быстрому решению судьбы Орловского сражения. Снова разгорелись упорные бои на линии реки Кромы и вокруг города Кромы, который несколько раз переходил из рук в руки.
Начальник Латышской стрелковой дивизии – командующий ударной группой А.А. Мартусевич был снят, и командование ударной группой было передано командиру стрелковой бригады Латышской дивизии Ф.К. Калныню, молодому и менее опытному, но совершенно надежному и энергичному военачальнику. Латышская дивизия, перегруппировав силы, перешла в наступление, отбросила противника к югу от дороги Дмитровск – Кромы и вновь форсировала реку Крому. Противник закрепился на расстоянии 20 км от Кром и некоторое время, стягивая резервы, ограничивался только обороной. Латышская дивизия, понесшая очень большие потери, пыталась выбить врага с этой оборонительной линии, но встретила сопротивление, с которым не удалось справиться. В течение нескольких дней на фронте происходили только небольшие стычки разведчиков.
* * *
Поскольку Латышская дивизия почти совсем не получала пополнений, а боеспособность ее из-за больших потерь (более 50 % командиров и до 40 % бойцов вышли из строя – были убиты или ранены) значительно понизилась, то она не была в состоянии закрепить достигнутые успехи. Особая бригада червонного казачества, потерявшая до 33 % конников, получила пополнение – численно небольшую Кубанскую конную бригаду, которую пришлось свести в один полк. Отдельная пластунская бригада Павлова потеряла убитыми, ранеными и больными до 30 % своего состава. Ослабленная ударная группа не могла развить свой успех, резервов же не было никаких. Необходимо было немедленно окончательно разгромить офицерские корпусы, ибо к противнику начали подходить подкрепления. Пленные рассказывали, что к фронту движется танковая группа и два полка, сформированных в Харькове и Белгороде из украинских офицеров. Имелись также сведения, что прибыла французская авиация и английская тяжелая артиллерия. Пленные, захватываемые конными разведчиками ежедневно во время их вылазок, подтверждали известия о возрастании сил противника. Ударная группа, которая уже выполнила часть своей героической задачи, отняв у противника Орел и сломив его наступление, должна была теперь окончательно разгромить офицерские дивизии, разбив их до прибытия вражеских подкреплений.
30 октября в деревушку Шарыкино приехали И.П. Уборевич и Г.К. Орджоникидзе. В деревне Шарыкино располагался штаб Латышской дивизии, туда были вызваны командир пластунской бригады Павлов и комнадир бригады червонного казачества Примаков. Командир Латышской стрелковой дивизии Калнынь доложил, что дивизия наличными силами не в состоянии прорвать линию обороны Дроздовской и Корниловской дивизий, что положение является весьма напряженным, поскольку как к корниловцам, так и к дроздовцам подходят резервы и подкрепления. Он выразил сомнение в безопасности Орла и потребовал переброски резервов. Будучи командиром кавалерийской бригады и отвечая за разведку, я подтвердил, что сведения о прибытии к противнику резервов верны, но отметил также, что наши конники уже получили небольшое пополнение, так что боеспособность бригады восстановлена.
В небольшой закопченной крестьянской горнице, которую слабо освещали добытые у попа восковые свечи, было темно и мрачно. Колеблющийся свет свечей едва освещал карту, над которой склонился Уборевич. В соседней комнате шумели телефонисты и трещал полевой телефон. Уборевич коротко ответил Калныню:
– У главного командования резервов нет. Мы должны довершить разгром офицерского корпуса и сломить его сопротивление наличными силами. Орловское сражение является сейчас центром всего Южного фронта. Достигнутая здесь победа уже вызвала подъем боевого духа на фронте, неудача же и отступление дезорганизуют войска. Мы должны одолеть врага теми силами, которые у нас есть.
Орджоникидзе, остановившийся и молча слушавший Уборевича, сказал, подчеркивая каждое слово:
– Мы, товарищи, должны победить наличными силами.
Начальник штаба червонных казаков, старый большевик Туровский, задал вопрос:
– Итак – рейд?
Я ответил:
– Рейд.
И заявил Уборевичу:
– Может быть, рейд в тыл офицерского корпуса даст возможность Латышской дивизии взломать фронт.
Разговоры о рейде шли в штабе бригады червонного казачества уже несколько дней. Рейд – прорыв масс конницы в тыл врага, разгром его тылов, нарушение связи, уничтожение вражеского руководства, полная дезорганизация его тыла – очень опасная операция для кавалерии, прорывающейся в глубокий тыл противника, но эта операция позволяла надеяться на успех, ибо дезорганизованные офицерские полки после уничтожения их руководства могли бы быть сломлены Латышской дивизией прежде, чем они получат подкрепления.
– А не погибнут ли конники в тылу у белых?
– Справимся!
После недолгого обсуждения предложение о рейде было принято. Уборевич и Орджоникидзе тут же продиктовали директиву армии о подготовке прорыва для кавалерийского рейда и о переходе армии в наступление. Конные вестовые доставили директиву в штабы частей.
Совещание окончилось. Темной ночью командиры отправились в свои части. Примораживало. Копыта коней стучали по замерзшей земле, медленно падал первый осенний снег – приближалась зима.
* * *
2 ноября Латышская дивизия перегруппировалась, и в ночь на 3 ноября две бригады Латышской дивизии под командованием командира бригады К.А. Стуцки сгруппировались в районе Чернь – Чернодье. В деревнях Рыжково и Похвастново у жителей были собраны все простыни, и в полночь под 4 ноября колонны латышей по свежему снегу двинулись к Черни и Чернодью. Завернувшиеся в простыни стрелки совершенно сливались с окружающим снегом. За ними направилась колонна в составе четырех конных полков[53], занявшая исходные позиции в овраге к югу от деревни Рыжково.
Конники сняли у плененных в предыдущих боях офицеров погоны и нашили их себе. Эскадронные значки и боевые знамена были свернуты в чехлы. Решено было во время рейда по тылам врага выдавать себя за дивизию генерала Шкуро, поспешно отступающую с фронта, – чтобы среди населения распространялись слухи о разгроме всего фронта белых, чтобы партизаны в тылу врага взялись за оружие, а противник упал духом, так как, мол, сам Шкуро уже разбит и бежит со своей конницей на Кубань.
Сторожевые посты противника у Черни – Чернодья были сняты без выстрела, и тогда в этих селах разгорелся ожесточенный бой. Обе бригады лавиной бросились на спящих дроздовцев, и за неполных полчаса прорыв был осуществлен. Конники ринулись в образовавшуюся брешь и серым зимним утром оказались у опушки леса близ деревни Лаврово, по пути взяли в плен артиллерийский обоз Дроздовской дивизии и продолжали мчаться весь день и всю ночь, громя тылы врага, нарушая коммуникации, уничтожая артиллерийские обозы. После четырехчасового отдыха в селе Теплый Колодец, в 70 км за линией фронта, Кубанский полк был выделен для занятия города Фатежа, в то время как три полка атаковали станцию Поныри, захватив при этом несколько эшелонов со снабжением. Станция Поныри была взорвана.
Высланный на станцию Возы эскадрон Латышского кавалерийского полка захватил и сжег эшелон со снабжением и взорвал станцию. Кубанский кавалерийский полк овладел Фатежем, где захватил два танка и два 152-миллиметровых орудия,