Мармань солгал, уверив незадачливого школяра, что он не подозревает о том, кем может быть демон в образе девы, перед которым стоял на коленях Асканио. Он сразу понял, что в голове Марса поселилась Коломба; и чем больше думал об этом, тем больше убеждался в справедливости своей догадки. Негодяй оказался в затруднительном положении. Как мы уже говорили, ему хотелось насолить всем троим: прево, графу д’Орбеку и Челлини, а это никак не получалось. В самом деле, если он сохранит тайну, граф и прево останутся в своем прискорбном неведении, но зато будет ликовать Челлини; и, наоборот, объявив о похищении Коломбы, он повергнет в отчаяние Бенвенуто, но тем самым поможет прево отыскать дочь, а графу — невесту. Поэтому он решил хорошенько поразмыслить и найти наиболее выгодное для себя решение.
Мармань недолго колебался. Он знал, что по каким-то непонятным для него причинам герцогиня д’Этамп заинтересована в женитьбе д’Орбека на Коломбе, и решил на следующее же утро все рассказать фаворитке короля. Таким образом, он поднимется во мнении герцогини, доказав ей, что если он и не храбр, то хотя бы проницателен. И, приняв это решение, он в точности его выполнил.
По счастливой случайности, приходящей иногда на помощь человеку в дурных делах, все придворные в это утро были в Лувре, куда они отправились на поклон к Франциску I и Карлу V. Вот почему, когда герцогине д’Этамп доложили о приходе виконта де Марманя, у нее были лишь двое преданных ей друзей: прево и граф д’Орбек. Мармань почтительно поклонился герцогине, она же ответила ему своей обычной высокомерно-покровительственной и слегка презрительной улыбкой. Но это ничуть не обескуражило Марманя, ибо герцогиня так улыбалась не только ему, а очень и очень многим придворным. К тому же он знал, что стоит ему сказать одно слово, и эта презрительная улыбка сменится самой благожелательной.
— Ну как, мессир д’Эстурвиль, — сказал он, обращаясь к прево, — ваше блудное дитя все еще не вернулось?
— Вы опять за прежнее, виконт! — угрожающе вскричал прево, побагровев от гнева.
— Полно, полно, зачем же горячиться, достойный друг? — продолжал Мармань. — Я спросил об этом лишь потому, что, в случае если вы еще не нашли Коломбу, я мог бы указать, где ваша голубка свила себе гнездышко.
— Вы? — самым дружеским тоном спросила герцогиня. — Но где же, где? Говорите, говорите скорей, любезный господин де Мармань!
— В голове статуи Марса, которая стоит у Бенвенуто в парке Большого Нельского замка…
IX
МАРС И ВЕНЕРА
Разумеется, читатель вместе с Марманем угадал правду, какой бы странной на первый взгляд она ни казалась. Итак, Коломба скрывалась в голове колосса. Марс, по выражению Жака Обри, приютил Венеру. Бенвенуто вторично призвал искусство на помощь судьбе, художника — на помощь человеку. Он не только вкладывал в свои статуи гениальный замысел и талант скульптора, но и вверял им свою участь. В первый раз, как известно, он связал со своим творением план побега. Теперь он доверил огромной статуе свободу Коломбы и счастье Асканио. Однако, дойдя в повествовании до этого места, мы, чтобы внести некоторую ясность, должны вернуться назад.
После того как Челлини кончил свой рассказ о Стефане, несколько минут царила полная тишина. Перед мысленным взором художника, на фоне ярких и суровых образов его бурной юности, промелькнул печальный и чистый образ Стефаны, умершей двадцати лет от роду. Асканио, опустив голову, силился припомнить бледное лицо женщины, склонившейся над его колыбелью, — ведь слезы матери так часто падали на розовые щечки мальчика и будили его. А Коломба растроганно глядела на Бенвенуто, которого некогда любила такая же чистая и юная девушка, как она сама. Голос Челлини казался ей теперь не менее нежным, чем голос возлюбленного, и рядом с этими двумя мужчинами, одинаково сильно любившими ее, она чувствовала себя в полнейшей безопасности, словно дитя на коленях у матери.
— Ну как, может ли довериться Коломба человеку, которому Стефана доверила своего единственного сына Асканио? — спросил, помолчав, Бенвенуто.
— Будьте мне отцом, а вы, Асканио, — братом, — скромно и с достоинством ответила Коломба, протягивая им обе руки. — Я, не раздумывая, отдаюсь под вашу защиту. Сохраните меня для моего будущего супруга!
— Благодарю тебя, любимая! Благодарю за то, что ты ему веришь! — воскликнул Асканио.
— Итак, Коломба, вы обещаете повиноваться мне во всем? — спросил Бенвенуто.
— Во всем! — ответила Коломба.
— Хорошо. Тогда слушайте, дети мои. Я всегда был убежден, что при настойчивости человек может добиться чего угодно. Для того, чтобы спасти вас от графа д’Орбека, уберечь от бесчестия и выдать за Асканио, необходимо время, а через несколько дней, Коломба, вы должны стать женой графа. Значит, главное сейчас — оттянуть эту ненавистную свадьбу. Не так ли, Коломба, дитя мое, сестра моя и милая дочь моя? В жизни бывают тяжелые минуты, когда приходится совершать проступок, чтобы предотвратить преступление. Будете ли вы достаточно отважны и тверды, Коломба? Почерпнете ли вы хоть немного смелости в своей чистой и преданной любви к Асканио? Отвечайте, Коломба!
— Пусть отвечает Асканио, — сказала Коломба, с улыбкой взглянув на юношу. — Я принадлежу ему и сделаю все, что он пожелает.
— Не беспокойтесь, учитель. Коломба будет мужественна, — ответил Асканио.
— Тогда доверьтесь нашей чести, Коломба, и смело следуйте за нами прочь из этого дома!
При этих словах учителя Асканио не мог скрыть удивления. Коломба с минуту молча глядела на обоих мужчин, затем поднялась со скамьи и сказала просто:
— Куда мне идти?
— О Коломба, Коломба! — вскричал Бенвенуто, до глубины души тронутый столь полным доверием. — Вы благородное, святое создание! Однако, узнав Стефану, я стал требователен к людям. Все зависело от вашего ответа. Но теперь мы спасены. Час пробил; сам Бог помогает нам. Не будем же терять драгоценного времени; дайте мне руку, и идем.
Коломба опустила на лицо вуаль, словно желая скрыть краску смущения, и пошла вслед за Бенвенуто и Асканио. Дверь, соединявшая Большой и Малый Нельские замки, была заперта, но ключ торчал в замке, и Бенвенуто бесшумно открыл ее. Тут Коломба остановилась.
— Подождите немного, — сказала она взволнованно.
Опустившись на колени у порога отчего дома, который не мог уже служить ей надежным пристанищем, девушка стала молиться. О чем — это известно одному лишь Богу, но, видимо, она просила у него прощения и за отца, и за себя. Потом, преисполненная спокойствия и твердости, Коломба поднялась и последовала за Челлини. Асканио шел сзади в полном смятении и с нежностью глядел на плывшее перед ним во мраке ночи белое платье. Дрожа от волнения, какое обычно охватывает человека в решающие минуты жизни, они пересекли парк Большого Нельского замка. До их слуха донеслись песни и смех пирующих подмастерьев: в этот день, как известно, в замке был праздник.