не отказался. Он сделал бы тебе самое охуенное предложение, какое только может пожелать девушка, подарил бы кольцо и опустился бы на одно колено. Он заставил бы тебя почувствовать себя гребаной принцессой. А это… это раздавит его, и тот факт, что я вообще спрашиваю тебя, будет для него пощечиной.
— Не говоря уже о том, — продолжает он, — что в какой-то момент мой отец умрет, и ты все равно будешь свободна от этого брака.
— Но я навсегда сохраню статус вдовы Джованни. Я не хочу быть связанной с ним ни в малейшей степени, даже после смерти.
— Вот именно, — говорит он. — Итак, тебе нужно сделать выбор. Я могу подготовить все эти бумаги, и ты сможешь официально называть меня своим мужем, или мы можем выйти за эту дверь и никогда больше не говорить об этом.
Мое сердце бешено колотится. Год назад мысль о том, чтобы быть замужем за одним из братьев ДеАнджелис, напугала бы меня до чертиков… ну, если быть до конца честной, мысль о том, чтобы быть замужем за кем-либо вообще, пугает меня. Мне всего двадцать два, я и близко не готова к такому важному шагу в своей жизни, но какой у меня остался выбор? Оставаться замужем за Джованни или стать женой Романа?
У нас нет гребаного выбора.
Я опускаю пальцы к поясу его брюк, и притягиваю его ближе.
— Ты действительно хочешь жениться на мне, Роман ДеАнджелис?
— Я бы вечно горел в аду за одну лишь возможность назвать тебя своей женой.
Комок нервов поселяется глубоко в моем животе и быстро начинает расти, прежде чем превратиться во взрослых бабочек, сеющих хаос в моем организме.
— Я имею в виду, ты же знаешь, что я могу быть стервой по утрам, верно? И я не очень хорошо воспринимаю требования, к тому же я сплю с твоими братьями, так что не могу гарантировать, что каждую ночь буду находиться в твоей постели. Ты уверен, что это то, чего ты действительно хочешь от жены?
Роман берет меня за подбородок, приподнимая его, пока наши губы не оказываются на расстоянии всего вдоха друг от друга.
— Ты — все, чего я хочу, — шепчет он. — Ты заставляешь меня снова чувствовать себя целым, и просто быть рядом с тобой напоминает мне, что мне есть ради чего жить. Все страдания и боль из моего прошлого не имеют значения, когда я с тобой, Шейн Моретти. Я уверен в тебе, блядь, как в самом себе, независимо от того, женаты мы или нет.
Я киваю и наклоняюсь еще немного, прикасаясь своими губами к его в нежном поцелуе.
— А ребенок? — Спрашиваю я его, отстраняясь, чтобы встретиться с ним взглядом. — В конце той встречи ты сказал, что собираешься воспитать его как своего собственного. Я люблю тебя и знаю, что уже неравнодушна к этому ребенку, но не думаю, что из меня получится хорошая мать.
— Я не прошу тебя быть его матерью. Какую бы роль ты ни хотела сыграть в его жизни, меня это совершенно устраивает, но мы с тобой оба знаем, что как только он вернется домой и ты будешь держать его в своих объятиях, зная, что нет ничего, что бы ты не сделала, чтобы защитить его, ты войдешь в эту роль, потому что ты такая, какая ты есть.
Мои глаза расширяются от страха. Быть его мамой? Срань господня. Я не могу нести ответственность за то, что испортила жизнь другому человеку, я едва справляюсь с собой. Черт, за последний год меня похищали по меньшей мере пять раз. Роман, конечно, не считает меня хорошим примером для подражания для своего ребенка.
— Ты уверен?
Роман кивает.
— Я вижу это по тому, как ты усыновила Дилла и Доу. Ты стала их семьей. Ты заботишься о них и защищаешь. Когда пострадал Дилл, это чуть не убило и тебя тоже, — настаивает он. — Я знаю, что ты еще не готова, и если ты решишь, что это слишком для тебя, я не буду тебя заставлять. Какую роль ты захочешь сыграть, зависит только от тебя. Я просто думаю, что ты втянешься в нее, даже не задумываясь об этом. Это будет так же естественно, как просыпаться по утрам.
— Ему придется называть меня мамой?
Роман смеется и качает головой.
— Пусть он называет тебя гребаной королевой, мне все равно.
Улыбка растягивает мои губы, и я снова наклоняюсь, позволяя ему захватить мои губы и держать их в заложниках столько, сколько он захочет.
— Так… мы это делаем? — спрашивает он, отстраняясь. — Я внесу изменения в документы?
Я тяжело сглатываю, волнение пульсирует в моих венах.
— Да, — отвечаю я ему. — Мы сделаем это, но не раньше, чем поговорим об этом с твоими братьями.
В его глазах мелькает неподдельный страх, и я смеюсь, снова притягивая его к себе.
— Если ты хочешь быть формальным в этом вопросе. Мы поженились почти три недели назад, что означает, что мы еще не консумировали наш брак, и, честно говоря, я удивлена, муженек, — поддразниваю я. — Я всегда считала тебя человеком, который покончит с этим еще до окончания церемонии.
Глубокое рычание вырывается из его груди, а его рука опускается на мой затылок. Он притягивает меня к себе и прижимается своими губами к моим, в то время как другая его рука обвивается вокруг моей поясницы, подтаскивая меня прямо к краю стола, пока я не чувствую, как он прижимается к моей сердцевине.
Я стону ему в рот, острая потребность в нем врезается в меня, как гребаный шар-разрушитель. Я чувствую, как его член твердеет под штанами, и он прижимается ко мне, только заставляя желание разгораться еще ярче.
Он хватает подол моей майки и срывает ее через голову, его глаза опускаются на мое тело и пылают желанием. Его рот находит мою шею, и я задыхаюсь от удовольствия, когда его умелые губы скользят по моей чувствительной коже.
— О, черт, Роман. Мне нужно почувствовать тебя внутри себя.
Его руки блуждают по моему телу, пока я тянусь к его футболке, срывая ее через голову. Я перекидываю ее через его плечо, пока мой жадный взгляд задерживается на его теплой коже. Он — это все, его идеальные татуировки, танцующие по всему телу при каждом движении, четкие линии пресса и грудных мышц, мышцы на руках, и, черт меня побери, этот V-образный изгиб мышц.
У меня текут слюнки, и я заставляю себя не задерживать взгляд на зловещем красном шраме на