Алексис только кивнула, предоставив Клоду отразить этот удар.
— Она и есть капитан Денти, сенатор. Не понимаю, почему вы должны считать по-другому, — ответил Клод беспечным тоном, который едва ли мог кого-нибудь обмануть.
— Я знаю, что вы с самого начала были против этой затеи, Таннер. Вы также рассказали о попытке пленницы к бегству. Возможно, вы дали настоящему капитану Денти убежать, а к нам сюда привели эту женщину.
— Ну так спросите ее сами.
Хоув откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, обратился к Алексис, лениво растягивая слова:
— Милочка, вы в самом деле капитан Денти?
— Конечно.
— Вы можете предъявить нам доказательства?
— Какие вас устроят, сенатор?
В голосе ее звучала презрительная усмешка, но Хоув ничего не заметил.
— Расскажите нам что-нибудь о своем прошлом, — предложил Ричард Грэнджерс.
Голосом, совершенно бесцветным, Алексис поведала присутствующим о том, как оказалась на Тортоле, и о том, почему ищет Траверса. Она описала свой побег с «Гамильтона», но ни словом не упомянула Лафитта. Затем настал черед рассказать о том, как она побывала пленницей на «Конкорде». Алексис не старалась сделать свое повествование интересным — одни голые факты и ни намека на ее личное отношение к описываемым событиям. Создавалось впечатление, что она отвечает зазубренный урок, нисколько не вдумываясь в то, что говорит.
Слушая рассказ Алексис, Клод вглядывался в лица присутствующих. Ни у кого ее повесть не вызвала сочувствия. Несмотря на то, что ее рассказ слово в слово совпадал с тем, что ранее они слышали от Клода, никто так и не смог поверить, что все перечисленное действительно происходило с этой красивой, ухоженной женщиной. Когда рассказ подошел к концу, Клод сказал:
— Надеюсь, теперь вы довольны.
— Напротив, — ответил Дэвидсон, раздраженно откинув руку с зажатой в пальцах сигарой. — Она не сказала нам ничего такого, чего не могла бы узнать от вас.
— Все, что я рассказала, я знаю не от него, — решительно заявила Алексис, но ее ответ для собравшихся прозвучал слишком патетически для того, чтобы быть воспринятым как правда.
— Что вы знаете о Лафитте? — без обиняков приступил к делу сенатор.
— Конечно же, то, что он пират, — ответила Алексис, широко распахнув удивленные глаза. — Почему вы спрашиваете? Разве об этом не известно всем?
Ее лицо, весь ее вид служил явным доказательством совершенной невинности. Сомнений не было: эта женщина ничего общего не имела с капитаном Денти. Все взоры обратились теперь к капитану Клоду Таннеру, которому было поручено разыскать капитана Алекса Денти.
— Капитан, вы забыли рассказать этой бедной девушке об участии в ее истории Лафитта! — полунасмешливо-полупрезрительно воскликнул Беннет, поглаживая ладонью обнаженную руку своей очаровательной соседки.
Беннет мог торжествовать победу. Все произошло так, как он полагал с самого начала. Клод не мог привести им настоящего капитана Денти. Девочка рядом с ним, вся трепещущая под его рукой, была слишком наивной и хорошенькой для того, чтобы управлять кораблем, не говоря уже о сражениях с британским флотом. Не было никакого сомнения, что она самозванка; он понял это, едва увидел ее, стоящую в дверном проеме, — такую элегантную и милую, словно источающую теплое золотистое сияние. Да разве могло это хрупкое создание представлять какую бы то ни было опасность для мужчины, настоящего мужчины, каким, несомненно, являлся капитан Траверс?! Какие еще угрозы, какие клятвы могли сорваться с этих пухленьких губ?! Бред! Какой мужчина последует за этой женщиной куда-нибудь, кроме кровати?
Алексис невольно отвернулась от Фартингтона — настолько очевидны были для нее его мысли. Еще немного, и она рассмеялась бы ему в лицо. Однако Фартингтон расценил ее опущенный долу взгляд как приглашение к любовной игре. Он подумал, что чем скорее разрешится все это недоразумение, тем скорее он сможет отвести эту миловидную кошечку в кровать.
— Я ничего ей не рассказывал, — угрюмо усмехнулся Клод, обводя взглядом зал. — Перед вами капитан Денти, капитан «Принцессы ночи», «Святой Марии», «Ариель» и бог знает скольких еще кораблей, являющихся одним и тем же судном.
Не успел Клод закончить фразу, как Алексис решила, что пришла пора закрепить полученное преимущество в необъявленной войне с Клодом. Пусть она не испытывала к собравшимся ничего, кроме презрения, об этом им все равно нипочем не догадаться, особенно если закрыть лицо ладонями. Они примут ее жест за проявление стыда, может быть, страха и отчаяния. Что ж, пора начинать.
Алексис и в самом деле вдруг прижала ладони к лицу и заплакала — во всяком случае, из горла ее доносились сдавленные звуки, которые без труда можно было принять за горькие всхлипы. Один только Клод узнал в этих звуках… смех, всего лишь смех!
— Не смейте обижать Таннера! — рыдала она. — Не его вина в том, что я не могла всего припомнить!
Клод прекрасно понимал, на что она рассчитывала. Теперь, когда она солгала, все были готовы поверить в ее невинность. В душе он аплодировал ей. С какой бы радостью он оказался сейчас на ее стороне и помог ей в том, что Алексис только предстояло сделать. Сейчас у нее в запасе оставалось лишь краткое мгновение для того, чтобы окончательно убедить всех в том, что она не Денти.
— Капитан Денти, не стоит стараться. Ничего у вас не выйдет. Я знаю, что у вас на уме, — процедил Клод и сквозь стиснутые зубы добавил: — Дурная девчонка!
— О чем вы? — вздрагивая всем телом от рыданий (или от смеха?), спросила Алексис.
Ее увлекала эта опасная игра, она находила истинное наслаждение в том, что делала. По достоинству сумела она оценить и не вполне чистосердечную попытку Клода остановить ее.
— Я пытаюсь уберечь нас обоих от виселицы, пока весь этот обман не зашел слишком далеко, а вы…
Пожалуй, она попала в яблочко — самое точное и честное определение тому, что она делала, но действительное значение сказанного из всех присутствующих мог оценить один лишь Клод.
Алексис встала, окинув взором четверых мужчин, собравшихся в этом зале только ради встречи с ней. Она избегала смотреть на Клода, понимая, что он наблюдает за каждым ее жестом гораздо пристальнее, чем остальные четверо.
— Я должна извиниться, господа, — тихо, но твердо, сказала она. — Не умею я лгать. Все это время я была участницей мошеннического трюка…
Алексис сделала паузу, словно хотела убедиться, догадался ли кто-то на них, что под мошенничеством она имела в виду тот подлый способ, которым они стремились заманить ее на свою сторону, заручиться ее поддержкой и помощью, все эти вздорные обвинения, весь этот дурацкий прием, в котором ее принудили играть роль гостьи. Но нет. Никто ничего не понял. Алексис заплакала. Ей стало безмерно стыдно, еще более стыдно оттого, что она вынуждена была сказать далее: