— Выйдешь! — он мгновенно оказывается рядом, хватает меня за плечи и встряхивает, как тряпичную куклу. — Когда ты вернешься, мы начнем все с начала.
— Если я вернусь… — поправляю его аккуратно.
— Нет, Ира, — жестко качает головой, едва сдерживая внутренних демонов. — Не «если», а «когда»! Я подожду, — пальцы стискивают меня сильнее, но голос звучит мягче. — Родная, не пори горячку. Поезжай на море. Отдохни, расслабься и ни о чем не думай.
— Не держи меня и не контролируй, — прошу я, ища в его глазах понимание. — Не надо за мной следить, я прошу тебя. Дай мне свободу.
— Хорошо. Я обещаю, — Паша отпускает меня и примирительно поднимает руки.
— Спасибо. Дуне я сама позвоню попозже, а Егору объяснишь сам?
— Конечно, — нежно обнимает меня и целует в висок, словно мы только что не расстались. — Я буду ждать тебя, слышишь? — шепчет горячо, разрывая едва живое сердце в клочья. — Сколько потребуется. Возвращайся ко мне.
Мне кажется, все идет не по плану. Вместо прощания, мы отсрочиваем неизбежное. Но, по-другому не получается. Он не отпускает меня. Может спустя время остынет и получится договориться. Тяжело, но надо уходить, пока не передумала. Решительно отстраняюсь.
— Хочешь, я сам тебя отвезу?
— Нет, не надо, — качаю головой и отхожу подальше. — Закажи такси.
Послушно выполняет и одевается. Я стою у окна и жду. Пять минут, десять, пятнадцать. Ожидание тянется бесконечно, а воздух между нами и не думает разряжается. Все слишком остро и больно.
Машина останавливается у ворот.
— Пора, — говорю тихо, и сама не верю, что вот-вот все закончится.
Паша больше не спорит, берет чемодан и открывает мне дверь. Не смирился, но мужественно держится. Я чувствую все его эмоции, меня топит в этом адском коктейле, дышать тяжело и сердце болезненно сжимается в груди, но я не останавливаюсь.
Спускаемся, дети еще спят. Нехорошо так с ними, но по-другому никак. Слишком тяжело. Невыносимо. Я позвоню и все им объясню. Когда переварю, когда буду готова к диалогу.
Павел помогает мне надеть куртку, чуть дольше задерживая руки на плечах. Сильнее сжимает и врезается губами в макушку. «Люблю», — шепчет зло и открывает дверь. Подает руку и помогает спуститься по ступенькам.
Перед такси многолюдно. Парни и девушки жмутся к забору. Кто они? Чего хотят? Оборачиваюсь на Павла. Стиснув зубы, кидает на них грозный взгляд и идет к багажнику, чтобы убрать чемодан.
— Кто это? Жена? — чей-то шепот долетает до меня.
— Куда она? — перебивает его другой.
— А как ее зовут? — добавляется третий.
— Жена ворона, значит ворона? — нервный смешок проходит по толпе, а я невольно усмехаюсь.
Оборачиваюсь. Окидываю их взглядом. Смешные такие, виноватые. Интересно, что натворили?
— Ворон и ворона разные птицы, — говорю им. — Мужем и женой они никогда не будут.
Ловлю на себе тяжелый взгляд Павла и прячусь в салоне такси от греха подальше.
Глава 73
Ворон
Кидаю еще один предупреждающий взгляд на парней и отпускаю такси, глядя, как покачивая багажником, машина увозит от меня мою женщину, а вместе с ней и частичку меня самого. Из груди будто медленно с мясом вырывают сердце, предварительно разбив на осколки ребра. Кости впиваются в легкие, в мышцы, царапают вены. Но это внутри. Там у меня пиздец, кипятящий кровь. А внешне я все еще стою и смотрю вслед тачке, скрипя зубами и сжимая кулаки.
Я мог бы сделать сейчас что угодно: запереть Иру дома, не дать таксисту выехать с территории поселка, перехватить свою Ведьму в дороге. Уйма вариантов, как остановить эту женщину. Но я отпускаю, потому что женщину можно заставить спать с тобой, жить, а вот хотеть быть рядом заставить нельзя. Любить заставить нельзя. Поэтому все правильно. Это наша новая точка отсчета. При первой встрече спустя шестнадцать лет мы не начали сначала, мы утонули в своем прошлом, разгребая упреки, обиды, недосказанности.
