Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Туземцы были более рослыми, чем европейцы, к которым привыкла Альма. Некоторые женщины были почти такими же крупными, как и она сама. Мужчины были даже выше. Их кожа имела цвет отполированной меди. У некоторых мужчин были длинные волосы, и видом своим они внушали страх; у других волосы были короткие, и выглядели они цивилизованно.
Альма увидела, как к морякам подбежала стайка проституток, принявшихся бесцеремонно предлагать себя, стоило мужчинам лишь ступить на причал. У этих женщин были распущенные волосы, падавшие ниже талии блестящими черными волнами. Со спины все они выглядели одинаково. Но при взгляде на их лица разница в возрасте становилась очевидной. Альма видела, как они начали торговаться. Интересно, сколько стоят подобные услуги? И чем именно предлагают заняться эти женщины? И сколько длится эта процедура, а также где все это, собственно, происходит? А куда, интересно, отправляются моряки, желающие купить не женщин, а мальчиков? На причале подобными услугами, похоже, не торговали. Такие вещи, по всей видимости, происходили в более укромном месте.
Альма увидела младенцев и детей всех возрастов и мастей — в одежде и без, в воде и на суше, путавшихся под ногами и стоявших поодаль. Дети передвигались, как косяки рыб или стайки птиц; за каждым принятым решением следовала немедленная реакция большинства: а сейчас мы будем прыгать! а сейчас — бежать! а сейчас — выпрашивать милостыню! а сейчас — дразниться! Она увидела старика с воспаленной ногой, распухшей вдвое больше обычной толщины, и белесыми от катаракты глазами. Крошечные повозки, которые тянули самые печальные маленькие пони, которых только можно было вообразить. Свору маленьких пятнистых собак, сцепившихся в тени. Троих французских матросов, взявшихся под руки и затянувших похабную песню, пьяных, несмотря на ранний час. Вывеску бильярдной и — что удивительно — типографии. От твердой земли под ногами кружилась голова. Корабельная палуба в самый свирепый шторм теперь казалась ей более родной, чем этот странный меняющийся мир. Альме стало жарко на солнце.
Красивый черный петух заприметил Альму и направился к ней размеренным шагом, как посол, вышедший ее встречать. Он вышагивал с таким достоинством, что она не удивилась бы, увидев поперек его груди церемониальную ленту. Петух остановился прямо напротив нее с царственным видом. Альме казалось, что он вот-вот заговорит или потребует предъявить документы. Не зная, что еще сделать, она наклонилась и погладила птицу, как гладят собак. К ее изумлению, петух не воспротивился. Она погладила его еще, и он очень довольно закукарекал. Наконец он уселся у ее ног и распушил перья, устроившись на отдых по-королевски. Он вел себя так, будто их общение прошло в точности так, как он планировал. А Альму этот простой обмен любезностями почему-то успокоил. Спокойствие и дружеский настрой петуха позволили ей расслабиться.
А потом они вдвоем — женщина и птица — стали молча ждать на причале того, что случится дальше.
* * *Семь миль отделяли Папеэте от залив Матавай. Альме стало так жаль несчастного пони, которому пришлось тащить на себе весь ее багаж, что она сошла с повозки и зашагала с ним рядом. Дорога была живописной, укрытой тенью ажурной листвы пальм и хлебных деревьев. Ландшафт казался Альме знакомым и вместе с тем удивительным. Многие виды пальм она знала по отцовским теплицам, но были и другие, загадочные и неизвестные, с ребристыми листьями и скользкой, похожей на кожу корой. Раньше Альма видела пальмы только в закрытой оранжерее, а тут вдруг поняла, что никогда прежде не слышала их и что звук ветра в их листве похож на шуршание шелка. Порой, когда порывы ветра усиливались, стволы деревьев скрипели, как старые двери. Все вокруг было очень шумным и очень живым. Что касается хлебных деревьев, то Альма и не представляла, что они окажутся такими величественными. Они напоминали большие вязы из ее родных краев: благородные, с блестящей листвой.
После долгих месяцев, проведенных в море, размять ноги было настоящим удовольствием. Возница — старый таитянин с покрытой пугающими татуировками спиной и тщательно намазанной маслом грудью — недоумевал, почему это Альма решила пойти пешком. Кажется, он боялся, что в таком случае ему не заплатят. Чтобы успокоить его, женщина попыталась заплатить ему на полпути к месту назначения. Это вызвало еще большую путаницу. Капитан Терранс заранее договорился о цене, но теперь таитянин, видимо, решил, что эта договоренность больше не действует. Альма предложила оплату американскими монетами, но возница попытался дать ей сдачу пригоршней грязных испанских пиастров и боливийских песо. Альма никак не могла взять в толк, каким образом он производит расчет в разной валюте, а потом поняла, что он просто решил обменять свои почерневшие старые монеты на ее новенькие и блестящие.
