Для человека с темпераментом Энвера жесткие меры – всегда самые предпочтительные, и первой, самой простой из них стала отставка Махмут Камиля. На посту командующего 3-й армией его сменил Вехип-паша, который уже завоевал себе отличную репутацию в Дарданеллах[232].
Требовалось срочно укрепить разгромленную 3-ю армию, однако Энверу не удалось ускорить движение подкреплений, которые уже вышли в путь. К марту только 3-я кавалерийская дивизия прибыла в район, расположенный между 3-й и 2-й армиями. Другие дивизии, которые должны были войти в состав 2-й армии, тоже находились в пути, но им предстояло еще дойти до Улу-Кишла, станции на Багдадской железной дороге, которая оказалась забита войсками и группами 2, 6 и 4-й дивизий, которые перебрасывали в Ирак. Многие надеялись, что после личной инспекции районов Тавра и Алеппо вице-генералиссимус поймет, с какими трудностями сопряжена переброска войск, но, составляя свои новые и (как всегда) обширные стратегические планы, он совсем упустил из виду, что пропускная способность турецкой железнодорожной системы сильно ограничена. Эти планы родились через несколько дней после возвращения Энвера в Стамбул, в результате бесед с его германскими друзьями – фон Лоссовом и Бронсартом фон Гиллендорфом.
Энвер решил нанести нечто вроде «решающего удара» по русской Кавказской армии. 3-я армия, усиленная V корпусом, должна была атаковать русских по всему фронту между Кара-Су и черноморским городом Оф. А тем временем главные турецкие силы он хотел сосредоточить под Харпутом и Диярбакыром для наступления по линии Киги – Огнот – Муш – Битлис с целью окружения основной части русской армии и создания угрозы для ее тыла. Эта задача была поручена 2-й армии, командовать которой назначили маршала Иззет-пашу[233].
Такому неисправимому дилетанту, как Энвер, этот план, должно быть, казался очень умным и впечатляющим, как это пояснялось в короткой директиве. Она была проиллюстрирована кратким обзором, где указывались только главные пункты сосредоточения и наступления войск. Но все это оказалось убедительным только на бумаге. Время, отпущенное на сосредоточение турецких войск, было рассчитано неверно, с обычным для Энвера безответственным оптимизмом, а весь замысел основывался на предположении, что русская Кавказская армия в течение трех самых подходящих месяцев для ведения военных действий будет безучастно стоять на занятых ею позициях[234].
Условия для сосредоточения 2-й армии были еще хуже. Переброска одной дивизии из Босфора в Улу-Кишла занимала 13 дней. Поскольку эта линия обслуживала также Сирию и Ирак, то, чтобы перебросить в район Тавра 11 дивизий 2-й армии, нужно было затратить несколько месяцев. Из Улу-Кишла в район Харпут – Киги войскам требовалось пройти маршем не менее 900 км (из которых 300 – по плохим горным тропам). Когда в середине марта первые части 2-й армии еще только прибывали в Диярбакыр, простой расчет, должно быть, убедил Энвера, что новые места расположения она займет не раньше 1 августа.
Энвер закончил разработку своего нового наступательного плана через несколько дней после захвата русскими Ризе. Быстрый и легкий успех совместных операций Ляхова навел Юденича на мысль о необходимости немедленных действий против Трапезунда. Захват этого порта, самого лучшего внутреннего рейда на всем северном побережье Анатолии, стал для русских, желавших закрепиться в Эрзеруме, насущной необходимостью[235]. В то же самое время без овладения Трапезундом было невозможно расширять операции в районе Эрзинджана и внутренних районов Анатолии.
Императорская Ставка была довольна успехами Кавказской армии, а генерал Алексеев очень ценил Юденича[236]. В России только победы Кавказской армии могли рассеять уныние, воцарившееся после большого отступления в Польше в 1915 г. Тем не менее в русском Генеральном штабе не изменили прежнего мнения о второстепенном значении Кавказского фронта. Весьма характерны несколько строчек из письма генерала Алексеева адмиралу Эбергарду: «Исход войны будет зависеть главным образом от того, как будут развиваться события на Европейском театре, то есть Франко-Бельгийском и нашем собственном Западном. Наш европейский стратегический фронт (протяженностью более 1200 км), неопределенная позиция Румынии, численность и качество войск противника на нашем Западном фронте – все делает нашу военную обстановку настолько серьезной и настолько сложной, что мы не имеем права в настоящее время распылять войска и направлять их на выполнение задач, имеющих второстепенное значение, пусть даже сами по себе они имеют важное значение на отдаленных театрах войны». Это письмо было написано 19 января, в промежутке между Кёпрюкёйской битвой и штурмом Эрзерума. Но даже захват последнего не смог повлиять на мнение Ставки.
