Власов, вскидывая голову. — Нацелились и с Черного моря и с Азовского моря. С двух сторон, гады, пристроились. Все на дыбы ставят, только бы не пустить Красную Армию.
— Иностранцы взялись за Крым. Наверно, Деникин за это обещал им немалый кусок России.
— Он щедрый! Говорят, Крым теперь отдают Франции!
— Нет! Что ты! Крым белые отписали татарам, это уже точно! — авторитетно возразил Богомольчук. — Это всем уже известно. Оттого-то татары так и зашевелились. Мурзаки выгоняют русского мужика со своей земли, и резня опять, как в восемнадцатом, началась. Факт — почувствовали себя хозяевами Крыма.
— Сам черт не разберет, что делается!
Киричаев вслушивался в разговор партизан. И перед ним как живая встала Алиме… Киричаев почувствовал, как все заклокотало в его груди. Ведь Абдулла может обидеть его Алиме. Он все, что захочет, сделает с нею. Он все может!
Болезненное воображение стало разжигать ревность. Али живо представил, как Абдулла насильно ведет Алиме в свою спальню… Он все может, все может… Тут же стал обдумывать: не напасть ли ему сейчас же на имение Абдуллы? Подогретый этой мыслью, Али пришпорил коня, словно уже бросился в атаку.
На перекрестке широкой дороги Киричаев резко остановил свою вспотевшую лошадь.
— Куда пойдет эта дорога?
— Влево — на экономию Ильиных, — ответил Богомольчук, — Вправо — к Азовскому морю, к татарским деревням.
— Ага, знаем! — бросил Киричаев и задумался. «Тут в стороне лежит земля Абдуллы Эмира. Можно будет узнать об Алиме, — подумал он. — Вот бы увидеться с нею. Там Абдулла организует татарский отряд…»
— Надо ехать, товарищи, степью, а то светает, — предложил один из бойцов.
— Якши… правильно! — сказал Киричаев и, дернув поводья, повернул вправо.
Договорились остановиться в татарской деревне Коропча, находившейся в пяти верстах, разведать, есть ли в этом месте отряды белых. Кстати, у Киричаева там есть друзья.
Пока доехали до деревни, стало уже совсем светло. Серый предутренний воздух, казалось, дрожал от страстного щебета птиц. Расседлали лошадей возле деревни, спутали их, а седла спрятали в овраге. Двух бойцов оставили пасти лошадей и наказали им, что если кто будет интересоваться, чьи это лошади, то ответить: феодосийского конеторговца, а сами они наняты доставить их на постоялый двор.
Трое партизан ушли в деревню, чтобы прикинуться батраками, поискать работы, наняться косить сено.
Киричаев и Богомольчук с бомбами и револьверами в карманах ушли к татарину, где должен был находиться слуга Абдуллы Эмира старик Мамбет.
Деревня еще спала. Они незаметно подошли к каменному, с черепичной крышей домику и встревожили огромную лохматую собаку. Выскочил с заспанными глазами, с наголо бритой головой, в широких штанах, коренастый старик.
— Селям алейкум, Ахтем, — тихо сказал Киричаев.
— Алейкум селям, — ответил татарин, вытаращивая глаза. Он как бы испугался Киричаева и, прижимая руки к своей плоской груди, произнес: — Али, ты?
— Да, я, Ахтем.
— Пойдем в дом, — сказал хозяин, быстро оглядываясь вокруг.
Киричаев и Богомольчук пошли за ним.
Расселись на войлоке вокруг низенького круглого столика, на котором лежала фунтовая пачка табаку. Киричаев, закуривая, заговорил по-татарски.
— Мамбет еще спит? — спросил Киричаев.
Ахтем взглянул на Богомольчука, потом опустил глаза и произнес:
— Мамбета нет.
— Умер?
— Нет, живой, — усмехнулся Ахтем.
