Читать интересную книгу Как слеза в океане - Манес Шпербер

После этого его на целую неделю оставили в покое, даже врач приходил несколько раз, чтобы обработать ему колено, спину и пальцы. Ему носили из ресторана хорошую еду, даже вино к каждой трапезе, давали сигареты и книги.

Однажды утром Славко явился к нему совершенно один. Он был абсолютно трезв, но выглядел бледным и немного смущенным. Он сказал:

— Теперь решай сам, только быстро. Выбирай: либо ты раскалываешься и выкладываешь все, что положено, либо ничего не говоришь, я тебя отпускаю, но ты больше никогда — слышишь, никогда — не увидишь свою Злату. Решай быстрее, не нагоняй на меня тоску!

Карел ответил:

— Мне рассказывать нечего.

— Значит, ты отказываешься от Златы?

— Мне нечего рассказывать.

И его выпустили, правда, не сразу, а примерно через месяц. Раны уже почти зарубцевались, колено стало лучше, оно болело уже не так сильно, если он ходил осторожно, даже ногти снова начали отрастать.

Так он и захромал на волю. Златы не было, его ключ от ее комнаты был далеко, он сел на верхнюю ступеньку лестницы, которая вела в ее мансарду, и стал ждать. Его выпустили в четыре часа дня, он просидел весь вечер и всю ночь. Утром пришла Мара. Товарищи узнали, что он на свободе, и ждали его. Так как он все не приходил, Мара — кто же еще? — надумала искать его у Златы.

— Так она и нашла меня там в ту ночь. Остановилась за три ступеньки до меня, поглядела так и спросила: «Почему тебя выпустили, ты что, раскололся?» — «Мне нечего сказать», — ответил я. Это у меня вырвалось, я ведь столько месяцев только эти слова и повторял. Сначала она испугалась, но потом поняла, поднялась ко мне, обняла и поцеловала. Но она опоздала. На целую минуту, на целую вечность.

Она помогла ему встать, но идти он не мог, колено разболелось. Тогда она взвалила его на спину и снесла вниз с четвертого этажа.

Его хотели отправить в деревню, на поправку, а также подальше от Славко, который мог снова посадить его, так что лучше было скрыться. Но он хотел сначала найти Злату. Однако никто не знал, где она. Посылали одного уважаемого адвоката к Славко, узнавали в Белграде — никаких следов. Родители получили от нее одно короткое письмо: не нужно беспокоиться, ей пришлось срочно уехать за границу. Она вернется через десять дней. С тех пор прошло пять недель.

Карел бросил искать, уехал в деревню, ждал там. Началась всеобщая забастовка. На счету был каждый человек, поэтому он снова принялся за работу, нужно было делать самые отчаянные вещи, опасность была велика, лучше было не поручать их другим, если можно сделать самому. Он прошел через все опасности, и с ним ничего не случилось. Он нарочно совершил для пробы несколько оплошностей — они остались без последствий. Тогда-то у него впервые и зародилось подозрение. Он направился к Вассо, который уже скрывался.

— Я сказал ему: «Со мной что-то не так, Славко щадит меня — почему?» — и он ответил, не глядя на меня: «Если он действительно тебя щадит, если это не очередной его грязный трюк, то это из-за Златы. Тебе ведь наверняка уже сказали, что она живет у него, она его любовница». Ты понимаешь, они все тогда уже знали правду, один я ничего не знал. Да и потом, кого во всей этой суматохе заботили личные дела, какая-то бывшая подружка Карела, одна из многих — так они, наверное, говорили.

Здесь нить рассказа Карела начала прерываться. Он пытался объяснить Дойно, что значила для него эта девушка, но это ему не удавалось. Каждое слово, едва выговоренное, уже казалось ему неверным, не имеющим отношения к тому, что он хотел сказать на самом деле. Он вдруг заговорил о своей сестре, сначала даже нельзя было понять почему. Удивительно наивными словами он описывал ее чистоту, ее доброту, под влиянием которой добрели даже самые злые люди, если ей приходилось иметь с ними дело. Оказывается, Злата была похожа на эту его сестру, только она была моложе и потому более открыта жизни, любви и в конечном итоге даже коммунистическому движению. Злата любила его, что казалось ему незаслуженным, как чудо. А он — он любил ее так, что не хотел делить ее даже с партией, больше всего ему хотелось где-нибудь ее спрятать. Но она настояла на том, что будет делить с ним все, в том числе и опасности, будет вместе с ним и гореть, и стынуть, так она сама сказала. И так оно и было.

— А ты, Дойно, когда узнал о том, что случилось со Златой?

— После убийства Андрея, после того, как убили Войко, когда я и сам начал что-то подозревать.

— Рассказывай дальше ты, я больше ничего не знаю, кроме того, что Славко держал Злату у себя.