Главнокомандующий Кавказским фронтом, со своей стороны, был далек от мысли о большом стратегическом наступлении в Турции. Он только хотел закрепить достигнутое и ликвидировать угрозу возобновления турецкого наступления в Закавказье, которое стало идеей фикс в воспаленном мозгу генералиссимуса. Юденич знал, что многие дивизии турок, высвободившиеся после Галлиполи, будут направлены на Кавказский фронт, и потому разработал соответствующие планы и занялся подготовкой к отражению этой угрозы.
Собственные ресурсы Юденича на Кавказе находились уже на грани истощения. Он мог восполнить потери в зимних битвах за счет призыва резервистов и создания ополчения, но сформировать большое число новых частей ему было не под силу[237]. Поэтому он произвел перегруппировку частей внутри корпусов[238].
Юденич всегда уделял много внимания развитию коммуникаций. В течение весенних месяцев узкоколейку, шедшую до Караургана, продлили до Эрзерума. Было предложено продолжить ее до Мамахатума, а потом и до Эрзинджана. Новая линия Маку продолжала строиться от станции Шахтахти через Диадин до Каракилисе, в долине Алашкерт, а ветка линии Маку вскоре соединила Баязет с пунктом на северо-восточном берегу озера Ван, на котором до ранней осени 1916 г. продолжалась навигация. Осенью 1915 г. была пущена в эксплуатацию линия нормальной колеи от Джульфы до Тебриза. В течение последующих месяцев построили боковую ветку – от станции Сафиан до Шериф-хане, на берегу озера Урмия, а на самом озере была создана флотилия легких пароходов и барж[239]. В то же самое время велись работы по прокладке сотен миль дорог за пределами фронтовых районов. Увеличилось количество автомобилей, а число эскадрилий достигло четырех[240].
На побережье Черного моря шла подготовка к возобновлению совместных операций, однако у сухопутного и морского командований существовала разница во взглядах. Адмирал Эбергард не хотел предоставлять свои боевые корабли для постоянной поддержки наземных операций. Батум, не имевший ремонтных цехов, не мог считаться подходящей базой для серьезных морских соединений, и чрезмерно осторожный морской главнокомандующий считал оборонительные возможности этого порта недостаточными. Не имея баз на побережье Лазистана, было трудно обслуживать отряд миноносцев. Генерал Юденич, со своей стороны, никак не мог понять, почему мощный Черноморский флот[241] не может стать полновластным хозяином в закрытом море, в котором противник располагал лишь двумя новыми и пятью старыми линейными кораблями и одним крейсером («Гёбен»).
В феврале Юденич привлек внимание Эбергарда к тому факту, что турецкая дивизия (10-я V корпуса) была переброшена в Самсун морем, и снова потребовал от морского командования положить конец транспортировке турецких войск вдоль побережья Анатолии. Адмирал Эбергард доложил Ставке, что поддерживать постоянное морское патрулирование входа в Босфор практически невозможно, поскольку он находится слишком далеко от Севастополя. Адмирал также указал на трудности (включая угрозу со стороны подводных лодок), с которыми сталкивается постоянная тактическая поддержка сухопутных сил, действующих на побережье Лазистана. Он предпочитал крупномасштабные совместные операции ограниченной продолжительности[242].
Впрочем, разница во мнениях морского и сухопутного командований имела значение лишь тогда, когда недостаток сухопутных сил сводил все береговые операции только к постепенному продвижению в направлении Ризе. После падения Эрзерума Ставка обещала предоставить Кавказу две пластунские бригады, и Юденич выдвинул план совместной операции против Трапезунда. Ставка не возражала против такого проекта, ибо он был приемлем как для командующего Кавказской армией, так и для адмирала Черноморского флота.
20 марта адмирал Эбергард прибыл в Батум на совещание с Юденичем. Морской главнокомандующий согласился с планом операции и обещал поддержать флот, но уточнил, что будет сотрудничать с ним только в течение четко определенного и ограниченного периода времени, которое потребуется для переброски и сопровождения двух пластунских бригад в Ризе. Войска должны были погрузиться в Новороссийске 1–4 апреля.