И он рассказал Киричаеву, что старик Мамбет чувствовал себя плохо и решил вернуться к Абдулле с повинной, тот простил его, оставил в своем имении доживать век, а на празднике сам пришел к Мамбету, поцеловал ему руку, как самому старшему по возрасту человеку в имении.
Киричаев молча слушал рассказ, низко опустив голову.
Ахтем с кошачьей ловкостью вскочил на ноги, сунул их в шлепанцы и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
Богомольчук, сбивая пепел с толстой цигарки, спросил:
— Ну, что он говорит?
— Это пока наши частный дела, — ответил Киричаев, не поднимая головы.
Богомольчук недружелюбно взглянул на него и стал затягиваться.
Ахтем тут же вернулся, и Киричаев спросил его:
— Ну, что у вас хорошего? Какие слышны новости?
Ахтем, блеснув крупными, пожелтевшими от табака зубами, прошел рукой по бритой голове и, загадочно улыбаясь, проговорил:
— Новостей у нас много.
— Какие, говори!
Ахтем украдкой взглянул на Богомольчука.
— Он не понимает по-татарски, — заметил Киричаев.
— А какие у тебя новости, Али? — спросил Ахтем. — Ты все скрываешься? Или опять с красными?
В эту минуту приотворилась дверь, и показалась старая смуглая татарка с большим подносом в руках.
— Али пришел? — улыбнулась она. — Хорошо… кушай кофей.
Ахтем проворно взял у нее поднос и поставил на столик. На подносе стоял кофейник с узким горлышком, тарелка с брынзой, тарелка с хлебом и блюдце с крошечными кусочками сахара.
— Пей, улан, кофей, — сказал хозяин по-русски Богомольчуку.
— Не откажусь…
Киричаев как душевному своему другу признался Ахтему, что он теперь находится в каменоломнях у Дидова.
Ахтем, услышав это, даже откинулся назад, круглые, дикие глаза его, казалось, вылезли на лоб.
— Этого не надо было делать!
— Почему?
— Потому что теперь всем татарам надо подниматься против красных. Надо скорей выгонять их из Крыма. Крым наш… Нам надо спасать Крым от красных для себя. Ты не сердись па Абдуллу Эмира, он первый у нас человек. Мы все желаем, чтобы он был ханом Крыма. Сейчас он хозяин Керченского полуострова, и все татары должны ему подчиняться. Он собирает татар на войну. Теперь ты понимаешь, почему ты не должен быть за красных?
Киричаев побледнел и ничего не ответил. Он поверил, что слухи о том, что Крым будет самостоятельным татарским государством, правильны.
— Вчера к нам приехал Асан-оглы, — продолжал Ахтем, — Он теперь не старший рабочий Абдуллы Эмира, а командир эскадрона. Мы все, старые кавалеристы, записались к нему. Сегодня уезжаем к Абдулле, там собирается отряд.
— Асан-оглы тут? — удивился Киричаев.
— Да, я записался в эскадрон Асана-оглы. Я — татарин, и я только для татар. Али, ты должен быть со своими братьями татарами, бороться за свой Крым. Мы простим тебе, иди, стой за свой родной народ…
Киричаев поднял руки, как на молении, а потом резко опустил их.
— Нет…
— Гм… Против татар идешь?.. Изменник!
— Я бедным татарам не изменяю.
— Али, подумай… Впереди — смерть!
Киричаев побледнел, поднялся и прошелся по комнате.
Богомольчук отставил чашечку с кофе и тоже поднялся, насторожился.
— Али, в чем дело? Скажи, о чем он говорил?.. Пойдем отсюда. Не нравится мне этот хозяин, — решительно заявил Богомольчук.
— Якши! Верно, айда! — Киричаев шагнул к двери.
Но Ахтем схватил его за рукав и, задерживая, сказал предупреждающе:
— Али, подумай хорошо. Знай: перед тобой смерть и перед тобой жизнь и большое счастье! Выбирай…
Богомольчук покраснел и сердито крикнул:
— Али, не