будешь? — спросила она.
— Нет.
Они легли. И тогда дочь рассказала, о чем говорил Артур.
— Надо молить бога, чтобы все так и было.
Алиса лежала с открытыми глазами и, глядя в темноту, пыталась представить себе жизнь с Ильмаром и Артуром в домике садовника, как будет осенью и зимой ездить на рынок продавать яблоки, ведь и Артуру торговать не нравится. В остальное время помогала бы в саду и фруктовом погребе. Они держали бы только одну корову и поросенка, на кухне было бы чисто и не пахло сывороткой. Каждый день она была бы вместе с Ильмаром, ждала бы его из школы. В любую минуту могла бы подойти к Артуру, сказать что-нибудь или же спросить о чем-то. Не надо было бы избегать его взгляда, бояться, что он рассердится, скажет резкое слово, и чувствовать себя перед ним виноватой из-за своей слабости или недоделанной работы. Мать тоже была бы рядом, а потом они как-то устроились бы все вместе.
Алиса думала долго, и постепенно ее охватило такое чувство, словно она все эти годы провела где-то вдали, на чужбине и теперь собралась вернуться домой.
Алиса уснула совсем ненадолго и проснулась под впечатлением ночных размышлений. Сразу же взялась стирать замоченное с вечера белье, грела воду, кипятила. Все это с душевным подъемом, словно готовилась к большому празднику. Высохшие на солнце и ветру простыни пахли свежестью, и во всем вокруг ощущалась близость весны.
После обеда вымыла кухню, комнату, решила также прибрать квартиру Артура. Взяв ведро и тряпку, вышла в коридор и отперла дверь. Артура. В это время из своей квартиры вышел сапожник, пожилой холостяк, охотник до слабого пола. Поздоровавшись, он заговорщицки подмигнул:
— Ого, какой почет моему соседу!
И тихо усмехнулся.
Алиса порывисто закрыла за собой дверь, поставила на пол ведро и принялась вытирать пыль. А смешок сапожника не шел из головы. Алисе никогда не нравился этот развратный горбун, хотя он всегда был приветлив, ладил с соседями и, если надо было помочь кому-нибудь, никогда не отказывал. Он умел с каждым потолковать, пошутить, рассказать анекдот, его хорошо понимали и ребята на дворе, нередко можно было наблюдать такую картину: маленького человечка окружает куча мальчишек и все хором непристойно гогочут. Ильмару Эрнестина строго-настрого запретила ходить к сапожнику и слушать его глупые разговоры, а мальчик пока еще с бабушкой считался.
Прибрав комнату, Алиса осторожно вышла в коридор. Никого не было. Она тихо опустила ведро на кирпичный пол, боясь, как бы оно не загремело, и быстро заперла дверь. Ей удалось незамеченной вынести и вылить на дворе помои. И только у матери на кухне Алиса свободно вздохнула.
Затем замесила тесто, нарезала сала и луку. Субботний вечер Алиса хотела встретить пирогами. Но ее все не покидала мысль о сапожнике. В чем мог он упрекнуть ее! Как он сам жил? Переспит с одной девицей, потом с другой, с третьей. Эрнестина недавно говорила, будто у него что-то с Женей. Кто знает, на самом ли деле это так, но то, что он девушке не дает проходу, все знают. И чем строже Алиса осуждала сапожника, тем сильнее одолевали ее сомнения: что скажут люди, когда она разведется с Петерисом и выйдет за Артура? Не сочтут ли ее такой же потаскухой, как и тех, что путаются с горбуном?
Вечером пришел Артур. Робко улыбаясь, поблагодарил за уборку, спросил, что Алиса сегодня делала. Она ответила несколькими фразами и замолчала. Зато Эрнестина пригласила парня к столу, угостила пирогами. Артур сидел на кухне долго, разговор вела Эрнестина: то, что Артур станет садовником у госпожи Винтер, было ей не безразлично. Она рассказала Артуру много интересного и полезного о работе садовника, о госпоже Винтер и о самом генерале.
В ночь на воскресенье Алисе приснился сон. Они с Артуром, взявшись за руки, шли по улице Буллю, к илгуциемской пристани. Оба очень радовались тому, что будут жить в коричневом деревянном доме. Причалил пароходик, они вошли на палубу и, стоя на самом носу, смотрели, как течет Даугава. Затем направились на рынок. Кругом были палатки, как на ярмарке, и в одной из них сидел Петерис, прибивал подметку к старой туфле и плакал. Люди на рынке смотрели на Петериса, Алису и Артура. Вдруг она заметила, что руки Петериса в крови, словно он только что зарезал свинью. А все начали показывать на Алису пальцами и кричать: «Ступай к сапожнику!» Артур взглянул на Алису, как на чужую, и безразлично ушел прочь. Алису охватил ужас. Она хотела крикнуть, чтобы Артур обождал ее, но язык ее не слушался, с большим трудом она выдавила из себя несколько невнятных слов.
И проснулась.
— Что с тобой, детка? Почему ты кричала?
— Ничего. Так просто…
— Спи, еще рано…
Но уснуть Алиса уже не могла. Думала о Петерисе, о том, как скажет ему о разводе, если он приедет сегодня с ее вещами, — и приедет ли вообще, — не придется ли ей самой идти за ними, и какое тогда будет лицо у Лизеты… И чем лихорадочнее она думала, тем больше боялась этой встречи, и тем настойчивее становилось желание бежать. Бежать из этой комнаты, из этого коридора, из имения, от всех, кто мог бы показать на нее пальцем. И Алисе становилось все яснее, что единственное надежное место, куда она может убежать, где никто не упрекнет ее в неверности, где ее оставят в покое, «Апситес».
Окончательно осознав это, Алиса с нетерпением стала ждать пробуждения Эрнестины.
— Я все решила: я возвращаюсь к Петерису.
Эрнестина смотрела на Алису и долго молчала.
— У меня нет больше сил. Поступай как знаешь.
Алиса оделась и зашла к Артуру.
— Я пришла сказать…
Но потупленные глаза Алисы и ее дорожный вид уже все сказали.
— Вы понимаете, что вы сейчас делаете? Понимаете, что уже никогда не вырветесь оттуда?
— Для меня нигде больше места нет.
— Останьтесь! Прошу вас, останьтесь!