короткому отрывку, была принята.
Среди имеющихся ныне описаний февральско-мартовского пленума ЦК 1937 года наиболее полное принадлежит перу комдива В. Кривитского, бывшего в рассматриваемое время начальником Европейского отдела Разведывательного управления РККА. Напомним, что в официальном сообщении об этом пленуме ничего не говорится ни о докладе Ежова, ни о резолюции, принятой по его докладу.
О том, что происходило на пленуме, до сих пор опубликована только одна фраза: «Пленум рассмотрел также вопрос об антипартийной деятельности Бухарина и Рыкова и постановил исключить их из рядов ВКП(б)»[463].
Из членов и кандидатов, избранных на XVII съезде в ЦК, оставалось не более 70 человек.
Дрожащие от страха, с перенапряженными от ежеминутного ожидания ареста нервами, эти люди слушали речь Сталина, говорившего, что чистка проведена недостаточно глубоко, что «выкорчевывание врагов» отстает от требований момента, и напиравшего на свою теоретическую формулу, что по мере построения социализма классовые противоречия растут и обостряются.
Ягода, уже снятый с поста наркома внутренних дел и заменивший Рыкова на посту наркома связи, — очевидный для всех признак нависшей над его головой тучи, — был первым объектом организованного «разоблачения», к которому, наряду со Сталиным, призывал в своем докладе Ежов. Члены ЦК, как свора гончих, бросились с обвинениями по-адресу того, кто еще недавно обладал ничем не ограниченной властью над жизнью и смертью миллионов людей.
Согласно Кривитскому, Ягода, понимая свое положение, даже не отвечал на все брошенные ему обвинения. Он только холодно и спокойно заметил: «Жаль, что я не арестовал вас всех раньше, когда я еще был у власти»[464].
Затем в зал заседания охранники ввели уже арестованных Рыкова и Бухарина (последний незадолго до ареста еще ездил за границу).
Бухарин отрицал все обвинения в связи с троцкистами и в организации тайного блока правых. Он призывал ЦК рассмотреть его дело, убедиться в его невиновности. Слабый по натуре, он плакал во время этого своего последнего выступления в Центральном Комитете.
Сталин явно ожидал от Рыкова и Бухарина другого — нового самобичевания, покаяния во всех своих «ошибках» и в «антипартийной деятельности», признания абсолютной правоты его, Сталина. Он раздраженно крикнул Бухарину: «Революционеры не так себя защищают. Если ты невиновен, то это ты можешь доказывать и в тюремной камере».
Этого было достаточно для собрания. Под крики «Смерть предателям!», «Расстрелять их!», охранники вывели Бухарина и Рыкова из зала.
Атмосфера пленума была распространена Сталиным и Ежовым как на всю страну, так и на партию. В результате ежовщины, наряду с Рудзутаком, Косиором, Чубарем и расстрелянными кандидатами в члены Политбюро Постышевым, Эйхе (Петровский выжил), погиб и Орджоникидзе. Он застрелился, после того как Сталин приказал расстрелять его брата. Помимо этого факта, сообщенного Хрущевым, известно, что Сталин любил испытывать верность своих ближайших сотрудников путем ликвидации их родственников. Расстрелян был и брат Кагановича, несмотря на то, что младшая сестра обоих братьев играла роль третьей жены Сталина.
«… из 139 членов и кандидатов ЦК партии, избранных на XVII съезде, — сообщает Хрущев на закрытом заседании XX съезда, — 98 человек, т. е. 70 %, были арестованы и расстреляны (большинство в 1937–1938 годах) … Из 1956 делегатов с правом избирательного или совещательного голоса, 1108, т. е. явное большинство, были арестованы и обвинены в контрреволюционных преступлениях».
Если накануне XVII съезда в 1933 году было 3 миллиона 555 тысяч членов и кандидатов партии, то к 1938 их осталось 1 миллион 920 тысяч. Более полутора миллионов членов и кандидатов партии были или арестованы или исключены, что в большинстве случаев означало позднейший арест. Не только так называемая «ленинская гвардия», но и большинство членов партии, принятых до «ленинского призыва» и во время него, фактически перестали играть ведущую роль в партии. Сталин, казалось, достиг своей цели — его диктатура опиралась теперь на людей, большинство которых было обязано всем только ему.
Достигнув, наконец, «идеологического единства», он и оформил его: в 1938 году вышел «эталон» этого единства — «Краткий курс истории ВКП(б)».
Глава 33
Открытые процессы тридцатых годов
Проводя кровавую чистку и одновременно наполняя концлагери миллионами осужденных на мучительный рабский труд, Сталин не терял из вида своей главной цели: закрепление своей роли вождя и диктатора в партии.
Этой цели были подчинены «открытые процессы» тридцатых годов, на которых под дирижерскую палочку Вышинского прошли, бичуя себя, приписывая себе самые невероятные преступления и представляя себя агентами всевозможных иностранных разведок, виднейшие представители «ленинской гвардии».
Сталин стремился представить своих бывших конкурентов в борьбе за власть людьми, лишенными каких бы то ни было взглядов и убеждений. Уничтожая всех, кто знал его, когда «великий вождь» был еще закулисным интриганом, политически прятавшимся сначала за Каменева и Зиновьева, а потом за Рыкова и Бухарина, Сталин пытался заменить историю партии фикцией. Смысл этого превращения истории партии в фикцию, в подделку, каким является «Краткий курс истории ВКП(б)», — в стремлении запретить изучение истории, скрыть факты за пределами изданного «при участии Сталина» (потом присвоившего себе полностью авторство) эталона истории партии.
Другой задачей, как всей чистки, так и «процессов», в частности, было стремление Сталина абсолютно и окончательно подчинить себе тех, кто оставался за пределами ежовских тюрем в качестве «верных сталинцев».
Применяя шантаж как метод вербовки сторонников еще в начале своей борьбы за власть, Сталин в ходе чистки достиг того, что почти все оставленные им на свободе представители верхушки партии, ради спасения собственной шкуры, ради того, чтобы уцелеть, судорожно должны были заниматься предательством своих бывших друзей, доносить, публично призывать «к бдительности», т. е. становиться подручными Ежова и его аппарата.
Таким образом, в 1936–1938 годах происходит отбор новой верхушки партии. В этот период выдвигаются самые беспринципные люди с низменными инстинктами, с одной стороны демонстрирующие свою лакейскую преданность, с другой — готовые расправиться самым жестоким образом со всяким сопротивлением в народе, готовые звериным способом осуществлять власть диктатора, «не ограниченного никакими законами».
В качестве «последовательных сталинцев» выдвигаются в этот период Маленков, Жданов, Хрущев на Украине, Булганин в Москве. Ворошилов участвует в шемякином суде над Тухачевским и виднейшими военными, арестованными вместе с ним, Каганович прославляет НКВД, несмотря на арест и расстрел одного из своих братьев.
В ходе кровавых событий 1936–1938 годов многие из бывшей оппозиции, прежде, чем быть расстрелянными, выступали с гнусными заявлениями, ради того, чтобы попасть в число уцелевших, и выполняли тем самым стремления Сталина, о которых мы говорили выше.
Накануне своего ареста, например, как пишет Н. Валентинов[465], Пятаков «приветствуя расстрел Каменева и Зиновьева» поместил 21 августа 1936