Прошло еще какое-то время. И вот однажды Карел снова встретил Славко. Это, конечно, было не случайно, тот поджидал его, чтобы сообщить, что жизнь Златы в опасности. Карел ответил, что это ему глубоко безразлично, но комиссар угрожал, и ему пришлось пойти за ним в тот пригородный домик, где была Злата.

— Что же делать, Дойно, я должен все это рассказать тебе, а я не могу, у меня такое чувство, что я все больше запутываюсь в какой-то колючей проволоке. Но ты и сам догадаешься, ты уже видишь, к чему все идет, лучше задавай мне вопросы, чтобы я мог отвечать «да» или «нет», вот и соберешь все по кусочкам. Помоги же мне!

Теперь Дойно захотелось взглянуть на него, погладить по руке, но он с детства боялся смотреть человеку в лицо, когда это лицо искажено унижением. Он знал, что униженному можно помочь только одним: не давать ему усомниться в своем достоинстве, а, наоборот, всячески укреплять его в нем.

— Это ничего, давай отложим до другого раза.

— Другого раза не будет, задавай вопросы!

— Хорошо. Значит, ты пошел с ним и увидел Злату. Она пригрозила, что убьет себя, потому-то этот подонок и пошел за тобой. И кроме того, ему уже хотелось от нее избавиться.

— Нет.

— Хорошо, значит, он хотел, чтобы ты успокоил Злату, поговорил с ней. Ведь она любила тебя и поддалась этому полицейскому только потому, что знала — он будет пытать тебя и под конец убьет. Она хотела спасти тебя. Не обижайся, Карел, я не люблю мелодрам. Но, возможно, это только часть правды. Она хотела тебя спасти, это нормально, но — ты говорил о ее чистоте, — возможно, она хотела спасти и Славко. А женщину, вознамерившуюся спасать мужские души, бывает затащить в постель легче, чем какую-нибудь веселую вдову.

— Не говори так, ты не знал Злату!

— Она умерла?

— Да, утопилась.

— Значит, все уже сказано, история закончилась.

— Ничего не сказано, просто ты думаешь только о Вассо и хочешь мне отомстить.

— Да, я думаю только о нем. Теперь, после такой его смерти, все стало очень сомнительным. Может быть, ты мне скажешь, зачем тебе было молча переносить пытки, чтобы уберечь его, когда они вырывали тебе ногти, если потом, когда тебе было поручено его охранять, ты выдал его убийцам. Из-за этого даже гибель Златы утратила смысл и твоя скорбь по ней — тоже. Даже то, что ты делил со Славко не только Злату, но и свои секреты, теперь тоже ничего не значит.

— Ты ничего не понял. Я не делил со Славко никаких секретов. Я тогда сразу же уехал за границу и не хотел больше возвращаться, не хотел жить вблизи от Златы. Но меня отослали обратно, дав задание снова наладить с ней связь. От этого задания я отбивался так, как борется за свою жизнь человек, которого все глубже затягивает водоворотом. Но пришлось подчиниться, пришлось шагнуть в это болото, стать сомнительной фигурой, жить в кошмаре вечных двусмысленностей. Зато сумел спастись аппарат, зато я сумел спасти многих товарищей. И не забывай, чистюля Дойно, что я и тебя защищал, охранял каждый твой шаг, пока ты был у нас в стране, чтобы на тебя и пылинка не упала. И платил за все я и никто другой.

— И еще Андрей, и Войко, и многие другие.

— Нет, это неправда. Я все подготовил, чтобы Андрей мог спокойно уехать из страны, он сам, несмотря на мое предупреждение, отправился к своей девчонке. От Златы Славко знал, что она у него есть. Войко? Его я не защищал, это правда. Но для партии он все равно уже был потерян. Зачем же мне нужно было защищать его? Нет, из них из всех, живых и мертвых, жертвой стал только один человек — я. В смерти-то ничего страшного нет, не надо делать из нее драму. А вот жить так, как вы заставляли меня все эти годы, жить, как…

Он оборвал себя на полуслове и начал собирать вещи.

— Я не знал, — сказал Дойно, — и Вассо тоже не знал или, возможно, не хотел знать. Но ты сам должен был поговорить с ним тогда, когда тебе давали это задание. Почему ты этого не сделал?

Ответа Дойно так и не дождался. Лишь уже у двери, с вещами в руке, Карел сказал:

— Теперь ты понял, что среди нас, живых и мертвых, безвинных нет. И тем не менее мы — святые по сравнению с другими. Значит, на свете нет никого, кто бы мог судить нас. Ты должен умолкнуть, онеметь надолго. Не думай о тех, кто убил Вассо, о тех, кто задолго до этого столкнул меня в грязь, — думай о других, о тех, ради кого Вассо жил. Забыв о Славко, ты сможешь думать о нас только с ненавистью. Поэтому не забывай о нем, никогда!.. За гостиницу я заплачу, на столе для тебя лежит револьвер и немного денег, чтобы ты мог уехать в Вену, к Штеттену, в холодильник.