Читать интересную книгу Происхождение всех вещей - Элизабет Гилберт

— Да, мы были немного знакомы. Я довольно активно участвовала в делах отца, преподобный Уэллс, и надо сказать, это мы с ним вдвоем приняли решение отправить мистера Пайка сюда, на Таити.

Еще несколько месяцев назад, до отъезда из Филадельфии, Альма решила, что не станет рассказывать никому на Таити о том, кем приходился ей Амброуз Пайк. Она проделала путь на корабле, путешествуя под именем «мисс Уиттакер» — пусть весь мир считает ее старой девой. В некотором роде, разумеется, она и была старой девой; это описание было не совсем ошибочным. Кто в своем уме счел бы ее брак с Амброузом браком? Вдобавок она и выглядела старой девой, и ощущала себя такой. Увы, ее легенда была самой убедительной, и она намеревалась пользоваться ею и дальше. Вообще-то, лгать ей не слишком нравилось, однако она приехала сюда с целью узнать историю Амброуза Пайка и сильно сомневалась в том, что кто-нибудь станет откровенничать с ней, узнав, что Амброуз был ее мужем. Если предположить, что он с почтением отнесся к ее просьбе и не рассказал об их браке никому (а она предполагала, что так и было, ведь по крайней мере в этом отношении он был человеком чести), она была уверена в том, что никто не сумеет заподозрить между ними связь, если не считать того, что мистер Пайк работал на ее отца. Что касается Альмы, то она была всего лишь путешествующим натуралистом и дочерью довольно известного импортера растений и фармацевтического магната; никто не должен усомниться в том, что она приехала на Таити ради собственного интереса — изучать мхи и проверить, как идут дела на семейной плантации ванили.

— Что ж, нам всем ужасно не хватает мистера Пайка, — проговорил преподобный Уэллс с милейшей улыбкой. — Вероятно, я тоскую по нему сильнее всех. Его кончина стала для нашего небольшого поселка настоящей трагедией. Жаль, что не все чужестранцы, которые приезжают сюда, подают столь хороший пример местным жителям, как мистер Пайк. Он был другом сиротам и падшим, врагом злобы и порока… и все такое прочее, да-да. И он был добрым человеком, наш мистер Пайк. Видите ли, я восхищался им, потому что чувствовал, что ему удалось показать туземцам, каким на самом деле должен быть истинный нрав христианина, ведь многим христианам продемонстрировать это никак не удается. Поведение многих приезжих христиан не всегда способствует улучшению репутации нашей профессии в глазах этого простого люда. Но мистер Пайк был образцом добродетели. Мало того, у него был талант заводить друзей среди туземцев, какой мне редко встречался у остальных. Видите ли, он со всеми говорил так по-простому, так великодушно; боюсь, не всегда и не у всех людей, приезжающих на этот остров издалека, получается так. Таити — рай, таящий множество опасностей, вы понимаете? Для тех, кто привык, если можно так выразиться, к более суровым моральным нормам европейского общества, этот остров и эти люди становятся искушением, перед которым трудно устоять. И чужестранцы пользуются этим, понимаете? Даже некоторые миссионеры, как ни тяжело мне об этом говорить, порой эксплуатируют этот народ, а люди эти невинны, как дети, хотя с помощью Господа нашего мы и пытаемся научить их быть более проницательными. Но мистер Пайк был человеком совсем другого рода — он не стал бы этим пользоваться, понимаете?

Альма была ошеломлена. Это была самая поразительная приветственная речь, которую она когда-либо слышала (за исключением, пожалуй, того первого раза, когда она встретила Ретту Сноу). Преподобный Уэллс даже не расспросил Альму Уиттакер о том, зачем она притащилась из самой Филадельфии, чтобы рассиживать посреди миссионерского поселка на груде коробок и сундуков, а сразу принялся рассуждать об Амброузе Пайке! Она такого не ожидала. Не ожидала и того, что ее супруга, чей портфель был полон тайных рисунков, начнут столь пылко расхваливать как образец морали. Услышанное ее слегка огорошило.

— Да, преподобный Уэллс, — только и сумела вымолвить Альма.

Видимо, не заметив ее замешательства, преподобный Уэллс продолжал:

— Мало того, видите ли, я полюбил мистера Пайка как самого дорогого друга. Вы и представить не можете, как утешает душу общество умного собеседника в таком уединенном месте. Поистине я готов пройти много миль, чтобы вновь увидеть его лицо или снова по-дружески пожать ему руку, коль такое было бы возможно, но чуда, подобного этому, никогда не случится, доколе я жив, видите ли, ибо мистера Пайка призвали домой, на небо, мисс Уиттакер, а мы с вами остались здесь.

