не подозревал, пока не получил весть о провозглашении Исаака императором. После этого он призвал в столицу европейскую армию и те азиатские полки, которые остались ему верны. Командование этой армией было поручено доместику схол Феодору и, что гораздо любопытнее, магистру Аарону, члену болгарской княжеской семьи, который приходился Исааку Комнину шурином.
Прибыв в Константинополь в начале августа, Феодор и Аарон отправились в Азию и устроили штаб-квартиру в Никомедии, что оказалось катастрофической ошибкой. Если бы они дошли до Никеи, чьи огромные стены защищали единственную дорогу в обход Мраморного моря, Исааку, не имевшему кораблей, было бы трудно наступать дальше; вместо этого Никея сдалась ему почти без борьбы. В течение нескольких недель две армии стояли лагерем между этими двумя городами на расстоянии около пяти миль (8 км) друг от друга. 20 августа они вступили в бой. Обе стороны понесли тяжелые потери, но окончательный исход был неизбежен, и разбитая армия Михаила беспорядочно бежала в Константинополь. Единственной надеждой старого императора осталась дипломатия. Через пару дней в лагерь Исаака отправилась делегация во главе с Михаилом Пселлом. Предложение было достаточно простым: Исаак придет с миром в Константинополь, где его сделают кесарем, что подразумевает автоматическое наследование трона после смерти Михаила. Пселл описал, как его приняли 25 августа:
Сам царь сидел на двуглавом кресле, высоком и отделанном золотом, опирал ноги на скамейку, и роскошные одежды сверкали на нем. Он гордо поднял голову, выпятил грудь, багрянец битвы румянил его щеки, глаза были сосредоточенны и неподвижны и свидетельствовали о напряженной работе мысли; потом он поднял взор и, как бы уйдя от пучины, причалил в спокойной гавани. Воины несколькими кругами опоясывали Исаака. Внутренний и самый малочисленный из них был составлен из первых людей, доблестных отпрысков знатнейших родов, осанкой не уступавших древним героям. Эти отборные воины служили живым примером всем стоявшим за ними. Их опоясывал второй круг, оруженосцы первых, бойцы передовой линии (некоторые заполняли следующие отряды), также лучшие из начальников полуотрядов, они стояли на левом фланге. Окаймляло их кольцо простых воинов и свободных. А дальше уже располагались союзные силы, прибывшие к мятежникам из других земель, италийцы и тавроскифы, сам вид и образ которых внушали ужас. Глаза тех и других ярко сверкали. Если первые подкрашивают глаза и выщипывают ресницы, то вторые сохраняют их естественный цвет. Если первые порывисты, быстры и неудержимы, то вторые бешены и свирепы. Первый натиск италийцев неотразим, но они быстро переполняются гневом; тавроскифы же не столь горячи, но не жалеют своей крови и не обращают никакого внимания на раны. Они заполняли круг щита и были вооружены длинными копьями и обоюдоострыми секирами.
Несмотря на тревожную обстановку, беседа прошла успешно. Исаак подтвердил, что ему вполне достаточно титула кесаря – при некоторых необременительных условиях. Однако тем же вечером из столицы пришли новые вести: в результате переворота, поддержанного патриархом, Михаила свергли, и ему пришлось укрываться в Святой Софии. 1 сентября 1057 года Исаак I Комнин триумфально вошел в столицу в сопровождении нескольких тысяч жителей Константинополя, которые переплыли через Мраморное море, чтобы его приветствовать. Михаил VI Стратиотик пробыл у власти один год. Надо отдать должное его преемнику: Михаила не ослепили и не сослали – отречения сочли достаточным. Вскоре Михаил Старик, как его называет Пселл, умер как частное лицо.
Исаак Комнин принял византийский трон лишь с одной мыслью – вернуть империи то величие, которым она обладала полувеком ранее. Пселл рассказывает, что он принялся за работу вечером того же дня, когда вошел во дворец, – даже не приняв ванну и не переодевшись. Его целью была полная военная реформа, и он шел к ней с военной эффективностью. Он обеспечил армии надлежащую финансовую поддержку и быстро восстановил твердую военную власть, в которой заключалась единственная долгосрочная надежда на безопасность. Однако на все это требовались деньги, и Исаак немедленно приступил к выполнению программы по крупномасштабной конфискации территорий. Обширные земельные владения, недавно подаренные фаворитам и временщикам, были отняты без компенсации; однако его меры в отношении церковной собственности оказались более сложными. Михаил Керуларий был тогда почти так же влиятелен, как и сам василевс, и пользовался даже большей популярностью. Будучи во многом ответственным за свержение Михаила VI, он ожидал признания своих заслуг. Исаак был вполне готов на уступки там, где не возникало прямой угрозы интересам империи; он охотно передал в управление Керуларию храм Святой Софии (раньше это была императорская обязанность) и согласился не вторгаться на территорию духовных вопросов, а патриарх, в свою очередь, обязался вести себя таким же образом в отношении мирских дел. Трудность заключалась в том, чтобы провести границу между этими двумя сферами жизни. На этот счет у патриарха были собственные, весьма определенные мысли, выражая которые он без колебаний пригрозил Исааку свержением.
Император счел, что Керуларий зашел слишком далеко. 8 ноября 1058 года патриарха арестовали и отправили в ссылку; однако даже после этого он отказался уйти с поста, и Исааку пришлось организовать официальный приговор о лишении патриарха власти. Необходимый для этого синод благоразумно собрали в провинциальном городе. В прежние времена Керуларий оказал бы яростное сопротивление, но он был уже стар, и это напряжение оказалось ему не по силам. Он умер от гнева и разбитого сердца еще до того, как приговор был вынесен. Однако битва еще не кончилась: народ счел любимого патриарха мучеником, и императору так и не удалось восстановить свою популярность среди населения. Всего через год с небольшим после начала царствования он обнаружил, что церковь, аристократия и народ непримиримо настроены против него. Только солдаты поддерживали его все как один; благодаря им он защитил восточные границы и отбил несколько нападений венгров и печенегов. Все это время он поражал окружающих своей сверхчеловеческой энергией: казалось, ему почти не требуется сна или даже простого отдыха. Его единственным развлечением была охота, которой он занимался с той же неутомимой решительностью. Именно во время охоты ближе к концу 1059 года он заразился лихорадкой, которая стала причиной его преждевременной смерти.
Вернувшись во Влахерны, умирающий император назначил преемником (почти наверняка по наущению Пселла) Константина Дуку, самого аристократичного из группы интеллектуалов, занимавшейся возрождением университета несколькими годами ранее. После этого Исаак приказал отнести себя в Студийский монастырь, где надел монашескую рясу и через несколько дней умер.
Если ответственность за этот выбор действительно лежит на Пселле, то бремя этой вины должно тяжко давить на него, так как в истории Византии не было императора, чье восшествие на трон имело бы более катастрофические последствия. Если бы Исаак Комнин правил двадцать лет, а не два года, он восстановил