неофита, склонного к бессвязным бредням и буйству. Урбан VI "считается, как большинством современных хроник, так и большинством позднейших историков, одним из самых склонных к произволу и, по сути, безумных из всех Пап… обычно даже его защитники описывают его как капризного, вероломного, лживого, недоверчивого, непотичного и мстительного"[376]. По всей видимости, за годы своего смиренного раболепства в Авиньоне новый Папа тихо вынашивал ряд претензий к своим работодателям, в основном направленных против притязаний и роскошного образ жизни членов Курии. Теперь в нем вспыхнуло праведное негодование и горячее желание реформировать то, что он считал порочным стилем жизни, причем в основном это было направлено против кардиналов. Так, например, во время консистории Папа так разгневался на кардинала Лиможского, что набросился на ничего не подозревавшего прелата и повалил бы его на пол и если бы не вмешался Роберт Женевский, быстро вставший между ними и обратившийся к Папе со словами: "Святой отец, что вы делаете?"[377] Урбан особенно выделял кардинала Амьенского, который отсутствовал в Риме во время смерти Григория и поэтому не участвовал в выборах, как объект для оскорблений, неоднократно обвиняя его в получении взяток и замыслах измены. Кардинал Амьенский, чья родовитость была намного выше, чем у нового понтифика, ответил на это: "Я не могу ответить Вам сейчас, когда Вы Папа; но если бы Вы все еще были мелким архиепископом Бари, кем Вы были всего несколько дней назад, я бы сказал, что этот архиепископ встал мне поперек горла"[378]. Когда кардинал Миланский, ранее очень уважаемый доктор канонического права Неаполитанского университета и один из самых мягких и разумных членов Священной коллегии, возразил против одного из заявлений Урбана, спокойно объяснив: "Святой отец, отлучение не может быть законно наложено, если вы заранее не предупредили виновного трижды"[379], Урбан прокричал в ответ: "Я могу сделать все — и поэтому я сделаю это".
Провокационное поведение Урбана выходило далеко за рамки его отношений с папским двором. В ходе одного из проявлений грубости, подчеркивающей глубину невежества Папы или, возможно, просто его сознательное неприятие политических реалий, Урбан нанес оскорбление Оттону Брауншвейгскому, а также всей неаполитанской делегации, присланной Иоанной поздравить его с восшествием на папский престол. Герцог, как и подобает его статусу супруга королевы Неаполя, был удостоен высокой чести виночерпия на первой встрече с новым Папой — должности, требующей, чтобы он приклонил колено, поднося понтифику вино. Урбан намеренно игнорировал его, заставляя Оттона оставаться в этой унизительной позе, тщетно пытаясь подать Папе вино на глазах у всего собрания, пока наконец не вмешался один из кардиналов, сказав: "Ваше Святейшество, пора пить"[380]. Когда Оттон, вместе со Спинелли, позже подали Папе прошение королевы, в котором она просила дать ей отсрочку для сбора ежегодной дани (поскольку в предыдущем году она так много пожертвовала Григорию на военные нужды), Урбан обрушил свой гнев и на Иоанну. Как пишет один из хронистов, Папа не только отклонил ее просьбу, но и "пригрозил использовать свою власть над ней, поместить ее в женский монастырь и конфисковать все ее имущество"[381]. Эта угроза была повторена на последующей аудиенции с Оттоном и другими неаполитанскими представителями, на которой Урбан сообщил герцогу Брауншвейгскому, что женщина не должна править Неаполитанским королевством, и что он намерен свергнуть Иоанну и передать ее королевство сыну короля Франции или, возможно, собственному племяннику, которого Роберт Женевский позже назвал "совершенно никчемным и безнравственным человеком"[382]. Урбан мог бесконечно бороться с грехом симонии, но непотизм был совсем другим делом. "Чтобы ослабить эффект от этой шокирующей новости на посольство, прибывшее поздравить его, Папа предложил королеве уйти в женский монастырь добровольно"[383].
Новый скандал произошел 23 мая 1378 года, на обеде в папском дворце, когда Урбан попытался публично унизить Никколо Спинелли, потребовав от него отказаться от отведенного ему места за столом и пересесть на более низкое. "Сенешаль с достоинством покинул свое место, подошел к Папе и сказал, что сидел там по распоряжению церемониймейстера, и добавил, что всегда занимал это место в правление Урбана V и Григория XI, которые знали, как обращаться с сенешалем и канцлером королевы. После этого неаполитанское посольство покинуло зал и вернулось в Неаполь"[384].
Несмотря на открытую враждебность нового Папы, ни Иоанна, ни ее разгневанные послы, только что вернувшиеся из Рима, скорее всего, не восприняли бы всерьез угрозы Урбана низложить королеву и заставить ее, добровольно или нет, уйти в женский монастырь. В пятьдесят два года, имея за плечами более четверти века опыта правления, Иоанна находилась на пике своих сил. Размах и широта ее деятельности поражали воображение. Королева принимала участие, часто самым тщательным образом, в каждом аспекте управления своим королевством. Жители самой маленькой деревни в Неаполе не могли прибегнуть к услугам местного врача, не обратившись предварительно к королеве и не получив от нее одобрения своего выбора. Ни один новый товар не мог быть поставлен на рынок, ни одно время или место рыночного дня не могло быть изменено без ее санкции; ни одно распоряжение или указ не осуществлялись, если они не были скреплены ее печатью. Если другие правители, например ее кузен Людовик Великий, находили управление государством утомительным, то Иоанна наслаждалась им и делала все возможное, чтобы разрешать споры со знанием дела и справедливостью, что во многом объясняет ее долгое правление. Королева вставала по утрам, слушала мессу в своей личной часовне, а затем полностью погружалась в работу, вникая в детали, подобные тем, что содержатся в этом письме, касающемся импорта вина в Прованс:
Мы, Иоанна, милостью Божьей королева Иерусалима и Сицилии, герцогиня Апулии и принцесса Капуи, графиня Прованса, Форкалькье и Пьемонта, сенешалям наших графств Прованс и Форкалькье или их лейтенантам и викариям замков или местности Тараскон в вышеуказанных графствах [и всем] нашим верным подданным, настоящим и будущим, милость и добрая воля[385].
Наша цель и намерение — неустанно по-матерински защищать интересы наших подданных и по мере сил сокращать их расходы. В почтительном прошении от имени общины наших верных жителей упомянутой местности Тараскон, недавно поданном Нашему Величеству их особыми послами и гонцами, отправленными к Нашему двору, говорилось, что хотя упомянутая местность Тараскон так богата виноградниками, что вина, получаемого из них, вполне достаточно для потребления просителей, однако часто случается, что некоторые жители упомянутой местности и другие, посторонние, привозили и привозят вино в эту местность извне, не только для собственного употребления, но и предлагают его на продажу. Вследствие этого тамошние жители, у которых есть излишки вина, не могут его продать, так как продается иностранное вино, от которого упомянутые просители не получают никакой прибыли. В