по сравнению с 1913 годом.
Глава 31
Диктатура Сталина и партия в период индустриализации
Трудно представить после всех предшествующих съездов партии, даже после сравнительно бедного неожиданностями XV съезда, более скучную, монотонную и лживую картину, чем та, которую явил собой собравшийся 26 июня 1930 года XVI съезд.
По сути дела он был посвящен единственному вопросу — оформлению единовластия Сталина. Он был демонстрацией культа личности на уровне общепартийного форума. Все остальное служило лишь иллюстрацией к принятым на XVI партконференции решениям.
XVI съезд был первым съездом, где Сталин уже не боялся никаких «неожиданных» выступлений. Если сталинская режиссура на XV съезде все еще усиленно занималась подготовкой контрвыступлений сразу после выступлений лидеров оппозиции, бесспорно специально готовилась и готовила других к таким выступлениям как выступление Каменева, создавая заранее «мнение» съезда путем подбора крикунов, инициаторов «прерывания» речей или «бурных оваций», то на XVI съезде режиссура не нуждалась в выработке такой относительно сложной тактики — она целиком была построена на организации оваций вождю.
Таким образом, «год великого перелома» сделал свое дело и в самой партии. Остаткам свободно высказываемых мнений (хотя и в узком коридоре доктрины) о партийной политике, о внутрипартийной жизни был теперь также положен предел, как остаткам экономической свободы крестьянства и части городского населения.
Нет надобности останавливаться на докладе Сталина — он не сказал ничего нового для делегатов съезда, повторив лишь решения предыдущих пленумов и XVI партконференции. Весь вопрос заключался лишь в том — как выступал Сталин. А он выступал как хозяин и в этом своем новом качестве позволял себе заниматься той дешевой демагогией, которая раньше спускалась лишь на «массовые митинги» и выслушивание которой еще никогда не было уделом делегатов съезда партии.
Доклад Сталина был построен примерно на следующем принципе: у нас не было авиационной промышленности — теперь она у нас есть. У нас не было автомобильной, тракторной и др. промышленностей — теперь они у нас есть.
Император Николай I, например, 100 лет назад мог с таким же успехом сказать: «У нас не было железных дорог — теперь они у нас есть».
Так же безапелляционно Сталин вводил пропагандные фикции в историю России, утверждая, что ее всегда все били, начиная со «шведских феодалов» и «турецких беев».
Но тут не помог даже запрет преподавания в школах истории своей страны и народа (в период до 1934 года) — географическая карта России доказывала противоположное. Те, кто якобы всегда били Россию за «отсталость», почему-то уступили ей в течение последних столетий все смежные, пограничные области и превратились в небольшие государства, лишенные сколько-нибудь значительного веса на уровне великих держав, в числе которых уже давно заняла свое место Россия.
Общую лживость этого первого сталинского съезда лишь подчеркивали присутствие и выступления лидеров правых, аплодировавших всему тому, что они еще недавно считали преступным с точки зрения партии.
XVI съезд должен был показать идейную слабость оппозиции. И он действительно продемонстрировал ее так же, как и идеологический ее оппортунизм.
Более того, он обнаружил, что эти качества характерны не только для большинства правых, как это хотел показать Сталин, но и для подавляющего большинства всей верхушки партии, всей политической бюрократии. Ибо большинство делегатов XVI съезда присутствовало и на предыдущих съездах и помнило, конечно, восторженные овации, особенно на XV съезде, которыми встречали и провожали выступавших тогда против троцкистской политики Бухарина, Рыкова, Томского, Угланова и других.
И теперь, через два с небольшим года, когда Сталин со съездовской трибуны провозглашал лишь несколько видоизмененные тезисы «объединенной оппозиции», особенно в области внутренней политики, собственный политический оппортунизм не мог не ощущаться большинством делегатов этого съезда.
На поставленный в разговоре с Каменевым вопрос Бухарина — «что делать, что делать?..» — большинство не нашло ответа. Ибо для нахождения его требовалось идейное мужество, глубокая вера в правильность своих убеждений, личная жертвенность — качества, которых не обнаружили делегаты этого съезда ни во время его, ни после, несмотря на то, что подавляющее большинство их несколькими годами позже окончило свои дни в застенках НКВД.
Приняв на вооружение троцкистскую программу сверхиндустриализации, Сталин рассчитывал увлечь по этому пути не только партию, но и значительную часть интеллигенции и молодежи. Вначале это ему в некоторой степени удалось. Таким людям, как Пятаков, казалось, что они готовы принести в жертву самолюбие, друзей, когда они увидели, что Сталин хочет осуществить их собственную программу. Ибо индустриализация была, по их убеждению, необходимым этапом на пути к мировой революции, к мировому господству.
Но за исключением фанатиков типа Пятакова и их единомышленников, большинство технической интеллигенции и молодежи, вскоре разочаровалось в сталинской программе.
Не будучи против индустриализации, считая ее необходимой и полезной, мало кто не видел, какими дикими методами она проводилась: гигантомания — в результате чего построенные за счет колоссальных средств заводы-гиганты годами не могли быть пущены на полную мощность; доведенное до абсурда планирование — в результате чего предприятия строились без учета транспортных средств и возможностей и оставались перманентно в прорыве из-за отсутствия либо сырья, либо полуфабрикатов; падение качества продукции, в силу отсутствия планомерной подготовки квалифицированной рабочей силы; наконец, штурмовщина, ставшая не только правилом, но и доблестью. Все это приводило к тому, что при огромных капиталовложениях за счет народа — за счет голодовки, резкого сокращения заработной платы, износа людских ресурсов — результаты, достигнутые к концу первой пятилетки, были не только ничтожны, но прямо катастрофичны.
Достаточно указать, что если производство стали в 1930 году составляло 5,8 миллионов тонн, то в 1932 году оно достигло лишь 5,9 миллионов тонн. Почти такое же положение было и с производством цветных металлов, древесины, цемента. В последнем случае производство даже упало с 3,5 миллионов тонн в 1931 году до 2,7 миллионов тонн в 1933 г.
Понадобилось отказаться от штурмовщины, принять на XVII съезде темп нарастания даже ниже довоенного, принять систему хозрасчета и признать, что «кадры решают все», чтобы сдвинуть с места рост промышленного производства. Полный провал планов первой пятилетки при колоссальных капиталовложениях привел к отказу от идеи сверхиндустриализации в короткие сроки, привел к тому, что лишь к 1941 году удалось реализовать, хотя бы частично, те производственные мощности, которые были построены в 1928–1932 годах.
Напомним о тех темпах роста, которые, как мы указывали в начале этой работы, достигла Россия при гораздо меньших затратах в довоенный период. При довоенных темпах показатели 1941 года могли бы быть достигнуты без особого напряжения на десятилетие раньше.
Провал планов сверхиндустриализации объясняется также отчасти составом