Настала пора все это отпустить, переболеть окончательно и найти новый путь друг к другу. Я не готов отступить, не готов совсем ее потерять. Ира — навсегда моя женщина, с нашей первой встречи и до тех пор, пока я не сдохну.
Разворачиваюсь и словно врезаюсь в стену из воздуха, пропитанного чувством вины. Мишка, Илья, Назар, Беркут. Из девчонок приехали только Лиза и Ульяна, но с парнями демонстративно даже за руки не держатся.
— Вернуть? — спрашивает Беркут.
Я молчу, но мог бы воспользоваться и таким вариантом возвращения Иры домой. Черти весь город на уши поднимут, но доставят мне ее. Хватит. Мы в это уже наигрались.
— Ворон, — вперед шагает младший Грановский, как давний лидер их компании, — мы облажались. Извини.
— Я не злюсь, Назар, — смотрю в яркие голубые глаза парня.
— Разочарован? — тихо спрашивает Мишка.
— Нет, — горько усмехаюсь, глядя на них. — Мне все равно.
Миша дергается как удара, у Назара и Беркута темнеют и тяжелеют взгляды, Илья скрипит зубами, а я прохожу мимо, чувствуя внутренне опустошение. Лопасти мясорубки встали колом, перемалывать больше нечего, я в кашу. Паршивое состояние. Пожалуй, такое я испытывал лишь однажды.
Все будет нормально. Потом. Позже. Сейчас мне тоже нужно время наедине с собой. Немного. Пока не проснулись дети.
Пересекаю заснеженный двор и захожу в тепло. Елка весело мигает огоньками, но ощущения праздника нет.
И снова ничего нового, да, Ворон?
Хмыкнув, проверяю Егора и Дуню. Убедившись, что они и правда спят, ухожу к себе в кабинет. Новенький, я здесь не работал еще ни дня. Сажусь в кресло, упираюсь пятками в пол, затылком в подголовник и закрываю глаза. Даже бухать не хочется. Ночное шампанское встало поперек горла вместе с утренней «закуской» от Иры: «Мне с тобой плохо».
А мне без тебя, родная. Мне без тебя пиздец как хреново! И не дышится, и не пьется, и не радуется. Но это пройдет. Просто большие, злые дяденьки тоже иногда могут уставать, им тоже бывает больно, они любят, скучают…
Смешно от самого себя. Человеком себя почувствовал со всеми вытекающими.
Застыв в кресле, сижу, считая удары собственного сердца. Телефон, лежащий на столе, бьет по ушам короткой звонкой трелью. Забыл звук отрубить, оно и к лучшему. Тянусь к нему, активирую экран, держа трубку перед глазами.
«Проводили» — короткое сообщение от «маячков» Фила.
«Отпускайте» — пишу в ответ.
«Принято»
Всё, родная, дальше сама, как хотела. Я постараюсь не лезть, не мешать, не отсвечивать, чтобы тебе было хорошо.
Ну, а теперь я настоящий папка? Надо доставку что ли заказать. Чем детей-то кормить на завтрак? Персонала постоянного на кухне у меня пока нет. Так, приходили только, убирались. Повар здесь был не нужен. Можно самому, конечно, руки занять, заодно переключусь.
Иду на кухню, открываю холодильник и улыбаюсь. Да, точно. Девчонки же готовили, старались, а я все пропустил. Но салаты на завтрак не вдохновляют даже всеядного меня, поэтому нахожу самый простой выход из доступных мне как заядлому холостяку. Омлет, яичница, овсянка и бутерброды — есть из чего выбрать. В итоге решаю сварить им кашу.
Дуня спускается к столу первой, как раз когда уже все готово. Злобно смотрит на меня исподлобья и лезет в холодильник.
— Поговорим? — спрашиваю у девочки.
Она забирает с полки тарелку с каким-то салатом и молча уходит.
— Дуня! — но орать бесполезно. Я в игноре.
Ба… Женщины!
Делаю себе кофе и сажусь за стол. Пальцы так тесно сжимают кружку, что она скрипит, отдавая мне в зубы.
Егор спускается. Сонный, бледный, но в целом выглядит значительно лучше.
— Пап, а мама где? — хрипло спрашивает сын.
— Есть будешь? Заодно поговорим.
— Дава-а-ай, — зевая, потягивается Егор.
— Голова твоя как? — ставлю перед ним тарелку с кашей.
— Да вроде ничего, — пожимает плечами и берется за ложку. — Так где мама? — перемешивает горячий завтрак, смотрит, как расползается по овсянке растопленное сливочное масло.