Читать интересную книгу Угрозы России. Точка невозврата - Сергей Кара-Мурза

Ее проект по глубине несравним с революцией Октября 1917 года – гораздо глубже. Советская революция ставила целью создать справедливый уклад жизни, как мечталось общинному крестьянину и брату его рабочему. Потом оказалось, что надо усложнять – иначе сожрут. Советский проект был рожден в мировоззренческом и социальном столкновении русской революции и Гражданской войны. Он был программой, продолжавшей развитие России как цивилизации. Его короткая жизнь в основном представляла собой экстремальные периоды горячих войн, а вся остальная часть – тяжелый период неравной «холодной» войны.

Соответственно структуре советского проекта складывалась противостоящая ему антисоветская программа, корнями также уходившая в период вызревания и взрыва революции – ожидать благополучной «смены общественного строя» не приходилось. Ядро современной антисоветской программы сложилось в 60-е годы в среде «шестидесятников».

Антисоветский проект «шестидесятников» не собран в каком-то одном большом труде. Его сущность изложена в огромном количестве сообщений по частным вопросам, в «молекулярном» потоке идей, символов и метафор.

В 1991 г. вышел сборник статей А. Адамовича «Мы – шестидесятники» [184]. Он содержит перечисление тех фигур, которые составляли «мозговой центр» и организационный костяк этого движения. Эти «шестидесятники руководящего звена» в Москве или Минске запросто беседовали с Андроповым или Машеровым, а в США – с Робертом Кеннеди, который якобы в ванной, под шум воды, излагает Евтушенке секреты ЦРУ. Они имели широкий доступ к информационным и административным ресурсам, занимали ключевые посты в сфере духовного воздействия на общество. Шла их подпитка и внешними средствами. Советология в США досконально изучила все уязвимые точки советской системы, слабости, предрассудки и стереотипы советского мышления. Она работала не только на ЦРУ, но и на наших «шестидесятников».

Проект «шестидесятников» уже обладал системными качествами, его развитие не прерывалось, и в конце концов он обрел материальную силу и был реализован в виде «антисоветской революции» конца XX века. Ее предварительной, «холодной» фазой была перестройка Горбачева, в ходе которой была разрушена надстройка советского жизнеустройства, после чего стало возможным демонтировать и его базис.

В проекте реформы речь сразу шла о смене типа цивилизации. Авторы доктрины реформ и политики, которые руководили реализацией этой доктрины, сразу превратили реформу в операцию цивилизационной войны против России. «Целились в коммунизм, а стреляли в Россию» – иначе никак не получалось. Под обстрелом оказались все сферы советского жизнеустройства – они же были и устоями российской цивилизации, достроенными в советское время. По мере иссякания запаса жизненных сил изуродованных советских структур нарастает тяжесть травм, полученных цивилизацией исторической России.

Так что первая, всеобщая угроза, заложенная уже в доктрине реформы – большой риск пресечения исторического пути развития России, такого ее «переформатирования», что наши предки и большинство из нас, посмотрев на нее уже «оттуда», ее бы не узнали.

Здесь рассмотрим некоторые удары, нанесеннех в этой войне-реформе. Какие-то нанесены целенаправленно, какие-то по незнанию, а какие-то ради побочных (например, корыстных) целей, заодно поразив какие-то жизненно важные центры.

КОНЦЕПЦИЯ ПЕРЕСТРОЙКИ НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА

Хозяйственная деятельность – один из главных механизмов, собирающих людей и их малые общности в народ (нацию). Под видимыми хозяйственными укладами, приемами и нормами лежат мировоззренческие и нравственные основания, корнями уходящие в религиозные представления о мире и человеке.

Хозяйство имеет национальный (даже этнический) и цивилизационный характер. Будучи порождением национальной культуры или самобытной цивилизации, оно, в свою очередь, выполняет важнейшую роль в их воспроизводстве. Здесь мы рассмотрим именно эту сторону дела, оставляя в тени экономические результаты. Реформаторы в лучшем случае игнорировали национальный и цивилизационный аспект, ограничивая смысл реформы чисто экономическими показателями, но иногда открыто говорили о намерении изменить тип цивилизации России.

