ошеломлен.
– К лучшему, надеюсь? – усмехнулся Оливарес. – А вот волноваться вам никак не следует! Выпейте еще немного лимонаду.
После паузы он добавил с несколько смущенным видом:
– Должен вам сказать… Вы знаете, такова уж наша рутина. Мы не знали, кому сообщить о вашем положении, – в момент, когда вам было совсем плохо. Единственное указание, что мы нашли в ваших бумагах, был конверт с фотографией молодой – и очаровательной женщины и, по счастью, с ее адресом.
– Мисс Регина Лейн, в Лиссе, – старательно выговорил он по-английски. D Konnol Cmonrill.
– Мы взяли на себя риск ее предупредить. В ответ пришла телеграмма в одно слово: «Еду». По расчету времени и пароходных рейсов, она, скорее всего, прибудет сюда завтра к полудню. Надеюсь, вас это устраивает?
Выражение физиономии Битт-Боя целиком разрешило сомнения доктора.
– Ну, слава Богу! Поистине, всё к лучшему в этом лучшем из миров… А то, знаете, я немножко тревожился: ваш брат ведь, – лихие морские волки, – вы имеете такую репутацию, что женщин легко бросаете, и не всегда рады, если они о себе напоминают. Теперь постарайтесь уснуть и хорошенько отдохнуть, чтобы завтра быть в форме!
Волнение не дало бы поправляющемуся заснуть. Но Оливарес знал свое ремесло: через десять минут любезная метиска-санитарка принесла Битт-Бою пилюлю, которая погрузила его в сладостный сон.
«Литературный Европеец» (Франкфурт-на-Майне), апрель 2008, № 122, с. 21
Приключение на Корсике
In nova fert animus mutatas dicere formas corpora.
Publius Ovidius Naso, «Metamorphsae»[97]
Совершенно неожиданно я получил от одного моего приятеля с Корсики (о нем я, быть может, расскажу когда-нибудь отдельно), деловое предложение.
Он имел там в горах дом – вернее, избушку, – в лесу, в которой и жил в одиночестве. Сейчас ему нужно было уехать месяца на полтора-два за границу, и он готов был предоставить мне в полное распоряжение свое жилище. Его это даже весьма устраивало, чтобы я охранял его обиталище и при случае мог бы выполнять кое-какие его поручения на месте. Причем, он обещал оставить мне большой запас консервов и продуктов; а в остальном потребное можно было доставать в лежащей неподалеку деревне.
Хотя приглашение и застало меня врасплох, оно показалось весьма соблазнительным. Я как раз начал писать большую лингвистическую работу. Материал был у меня подобран; я нуждался в спокойствии и уединении; а это в Париже являлось трудно достижимым.
Проездом в столице, мой приятель со мной повидался; вручил мне ключи, и я, сев на следующий день на самолет в Орли, еще засветло вышел из автобуса на крутом перевале в центре Острова Красоты, откуда до моей новой резиденции было уже рукой подать.
Первые дни я чувствовал себя превосходно, и рукопись под моим пером быстро накопляла число исписанных страниц.
Позже, однако, мне стала вспоминаться фраза Онегина:
– Да скука, вот беда, мой друг!
В самом деле, трудиться 12 часов в сутки никому невмоготу. Усевшись за стол на заре, я после обеда, тем более в сумерки, убеждался, что рука устала писать, глаза – читать, и что необходим отдых и хоть какое-то развлечение.
По счастью, тут наметился и просвет. Поблизости, – версты две через лес, – находилось учреждение вроде отеля или скорее санатории, главным образом для туристов. В летний сезон оно бывало обычно переполнено, но в данный момент, в начале осени, – почти пусто. В нем застряла только, на относительно длительный срок, одна американская пара, муж с женой.
Зато постоянно пребывал там молодой доктор, состоявший у хозяев на службе. Он на эту должность согласился, в основном, в силу страсти к энтомологии, орнитологии и прочим отраслям натурализма, изучая местную фауну и немилосердно подстреливая различных птичек, пополнявших его коллекцию. Звали его Пьер Аньелли.
Мы с ним быстро сошлись в характерах, и я нередко заходил к нему поболтать, тем более что он располагал правом бесконтрольно распоряжаться довольно богатой библиотекой при отеле, откуда и снабжал меня книгами, – преимущественно детективными и авантюрными романами по-французски, по-английски и по-итальянски.
Вот раз, когда за окном уже сгущалась тьмам, и когда я убедился, что у меня голова больше не переваривает изучения индоевропейских и малайско-полинезийских корней, я вышел на тропинку, с намерением его посетить.
Врач встретился мне со своим заряженным дробью ружьем, почти на полдороге, близь опушки; здание санатории уже виднелось невдалеке.
Мы поздоровались и завязали разговор о последних политических новостях; но скоро наше внимание оказалось отвлечено несколько непривычной картиной.
Высоко над лесом парила летучая мышь; но полет ее был какой-то вовсе причудливый; заплетающийся и спотыкающийся, похожий на танец, с движениями то вверх, то вниз, то в одну, то в другую сторону.
Прежде, чем я успел его остановить, доктор поднял ружье и выстрелил.
Членистокрылое дернулось в воздухе и стремительно стало падать. Миг – и оно скрылось за верхушками дерев.
– Ну, зачем вы? – не сдержался я попенять приятелю. – Ведь всё равно ее теперь не найти! Да вы же вроде бы летучих мышей и не коллекционируете.
– И впрямь, – несколько сконфуженно отозвался мой собеседник, – сам не знаю, что меня подбило.
– Вы ведь ко мне? – сказал он после минутной паузы, – пойдемте!
Мы не успели открыть дверь, как к моему другу подскочил высокий и плотный рыжий мужчина, явно находившийся в состоянии крайней растерянности.
– Доктор, доктор! – вскричал он с сильным английским акцентом, – помогите! Моей жене худо… она при смерти…
– Ну, не волнуйтесь зря, мистер Симпсон! А вообще я ведь уже не раз предупреждал и вас, и вашу супругу, что нельзя пить столь неумеренно, как она. Это неизбежно должно плохо кончиться! Посмотрим, однако, что с нею.
Оба поспешно прошли внутрь, и я, поколебавшись, за ними последовал. Мы оказались в комфортабельно обставленной спальне, где на широкой постели лежала без чувств полуодетая женщина, вероятно, прежде красивая и еще далеко не старая, – лет на 35, – но с лицом уже сильно поношенным.
Медик склонился над нею и стал ее внимательно осматривать: лицо его принимало всё более и более серьезное и озабоченное выражение.
– Странно, – промолвил он как бы про себя. – Вид такой, будто произошла сильная потеря крови. Тогда как никаких следов кровотечения не заметно.
В самом деле, ни на одежде, ни на одеяле или простынях, ни на полу, ни малейшего красного пятнышка не было видно.
– Разве вот это, – эскулап указал на небольшое отверстие на горле у американки, с виду похожее на укус какого-либо мелкого зверька. – Вы не знаете, что это у нее? – отнесся он к мужу.
Тот недоуменно развел руками.
– Понятия не имею!
– В общем, не так уж страшно, – резюмировал Аньелли. – Своим чередом, тут и алкогольное отравление тоже. Что ей нужно, это полный покой. Пусть выспится вдоволь. Когда придет в себя, вы ей дадите лекарство, сейчас я его для вас возьму в аптечке. А потом понадобится усиленное питание. И, разумеется, – подчеркнул он, – ни капли спиртного! Пока не