стал орудием в руках семейства Дука и намеренно покинул императора, когда настал нужный момент. Эта теория могла бы также объяснить, почему Роману ничего не сообщили, хотя он находился всего в 30 милях (48,2 км). Одно можно сказать наверняка: ко времени встречи императора с сельджуками его покинуло больше половины солдат.
Роман Диоген захватил Манцикерт, однако наслаждался победой недолго. Буквально на следующий день его войско серьезно пострадало от нападения нескольких групп сельджукских лучников, во время которого Вриенний получил три неприятные, но, к счастью, поверхностные раны. Ночь была безлунной, и византийцы почти не спали. Сельджуки продолжали наседать, производя в темноте такую суматоху, что каждый раз казалось, будто они захватили лагерь. На следующее утро все были приятно удивлены, увидев, что частокол вокруг лагеря выстоял; неприятным потрясением стало то, что большой контингент наемников-узов перебежал к сельджукам – в армии было еще несколько тюркских подразделений, каждое из которых могло последовать их примеру в любое время. При таких обстоятельствах и учитывая, что половина армии во главе с одним из лучших полководцев бесследно исчезла, можно было ожидать, что император примет делегацию, прибывшую на следующий день с предложением перемирия.
Но почему султан хотел перемирия? Возможно, потому, что он был далек от окончательной победы. Сельджуки всегда предпочитали вести нерегулярные боевые действия, а не вступать в генеральные сражения, которых они при любой возможности избегали. Кроме того, была ли хоть какая-то причина для битвы? Единственное серьезное разногласие касалось Армении, которая имела большое стратегическое значение и для султана, и для Романа. Если бы они сумели договориться о взаимоприемлемом разделе ее территории, обе армии остались бы целы, и Алп-Арслан вновь обратился бы к цели, которая действительно его интересовала, – Фатимидам.
Однако император остался тверд: это была единственная возможность окончательно избавить империю от тюркской угрозы. Алп-Арслан находился на расстоянии нескольких миль; сам Роман все еще командовал войском, численность которого вряд ли когда-либо возрастет. Кроме того, если он вернется в Константинополь без борьбы, какие у него шансы сохранить трон – и даже жизнь – и выстоять против интриг семьи Дука? Отправив посольство восвояси с минимальной любезностью, он приготовился к схватке.
Как ни странно, сражение при Манцикерте до последнего ее этапа едва ли можно было назвать битвой. Роман выстроил войско в длинную линию, состоявшую из нескольких шеренг, расположив кавалерию на флангах. Сам он встал в центре, левым флангом командовал Вриенний, правым – каппадокийский военачальник Алиат. В арьергарде находились, как пишут источники, «рекруты из благородных семей» под командованием Андроника Дуки, племянника покойного императора (что вызывает некоторое удивление). Этот молодой человек, похоже, даже не пытался скрыть свое презрение к Роману, и удивительно, что ему вообще позволили участвовать в кампании. В течение дня византийская армия продвигалась по степи, но сельджуки отступали широким полумесяцем, предоставляя всю инициативу конным лучникам, которые подъезжали к флангам византийцев, осыпали их градом стрел и снова отъезжали; однако для находившегося в центре императора, к его разочарованию, на месте врага постоянно была пустота. Он продолжал ехать в надежде, что каким-то образом ему удастся заставить противника развернуться и вступить в бой; внезапно он понял, что солнце быстро клонится к закату и что он покинул лагерь практически без защиты. Он дал сигнал возвращаться и повернул коня.
Именно этого и ждал Алп-Арслан. С окружавших степь холмов ему было видно каждое движение Романа, и он дал приказ атаковать. Строй византийцев смешался и рассыпался; некоторые отряды наемников, решившие, что императора убили, обратились в бегство. Сельджуки тем временем бросились наперерез распавшемуся строю, отрезая его от арьергарда. Арьергард должен был теперь пойти вперед, зажать врага между собой и передней линией и не дать ему уйти. Вместо этого Дука намеренно пустил среди своих людей слух, что император потерпел поражение и битва проиграна. После этого они бежали с поля боя, а по мере распространения паники за ними следовало все больше и больше воинов. Только левый фланг, увидев, что император попал в трудное положение, поехал ему на выручку; однако сельджуки быстро набросились на них с тыла, и они тоже вынуждены были бежать.
Роман тем временем оставался на месте, напрасно призывая свое войско собраться вместе – хаос и сумятица оказались слишком велики. Вот что пишет очевидец этих событий Михаил Атталиат:
И какое было смятение, и плач, и горе, и ужас неудержимый, и пыль до небес, и, наконец, турки, нахлынувшие на нас отовсюду! Поэтому каждый, сколь у него нашлось рвения, или стремительности, или сил, вверил бегству собственное спасение. Неприятели же, преследуя бегущих по пятам, одних убили, других взяли живыми, а третьих растоптали [лошадьми]. И случилось ужасное, всякие слезы и жалобы превышающее, ибо что может быть печальнее, чем лагерь императора, бегством и поражением от варваров бесчеловечных и грубых низринутый, чем император, лишенный помощи и варварским оружием окруженный, чем палатки императора, командиров и стратиотов, ставшие добычей этих мужей, [что может быть горше], чем узреть все у ромеев опустошенным, а царство увидеть в мгновенье ока рухнувшим?!
Кто выжил? Фактически лишь те, кто вовремя обратился в бегство. Наемники повели себя так, как слишком часто поступают наемные войска; однако они были связаны контрактом, им выплатили жалованье, и они могли бы проявить хоть немного мужества. Настоящими негодяями стали «рекруты из благородных семейств», которые составляли арьергард, и их командующий Андроник Дука. Их позорное бегство, вероятно, было результатом предательства, а не трусости, но от этого оно не становится ни на йоту более простительным.
Был и еще один выживший – сам Роман Диоген. Оставшись практически в одиночестве, он отказался бежать. Лишь после того, как под ним убили коня, а раненой рукой он больше не мог держать меч, он позволил взять себя в плен. Турки не оказали ему никакого особого обхождения: всю ночь он пролежал среди раненых и умиравших. Только на следующее утро, одетый как простой солдат и закованный в цепи, он предстал перед султаном. Сначала Алп-Арслан отказался поверить, что брошенный к его ногам измученный пленник действительно император; только когда его официально опознали бывшие турецкие послы и еще один пленный византиец, султан поднялся с трона и, приказав Роману поцеловать землю перед ним, поставил ногу на шею своей жертве. Это был лишь символический жест; после этого он поднял Романа на ноги и уверил, что теперь с ним будут обращаться с должным почтением. В течение недели император был гостем султана; он ел за его столом, и Алп-Арслан обращался с ним исключительно дружелюбно и любезно. Все это,