина, но и целого ряда других видных партийных деятелей, которые были причастны к распространению рютинского проекта».
Так впервые в истории партии было выдвинуто требование расстреливать инакомыслящих из собственной среды и поддерживать у представителей высшего партийного слоя таким образом «идеологическое единство».
Вопрос шел теперь не только о расстреле Рютина и его группы. Он носил принципиальный характер, имевший решающее значение для всей политической бюрократии. Вопрос этот вызвал ожесточенную дискуссию на так называемом «сентябрьском пленуме» ЦК 1932 года, когда Сталину не удалось провести своего требования о расстреле Рютина и его группы. По данным, которые приводит Б. Николаевский, Киров решительно возглавил группу членов Политбюро, выступавших против такого решения. Его поддержали Косиор, Рудзутак, Куйбышев и, видимо, Орджоникидзе, состоявший, как известно, начиная с XV съезда, во всех комиссиях по вопросам оппозиции. Каганович и Молотов стояли на стороне Сталина, Калинин занимал неопределенную позицию, ожидая до последнего момента, на чьей стороне окажется большинство. Нет сомнения, что известная популярность Кирова в партии возникла после этого «сентябрьского» пленума ЦК, когда он спас головы рютинской группы и этим самым показал всей политической бюрократии в партии, что стоит на страже ее интересов.
Рютинская группа попала в различные политизоляторы (по свидетельству Чилиги, Рютин в 1933 году недолгое время сидел в Верхнеуральском изоляторе. См. А. Чилига, там же, стр. 163). Но в этот период многочисленные представители бывшей оппозиции занимали еще значительные должности в государственном аппарате. Естественно, что их взоры обратились на пользовавшегося большой популярностью в Ленинграде Кирова и они видели в нем не только гаранта прав политической бюрократии в Политбюро, но и, возможно, будущего возглавителя сторонников «оздоровления партии».
В качестве одного из многочисленных примеров приведем кратко партийную биографию Петра Антоновича Залуцкого, одного из столпов зиновьевской Ленинградской оппозиции.
Эсер-максималист в 1905 году, он примыкает к большевикам в 1907 году и является участником Пражской конференции. Сотрудничает в «Звезде» и «Правде» в 1911–1912 гг. и делается сразу одним из главных организаторов солдатской секции Петроградского совета в 1917 году после Февральской революции. Залуцкий — член Военно-революционного комитета в Октябре, член совета (комиссар) различных армий на Восточном, Южном, Западном фронтах во время гражданской войны. С 1921 года член президиума ВЦИК секретарь партии сначала на Урале, а потом в Ленинграде. На XIV съезде один из лидеров «ленинградской», а потом «новой» оппозиции. Как и другие, исключен из партии на XV съезде, но уже через несколько месяцев восстановлен и с 1929 года занимает значительный пост — председателя Нижне-Волжского крайсовнархоза. Занимая в 1932-1933 годах пост начальника Каширского электростроя, Залуцкий, конечно, не мог не беспокоиться за свое будущее и готов был, как и все другие, стать под любое знамя, несущее восстановление его в правах крупного представителя политической бюрократии.
Глава 32
Убийство Кирова и ежовщина
28 января 1934 года был собран XVII съезд партии. Вынужденное отступление как в вопросе коллективизации, так и в вопросе темпов индустриализации не могло укрепить авторитета Сталина. Авторитет же Кирова в глазах партийной бюрократии, после того как в деле Рютина он и его сторонники недопустили смертной казни, еще больше возрос.
Политика примирения, защитником которой был Киров, нашла свое выражение в том, что в ЦК были избраны не только Бухарин, Рыков, Томский, но как кандидаты снова и Каменев и Зиновьев …
Шли споры и о готовившейся новой конституции, которая по замыслу участвовавшего в ее составлении Бухарина должна была смягчить проявления коммунистической диктатуры по отношению, прежде всего, крестьянства.
После страшных лет голода и нищеты в виде обещания была выработана «Программа повышения материального и культурного уровня рабочих и крестьян»[457].
Существенным решением во внутрипартийных вопросах было решение первого же после съезда пленума ЦК о переезде Кирова из Ленинграда в Москву на работу в секретариат ЦК.
В секретариате образовался, таким образом, дуумвират из Сталина-Кирова. По меньшей мере ставился предел единовластному хозяйничанью Сталина в секретариате. Все знали, что Киров обладал волей и что у него не было недостатка в умении проявить власть.
Кирову явно сочувствовало большинство в ЦК, да и в Политбюро положение Сталина после неудачи в деле Рютина было поколеблено. Сталин не мог не понимать, что переезд Кирова в Москву означает шаг на пути к системе коллективного руководства. В случае возвращения к этой системе, теперь у него уже не было возможности прятаться за чужие спины на политической арене внутрипартийной борьбы. В первые годы коллективизации и индустриализации он уже разыграл все свои карты, обнаружив помимо всего, что карты его с сильным троцкистским оттенком. Кругом него в партии везде были враги, нажитые им в двадцатые годы во время внутрипартийной борьбы.
Киров вернулся с ноябрьского пленума ЦК в Ленинград всего на несколько дней с тем, чтобы окончательно переехать в Москву. Но 1 декабря 1934 года он был убит выстрелом Николаева в Смольном.
Обстоятельства убийства Кирова до сих пор содержат в себе много загадочного. Однако причастие Сталина к этому убийству после доклада Хрущева на закрытом заседании XX съезда не может больше подвергаться сомнению. Хрущев говорил: «Есть причины подозревать, что убийце Кирова — Николаеву — помогал кто-то из людей, в обязанности которых входила охрана личности Кирова». И дальше: «Необычайно подозрительно и то обстоятельство, что когда чекиста, входившего в состав личной охраны Кирова везли на допрос 2 декабря 1934 года, то он погиб во время автомобильной катастрофы, во время которой не пострадал ни один из других пассажиров машины». Сразу после убийства Кирова руководство ленинградского НКВД во главе с Медведем почти не пострадало, все они были расстреляны много позже, в 1937–1938 гг., когда Сталин явно хотел, как говорит Хрущев, «скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова»[458].
Несмотря на то, что Хрущев нигде не назвал Сталина в качестве организатора убийства, его доклад