Ее высадили на тенистой кромке около банановой рощи, в самом центре миссионерского поселка на берегу залива Матавай. Возница сложил ее багаж в виде аккуратной пирамиды; ее пожитки теперь выглядели точно так же, как семь месяцев тому назад у каретного флигеля в «Белых акрах». Оставшись в одиночестве, Альма огляделась. Окружающая обстановка показалась ей довольно приятной, хотя она и не думала, что поселок окажется таким маленьким. Миссионерская церковь была неприметным невысоким строением с беленными известкой стенами и тростниковой крышей; вокруг стояло несколько хижин с такими же белыми стенами и крышами из тростника. По виду здесь жили всего несколько десятков человек, а то и меньше.
Поселок был построен на берегу маленькой речки, впадавшей прямо в море. Река пересекала пляж, который был длинным, имел форму полумесяца и состоял из плотного черного вулканического песка. Из-за цвета песка вода в заливе Матавай была не сверкающего бирюзового цвета, какой она обычно кажется в южных морях, — здесь берег омывали величественные, тяжелые, медленно накатывающие чернильные волны. Море у берега было спокойным, а примерно в трехстах ярдах виднелся риф. Даже с такого расстояния Альма слышала шум прибоя у далекого рифа. Зачерпнув горсть песка, она просеяла его сквозь пальцы. На цвет он был как сажа, но на ощупь — как теплый бархат, и пальцы она не испачкала.
— Залив Матавай, — вслух произнесла она.
Ей с трудом верилось, что она очутилась здесь. Ведь здесь побывали все великие первооткрыватели прошлого. Здесь были Уоллис, и Ванкувер, и Бугенвиль. Капитан Блай полгода стоял лагерем на этом самом пляже. Но самым впечатляющим, по мнению Альмы, было то, что именно здесь в 1769 году впервые высадился капитан Кук. Слева от Альмы, совсем близко, виднелся высокий мыс, откуда Кук наблюдал транзит Венеры — быстрое движение крошечного черного пятна по диску Солнца, явление, ради которого он и отправился на другой конец света. Тихая маленькая речушка, что текла справа от Альмы, когда-то стала последней в истории чертой, разделявшей британцев и таитян. После высадки Кука представители двух наций выстроились на ее противоположных берегах и провели несколько часов, разглядывая друг друга с тревогой и любопытством. Таитяне думали, что британцы приплыли с неба, а их огромные и внушительные корабли — мотус, острова, отколовшиеся от звезд. Англичане попытались определить, агрессивны ли таитяне, представляют ли они опасность. Таитянки подошли к самому краю берега и стали дразнить английских моряков игривыми и соблазнительными танцами. Капитан Кук решил, что опасности тут быть не может, и отпустил своих людей к женщинам. Матросы давали тем железные гвозди в обмен на сексуальные услуги. Женщины же брали гвозди и сажали их в землю, надеясь вырастить еще больше драгоценного железа, как обычно дерево выращивают из черенка.
Отца Альмы там не было — в той экспедиции он не участвовал. Генри Уиттакер приехал на Таити восемь лет спустя, в августе 1777 года, в составе третьей экспедиции Кука. К тому времени англичане и таитяне уже привыкли друг к другу и даже успели друг другу понравиться. Некоторых британских матросов ждали островные жены, а кое-кого и островные дети. Таитяне звали капитана Кука Тооте, так как не могли выговорить его имя. Потом еще много лет любой британец был у них Тооте. Альма знала все это из историй, которые рассказывал отец, историй, которые не вспоминала несколько десятков лет. Теперь она вспомнила всё. В юности ее отец купался в этой самой речке. Альма знала, что теперь миссионеры использовали ее для крещения.
Она не совсем понимала, что ей делать дальше. Вокруг не было ни души, лишь какой-то малыш в одиночестве играл в реке. Ему едва ли было больше трех лет, на нем не было ни клочка одежды, но он, кажется, ощущал себя вполне уверенно, плескаясь в воде без присмотра. Ей не хотелось оставлять свои пожитки, поэтому она просто села на свои коробки и стала ждать, когда кто-нибудь придет. Альме ужасно хотелось пить. С утра она была слишком взволнована и не позавтракала на корабле, поэтому вдобавок и проголодалась. Прошло много времени, и из одной из дальних хижин вышла дородная таитянка в длинном скромном платье и белой шляпке. В руках у нее была мотыга. Увидев Альму, она остановилась. Альма встала и разгладила юбку.
- Повесть о смерти - Марк Алданов - Историческая проза
- Чингисхан. Пенталогия (ЛП) - Конн Иггульден - Историческая проза
- Избранные и прекрасные - Нги Во - Историческая проза / Русская классическая проза