— Это верно, — Анне-Лиз взглянула на нее изучающе. — Я должна попросить у тебя прощения за то, что ошиблась в моем первом впечатлении от тебя. За эти последние месяцы я не уставала восхищаться твоей смелостью и самообладанием. Надеюсь, у тебя с лордом Шеффилдом будет много счастливых лет.
— Надеюсь, что так, — холодно ответила Мариан, — ведь теперь я ушла с твоей дороги. Но не пытайтесь склонить меня к дружбе, миссис О'Рейли. Я могу уйти из жизни Дерека, но это не значит, что я уверена в том, будто ты займешь мое место. Ты удерживаешь Дерека с помощью железной цепи, которая называется любовью. — Мариан язвительно рассмеялась. Сначала я думала, что ты отказалась от него, потому что искренне заботилась о нем, но теперь понимаю, что это была хитрость. Дерек не мог устоять — он не тот мужчина, которого бросают. Ты поняла это, наблюдая за тем, как он преследовал меня. Ты можешь заставить его хотеть тебя лишь какое-то время, но он скоро убедится, каким глупым был его выбор. А потом, я обещаю тебе, ты раскаешься, потому что никакие деньги не спасут твою жизнь — она превратится в ад! Я знаю его дольше, чем ты: он начнет тебе изменять через неделю после свадьбы, и в конце концов ты будешь жалеть, что тебя не убили здесь.
— Конечно, вы знаете Дерека дольше меня, леди Шеффилд, но вы его совсем не знаете! — смело возразила Анне-Лиз на жестокие слова Мариан. — Дерек способен на безграничную любовь и верность, как вы могли бы убедиться, если бы не бросили его ради лорда Шеффилда. Было время, когда Дерек говорил только о вас, а я для него ничего не значила. Я рада, что это время прошло. Раз уж так случилось, я буду для него доброй и достойной женой, так же как и он — подходящим мужем для меня. Я буду следовать за ним повсюду и дам ему все, что он захочет получить от меня. — Ее обычно спокойные глаза вспыхнули. — Вам не нужно ненавидеть меня, леди Шеффилд, если вы желаете Дереку добра, как этого желаю я. Любите его, как и я… но на расстоянии… Вам ясно?
— Да, я поняла, — ты хочешь, чтобы я держалась подальше от твоего мужчины! — ехидно протянула Мариан. — Это верно. Мне было бы ненавистно думать, что я не сумею поладить с такой медузой, как ты. — Ее тон стал зловещим. — Но предупреждаю, что я буду сражаться за Дерека до смерти, поэтому не думай, что ты уже выиграла. К барьеру, мадам, я требую боя!
Анне-Лиз ничего не ответила на эту злобную тираду. В глубине сердца она была уверена, что Мариан не может встать между нею и Дереком. Мариан была похожа на разрастающийся фейерверк — много красивых огней, но нет жара. Мариан уже проиграла, и ей ничего не оставалось, как признать это. Ее поражение было в глазах Дерека, его голосе, его нежной преданности. Он никогда не будет заниматься любовью с Мариан: в этом Анне-Лиз была уверена, но Мариан не поверит в это, пока сам Дерек не заставит ее это понять… и, вероятно, он уже сделал это. Все поведение Мариан говорило об этом. Чем больше Дерек повторял, что не любит ее, тем больше она старалась не замечать этого. Мариан не хочет верить, что мужчина, любивший ее всю жизнь, сможет смотреть на нее только как на друга. Анне-Лиз жалела ее, но Родни она жалела еще больше. Как он истолковывает поведение Мариан, когда она так явно выказывает свой интерес к Дереку?
Она пропустила Мариан вперед; они зашли на кухню, где наполнили свои корзины лепешками. Анне-Лиз очень волновалась, что мужчины на крыше по ее вине слишком долго ждут своей порции, они, наверное, совсем голодные. Она повернулась к Мариан:
— Я, должно быть, совсем ослабела, так как корзины с каждым разом становятся тяжелее.
Мариан холодно посмотрела на нее:
— Я бы хотела, чтобы ты превратилась в ведьму, но, к сожалению, ты очень привлекательна. Временами я чувствую, что ты послана мне за грехи, которых было много! И все-таки ты слишком красива для дочери миссионера.
Анне-Лиз рассмеялась:
— Могу я расценивать это как комплимент?
— Не думай размягчить меня своей добротой. Никогда женщина не полюбит другую, если между ними стоит мужчина.
Жара на лестнице, ведущей на крышу, была невыносимой, зато здесь было немного потише — звуки выстрелов почти не долетали. Анне-Лиз осторожно приоткрыла дверь. Сразу же стали слышны выстрелы сипаев и ответные с крыши. Пригнувшись, женщины пробрались к бойцам, согнувшимся у стены, чтобы их накормить.
— Кончайте, время ленча, — прокричал один из стрелков, и ответный огонь со стороны англичан немного утих. Через минуту повстанцы тоже ослабили стрельбу.
— Никто не хочет воевать в такую жару, — объявил молодой офицер, принимая из рук Анне-Лиз лепешку. — Однако будьте осторожны. — Он протянул руку в сторону города, где виднелись клубы дыма со стороны наступающего отряда Кемпбела, который медленно приближался к позициям сипаев. — Мы зажмем их в тиски и, как дантист, вырвем этот зуб!
Анне-Лиз глядела на город, окутанный дымом и пылью. Только с полдюжины строений возвышаются за резиденцией, кое-где на крышах сложены стены из булыжника, чтобы защититься от огня. Солнце пробивается сквозь дымку белой штукатурки, сквозь нее видны лишь яркие краски и неясные движущиеся фигуры. Солнце, отражаясь от золоченых куполов храмов и минаретов, слепило глаза Анне-Лиз, однако она продолжала вглядываться вдаль, как будто надеялась увидеть хоть какой-нибудь знак от Дерека. Даже если он удачно добрался до Кемпбела и ведет теперь отряд обратно в город, это все равно опасно: бандиты упорно удерживают каждую улицу Лакнау. Часто она с содроганием представляла Дерека убитым, лежащим на куче булыжников или загнанным в какое-нибудь покинутое строение. Чувствуя, как тревожно бьется ее сердце, она отвернулась и поспешила к тем, кого должна была еще накормить. Пот бежал по ее вискам, и сари прилипло к бедрам. Она слышала, как Мариан беспечно болтает с мужчинами.
Профессор Сандервиль выглядел измученным жарой, его пробковый шлем съехал в сторону. На нем были дымчатые очки, но когда Анне-Лиз добралась до него, он попытался отдать ей их на время, заметив, как она щурится от солнца. Но Анне-Лиз отказалась:
— Мне не нужно стрелять по цели, как вам, и потом у вас начнется головная боль, если вы лишитесь очков.
Сандервиль иронически засмеялся:
— Я расплавляюсь от этой жары. — Он запустил руку в корзину и ухватил засохшую лепешку. — Опять остатки! — Он мрачно вздохнул.
Анне-Лиз похлопала его по плечу:
— Если вы останетесь здесь до завтра, я выдам вам пищу первому. Я не хочу, чтобы вы стали таким же тощим, как одна из ваших египетских мумий.
Он печально улыбнулся:
— Я уже мумия. Это адское солнце высушило меня. В конце концов ребята, пытающиеся спасти нас, хоть иногда бывают в тени.