Экономист В. Найшуль, который участвовал в разработке доктрины, даже опубликовал в «Огоньке» статью под красноречивым названием «Ни в одной православной стране нет нормальной экономики». Это нелепое утверждение. Православные страны есть, иные существуют по полторы тысячи лет – почему же их экономику нельзя считать нормальной?

Странно как раз то, что российские экономисты вдруг стали считать нормальной экономику Запада – недавно возникший тип хозяйства небольшой по населению части человечества. Если США, где проживает 5 % населения Земли, потребляют 40 % минеральных ресурсов, то любому овладевшему арифметикой человеку должно быть очевидно, что хозяйство США никак не может служить нормой для человечества.

Иногда пафос реформаторов доходил до гротеска: «Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего квадратного колеса и перейти к органичному развитию… В процессе модернизаций ряду стран второго эшелона капитализма удалось стесать грани своих квадратных колес… Сегодня, пожалуй, единственной страной из числа тех, которые принадлежали ко второму эшелону развития капитализма, и где колесо по-прежнему является квадратным, осталась Россия, точнее территория бывшей Российской империи (Советского Союза)» [192].

Мысль о том, что хозяйство надо отдать в управление иностранному капиталу, также исходила из того, что само экономическое мышление российских аборигенов никуда не годится. А.Н. Яковлев сразу поставил вопрос жестко: «Без того, чтобы иностранному капиталу дать гарантии свободных действий, ничего не получится. И надо, чтобы на рынок были немедленно брошены капиталы, земля, средства производства, жилье» [193].

Когда в 1988–1991 гг. шел выбор доктрины реформы хозяйства и социальной сферы СССР (и РСФСР), «консервативная» часть экономистов, социологов и криминалистов отстаивала компромиссный вариант – увеличение разнообразия советской системы и создании новых («рыночных») структур путем « наращивания » их на существующую основу. «Радикальные» реформаторы предлагали осуществить слом практически всех систем советского жизнеустройства, обеспечить политическими средствами необратимость их демонтажа и построить рыночные системы производства и распределения по образцу «западных» (конкретно, англо-саксонских). Общественного диалога, парламентских и даже академических дебатов по выбору альтернативных доктрин не было. Верхушкой партийно-государственной номенклатуры было принято политическое решение о выборе радикальной доктрины. Ее реализация в полной мере началась после ликвидации СССР).

Начнем с «внешнего» свойства этой доктрины, в котором выразилось отношение к человеку – антропологическая установка реформы. Этот элемент мировоззрения оказывает огромное влияние на все жизнеустройство, на него надстраиваются права и обязанности, отношения людей – вплоть до гражданских войн. Одно дело «человек человеку – волк», а другое «человек человеку – брат». Уже при выработке доктрины реформ определилось «отношение к человеку как к вещи » (или как к средству – есть такая формула).

Представление доктрины обществу сопровождалось обманом и умолчаниями. Это – обычное для политики явление, но в нашем случае оно наблюдалось в небывалых масштабах и в массовом порядке.

Именно таким образом оглашались политические решения в ходе перестройки. Из мышления и языка была исключена сама проблема выбора , а вся политика опущена с уровня бытия до уровня быта. Дебаты шли только по поводу решений , как будто исторический выбор был задан стране откуда-то сверху и обсуждению не подлежал.

Перестройка велась под лозунгом «Больше социализма! Больше социальной справедливости!» Истинный проект реформы был населению неведом, а задуматься не было времени – им «не давали опомниться» непрерывным потоком сообщений о скандалах, катастрофах и небывалых преступлениях. Умолчание о цели и векторе реформ было принципиальной позицией. Оно сочеталось с прямым обманом.

Вот, в 1988–1990 гг. заместитель премьер-министра Л.И. Абалкин, излагая эти планы на Западе, сказал, что в результате этого в СССР, по оценкам, возникнет безработица в размере 30–40 млн. человек. А внутри страны Горбачев успокаивал: «Мы не можем допустить этого, так как собираемся социализм укреплять, а не заменять его другим строем».

В Послании Президента РФ Федеральному Собранию 2004 г. В.В. Путин говорит: «С начала 90-х годов Россия в своем развитии прошла условно несколько этапов. Первый этап был связан с демонтажем прежней экономической системы… Второй этап был временем расчистки завалов, образовавшихся от разрушения «старого здания»… Напомню, за время длительного экономического кризиса Россия потеряла почти половину своего экономического потенциала».