это Эрнестина.
— А то сколотим хибару, как Симсон.
Петерис был на все согласен.
На новоселье пришла взглянуть Эрнестина. Хоть она большой радости не испытывала, общее оживление ободрило немного и ее. Как-никак она стала теперь владелицей хутора и уже принадлежала к чуть более высокому сословию, чем до сих пор.
— Если бы я когда-нибудь перебралась сюда, то хотела бы жить вот в этой комнате с окном на солнечную сторону.
— Мы можем оставить ее для тебя хоть сейчас, — предложила Алиса.
— Может, сделать тут гостиную, в которой никто жить не будет?
Алиса согласилась, и так была оставлена п а р а д н а я к о м н а т а.
Во дворе и вокруг дома, заваленного мусором, отбирались толстые чурки и откладывались в сторону, потому что в «Прериях» с дровами было худо, в огонь пока кидали хворост и всякое гнилье.
Стоял тихий теплый вечер, Симсон, усевшись во дворе на стул, стоявший рядом со шкафом и кроватью, смотрел на тонкую струйку дыма, уходящую вверх от угасающего костра. Он никому и словом не обмолвился о том, куда думает податься. Мотоцикла у него не было с осени, а на старом велосипеде шкаф не увезешь. Все знали, что из денег Эрнестины ему почти ничего не досталось: уж слишком легкомысленно подписывал он векселя.
Алисе было жаль маленького человечка.
— Если вам негде остаться, так зачем вещи вынесли?
— Не беспокойтесь, все в порядке.
— Может быть, мы можем отвезти вас, если это не очень далеко?
— Спасибо. Транспорт у меня будет.
Алисе стало неловко. Она чувствовала себя виноватой в том, что Симсон сидит под открытым небом, и еще неизвестно, где он проведет ночь.
В это время на дорогу к «Прериям» завернула подвода. Это Паулина, видно, приехала посмотреть, как на своем хуторе устраиваются Виксны. Она поздоровалась с Алисой и Эрнестиной, затем сказала:
— Приехала за своим работником.
Симсон медленно поднялся со стула.
— Шкаф положим вверх тормашками, а кровать набок, ладно?
— Да, так будет вернее, — согласилась Паулина.
Алиса от удивления не знала, что сказать. Вещи скоро погрузили, Паулина забралась на воз, хлестнула лошадь, а Симсон взял велосипед и медленно побрел следом. Паулина восседала на шкафу, гордо вскинув голову: впервые в жизни у нее был свой работник.
Поздно вечером, когда Алиса с матерью остались в комнате одни, Эрнестина сказала:
— Я тебе еще не говорила. Позавчера Артур расписался с Женей.
— С Женей?
И они больше не обменялись ни словом.
Часть третья
СУЛИКО
Мой отец всю жизнь мечтал иметь кусок земли, которому хотел все отдать и от которого надеялся все взять.
У меня такого желания нет. И в понимании отца я человек пустой — горожанин. Хотя и меня гораздо больше, чем полные автомашин и людей улицы, дворы, окруженные высокими домами, грязные, темные лестничные клетки, волнуют тишина и простор полей, небо, воды и леса.
Лес будит воображение таинственностью, спасает от шума, укрывает от надоевших человеческих взглядов, исцеляет покоем. Небо дарит свет, солнце, бесконечность. Воды манят в дали, навевая мысли о вечном возвращении.
А пашни вызывают противоречивые чувства. Я отношусь с уважением к тем, кто пашет и сеет, восхищаюсь запахом ржаной пыльцы, радуюсь, глядя на зеленеющие поля. И в то же время оно кажется чем-то искусственным, ведь оно возникло по воле человека и может существовать только благодаря его рукам, вскормленное его по́том; и я не ощущаю в пашне той первозданной силы, которая охватывает меня, когда вхожу в лес, когда качаюсь на волнах или прикрываю глаза от солнца. И побаиваюсь, как бы кто-то не подошел и не сказал: тебе придется тут остаться навсегда, будешь тут привязан, чтобы работать от зари до зари, добывать пищу для себя, своих детей и тех, кто живет в больших городах. Чтобы они могли удобно, красиво и умно жить. Будешь работать, как твой отец, дед и все твои предки. Без их труда не было бы ни тебя, ни этих горожан. В эту землю твои отцы запахивали свою свободу, на этих полях лежат, невидимые, они сами и своими несбывшимися надеждами питают ржаные корни, дабы свои мечты мог претворить в жизнь ты.
Не леса, не воды и небо, а пашни, от которых ты убежал, и есть настоящая земля.
Земля твоих отцов.
ЧЕРНОЕ НАДГРОБИЕ
С тех пор как Петерис Виксна стал хозяином в «Прериях», прошло пять лет. Название, данное хутору Симсоном, все еще казалось немного смешным, поэтому когда стали менять нелатышские фамилии, когда Гринберги превратились в Залькалнов, а Зандберги — в Смилшкалнов[4], то заодно и «Прерии» переименовали в «Виксны». Эрнестине не очень нравилось, что хутор назвали по фамилии зятя, но что поделаешь, если его имя носят и дочь, и внук, который со временем все равно наследует ее. Так что вообще-то с этим можно было и примириться.
Дом, построенный Симсоном, уже не был самым шикарным в Осоковой низине. От солнца и дождя он посерел, стал неприметным и не мог соревноваться с красивыми, белыми жилыми зданиями в «Апситес» и «Упитес». (Бруверис не хотел отставать от Дрониса.) Зато Петерис поставил хлев — с бетонными стенами и дранковой крышей. На шиферную не хватило денег. Алиса хотела в хлеву еще устроить вторую кухню, чтобы от большого котла, в котором варили картошку, в комнаты не шел постоянно пар, но Петерис счел это излишней роскошью и напрасным переводом дров. Строя хлев, Петерис не занял ни сантима, потому что заложить дом Эрнестина отказалась. И Виксны, став хозяевами, жили так же скупо, как раньше, когда были арендаторами у Дрониса. Теперь они подумывали о следующей хозяйственной постройке — о клети,