— Да, преподобный Уэллс, — повторила Альма. Что еще она могла сказать?

— Можете звать меня брат Уэллс, — заметил он. — А мне позволите ли называть вас сестрой Уиттакер?

— Конечно, брат Уэллс, — отвечала она.

— Можете составить нам компанию во время вечерней молитвы, сестра Уиттакер. Правда, нам нужно поторопиться. Сегодня вечером мы начнем позднее обычного — я весь день был в коралловом саду и совсем потерял счет времени.

А, подумала Альма, в коралловом саду! Ну конечно же! Он весь день был в море, на коралловых рифах, а вовсе не трудился в саду.

— Благодарю вас, — промолвила Альма. Она снова взглянула на свой багаж и засомневалась. — Хочу спросить: где можно на время оставить свои вещи, чтобы те были в сохранности? В своем письме, брат Уэллс, я просила разрешения пожить некоторое время в поселке. Видите ли, я изучаю мхи и надеялась исследовать остров… — Она не договорила: от взгляда ясных и искренних голубых глаз этого человека ей становилось не по себе.

— Ну разумеется! — ответил преподобный.

Альма ждала, что он что-нибудь добавит, но он молчал. Надо же, он совсем не подозрителен! Ее приезд ничуть его не встревожил, будто эта встреча была запланирована еще десять лет назад.

— У меня достаточно денег, — не к месту добавила Альма, — и я могла бы предложить их миссии в обмен на жилье…

— Ну разумеется! — прощебетал преподобный те же слова.

— Я еще не решила, надолго ли останусь… И постараюсь не докучать вам… На особый комфорт я не рассчитываю… — Альма снова замолкла. Она отвечала на вопросы, которых он не задавал.

Со временем Альме предстояло узнать, что преподобный Уэллс никогда и никого ни о чем не расспрашивал, но в данный момент от этого ей было не по себе.

— Ну разумеется! — воскликнул он в третий раз. — Теперь же составьте нам компанию во время вечерней молитвы, сестра Уиттакер.

— Конечно, — согласилась Альма, покорившись.

Преподобный увел ее прочь от груды багажа — от всего, что ей принадлежало и имело для нее ценность, — и зашагал по направлению к церкви. Ей оставалось лишь последовать за ним.

* * *

Церковь была не более двадцати футов в длину. Внутри стояли ряды простых скамеек, а стены были выкрашены известью и сияли белизной. Зал тускло освещали четыре фонаря с китовым жиром. Альма насчитала восемнадцать прихожан; все были таитянами. Здесь было одиннадцать женщин и восемь мужчин. Она вгляделась в лица мужчин, насколько это представлялось возможным (Альма не хотела, чтобы ее сочли невежливой). Мальчика с рисунков Амброуза среди них не было. Мужчины были в простых брюках и рубашках европейского кроя, а женщины — в длинных, свободных платьях-ночнушках, встречавшихся Альме повсюду с тех пор, как она приехала. Большинство из них были в капорах, но одна — Альма узнала в ней суровую леди, прогнавшую мальчишек, — щеголяла в широкополой соломенной шляпе, украшенной затейливым сооружением из живых цветов.

Затем последовала самая необычная религиозная служба, которую когда-либо доводилось видеть Альме, да и к тому же самая короткая. Сперва прихожане спели гимн на таитянском. Музыка для слуха Альмы звучала странно — нестройно и резко, с наслоением голосов по принципу, оставшемуся для нее непонятным. Из музыкальных инструментов был лишь один барабан, на котором играл мальчик лет четырнадцати; он отбивал ритм, не вязавшийся со словами — или, по крайней мере, так казалось Альме. Сборника гимнов ни у кого в руках не было. Женские голоса пронзительно возвышались над мужским пением. Она не могла уловить мелодию этой странной музыки. Все пыталась расслышать знакомые слова (Иисус, Христос, Бог, Отец, Иегова), но не слышала и намека на узнаваемое звучание. Сидя в тишине, когда вокруг женщины пели так громко, Альма испытывала смущение. Она не могла принять участие в этом действе.

Альма думала, что по окончании пения преподобный Уэллс прочтет проповедь, но тот остался сидеть, склонив голову в молитве. Он даже не поднял глаза, когда грузная таитянка с цветами на голове встала и подошла к простой кафедре. Женщина зачитала короткий отрывок из Евангелия от Матфея. Альма поразилась, что та умела читать, да еще по-английски. Хотя Альма была не из тех, кто привык молиться, знакомые слова ее успокаивали. Блаженны нищие, кроткие, милостивые, чистые сердцем; блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать. Блаженны, блаженны, блаженны… Так много благословений, раздаваемых столь щедро.