Читать интересную книгу Поэзия США - Анна Брэдстрит

ПОСТИГАЯ ОТЦОВ, СТИЛЬ XIX СТОЛЕТИЯ, ЮГО-ВОСТОК США

© Перевод О. Чухонцев

Были они людьми, страдали, ходили в длинных глухих                       сюртуках с золотой цепочкой и при часах.С дагерротипов глядят они пристально взглядом сурового                                                                      осужденьяИли с картин, написанных маслом, и, кто мог знать,                                               сколько боли в глазах,Которые строго теперь отмечают наши печальные                                                                     заблужденья.

Некоторые составляли петиции, слог Джефферсона:                                                призыв и протест.И патриота знавали позу: левая за спину или опущена                                                                             долу,Правая к негодованию Господа громко взывала,                                                               подъемля перст.Был всегда дедушка-просветитель, приверженный                                                          истинному глаголу.

Некоторые отдавались учебе, греков читали, отправясь                                                                            в лес,Или живого искали эпоса в собственных подвигах                                                                     и морали,Будь это Нестор[102], в свино-таверне погром учинивший, как                                                                                 Ахиллес.Когда Сэм Хаустон[103] умер, на перстне одно лишь слово:                                                          — Честь — прочитали.

Их чада, рассеиваясь, летели, как зерна проса в сырую                                                                             прель.Жены их, выброшенные, как ветошь, в дальних углах                                                             умирали где-то.Говорили «Мистер» невесты-жены, не понимали, что                                                      значит постель,Утром стыдились, шелк обожали, носили ключи                                                                     от буфета.

— Умрем в окопах, если потребуется, — Бауи из Аламо                                                                    сказал.И умер, левой стопой вперед — еще в броске,                                                      в продолженье жеста:Голова запрокинута, глаза сужены, палец на лезвии,                                                           вниз кинжал.— Великий джентльмен, — сказал Генри Клей. Смотри                                            портрет Бенжамина Веста.

Или возьмите тех безымянных, от которых вообще                                                                        ни портретов нет,Никаких медальонов, ни перстней с печатью, хотя                                            поломанный и заржавелый,На чердаке или так, на земле, длинный Дечерд валяется                                                                   много лет;Или желтая Библия, Слово Божье, им служившая                                                        правдой и верой.

С ангелами боролись иные — и пали возле амбара                                                             с зерном.Бились со зверем в себе и обманом, зная, что путь                                              к торжеству заказан.И также пали, кто с пеной кровавой у рта, со сломанным                                                                кто ребром.Как сладко слезы текли! Бродили по темной стране                                                      со старым рассказом.

Некоторые процветали, имели черных рабов и акры и ели                                                             на серебре,Но помнили крик совы, вспоминали, как в сумерках                                        пахнет паленым медведем.Любили семью и друзей и терпели так долго, как можно                                                      в этой дыре, —— Но деньги и женщины — разорение, махнем                                       в Арканзас? — Ну что же, едем!

Один из моих был земельной акулой или как пухлый                                                           какой фолиантС подмоченной славой. «Большой и бесформенный, как                                     мешок с картошкой или фасолью,Перекинутый через седло. Знает мало,                           но проницательный», — говорят.Так из истории он выезжает с толстой шеей и тонкой                                                         ролью.

А этот с Шилохом воевал, стал странен, как он, ночами                                                     скрипку терзал.Ребята Техасом его изводили. — Будь проклят он, нет                                ничего там! — но, вздорный,В фургоне умчал, чтоб всем доказать, и, если хотите,                                   свое доказал,Когда через год — Будь проклят Техас! — опять вернулся                                                к блевотине черной

И умер, и умерли все, и мертвы, и голоса их звенят                                                           из тьмы,Как последний сверчок морозной ночью, в траве                                                      затерянный, и едва лиНам о выборе нашем они расскажут, умоляя лишь об                                              одном: чтоб мыИх старую, их прожитую жизнь — хоть словом одним                                                        оправдали.

Склоним же над прахом их в поздний час уши сердец                                                             своихИ, чему хотят они нас научить, постараемся научиться,И великодушно простим недостатки и даже величие их,Ибо дети мы их в человеческом свете и под сенью                                           хранящей Господней десницы.

ЛИСТ ОРЕХА

© Перевод В. Тихомиров

За ночь померкли рощи.          И будто забылась боль,Что прочь тебя гнала.          Но оживляется болью боль.          И забывается — через боль.

Опавший лист ореха          В дымке скользит золотой.Мальчишки в той роще рыщут,          Кричат, шуршат золотой листвой.          Эхо в роще полусквозной.

Опавший лист ореха.          Мальчишки ушли. Во мглеНи звука, и только белка          Ворошится в листве на пустынной земле.          Или тень это ходит во мгле.

Граненая головка —          Изумрудная змеяВесной оживет, услышит:          Там поступь на тропке лесной — не твоя.          А все-таки ждет змея.

В траве забвенья глуше          Твои шаги из года в год.Пришел — убил — и дальше.          Змея там другого убитая ждет.          Придет — убьет — уйдет.

За ночь померкли рощи.          Не ты ли стоишь во мглеИ молча ждешь, когда же          Белый цветок опадет во мгле.          Помни об этой земле.

«Когда мир будто ось в колесе, — недвижимее нет…»

© Перевод В. Тихомиров

Когда мир будто ось в колесе, — недвижимее нет,Когда ветер, что снасти нам рвал полстолетья, стихает,Когда воздух безвольно, отчасти притворно, вздыхает,Перепутав, где север, где юг, — появился на свет.

Ты явился в наш век, где с нервическим тиком часовСердце, такая, спорит о тактике силы всевластной,Ты в столетье вошел в час едва ли, не самый злосчастныйИ с улыбкой глядишь, как хиреет старик-филосо́ф.

В час, когда на блевотину пес возвращается смрадный,Страх во тьме компромиссов раскрыл свой цветок белобедрый,Когда Зло и Добро вершатся с улыбкою бодрой,Слившись в рукопожатье навек на картине парадной.

Ты вошел в этот год, когда все обещания лгут,И цветам не цвести, и померзнуть плодам недозревшим,Нет пути молодым, и всеобщий отбой — устаревшим,И куда, невозможно понять, и откуда бегут.

Но куда и откуда бежать нам сегодня, когда ты,Как по камню, по сердцу ступаешь впервые, шажкамиПодвигаясь вперед, научаясь владычить веками,Наши дни и наш труд попирающий, розовопятый,

Чтобы гордым сознаньем созреть, как настанет пораНад разломом столетий шагнуть из минувшего века, —И уверенным взглядом и сердцем прозреть человекаВ перспективе столетий, в веках совершенья добра.

ПРОГУЛКА ПО ГОРОДИШКУ В ЛУННОМ СВЕТЕ