только имели высшее агрономическое образование, не только владели сложной техникой, которая им принадлежала, включая компьютер, но были квалифицированными бизнесменами. Знали всю технологию современной банковской и маркетинговой системы и много другое, что надо знать, чтобы не прогореть. И наконец, последнее. Из крестьянина фермер не получается, нужны поколения успешного хозяйствования и достаточный запас богатства.
Насколько я понимаю, у нас сегодня речь должна идти скорее о единоличных хозяйствах. Они, конечно, не будут отвечать требованиям товарности и рентабельности. Но на первых порах у них и особых конкурентов не будет. Конечно, многие из них однажды превратятся в фермерские, а кое-кто и прогорит. Я понимаю, что мои советы никому не нужны – наше правительство страдает (и еще долго будет страдать, несмотря на смену премьеров) комплексом самодостаточности. И все же один совет дать рискну: государство должно всеми силами поддерживать тех, кто хочет и умеет работать. Как бы дело ни разворачивалось, но именно те, которые уже сегодня готовы работать, учиться и рисковать, дадут шанс стране снова выйти на передовые рубежи цивилизации и преодолеть кризис.
И еще одно я понял в те семидесятые, «застойные», – и впрямь застойные – годы: нам сейчас куда труднее, чем во времена нэпа, восстановить сельское хозяйство и накормить страну. В 1921 году была еще деревня, был настоящий крестьянин-собственник, впервые получивший возможность работать на собственной земле. И он начал работать. И как! Рынки страны за два-три года наполнились и хлебом, и мясом, и всеми теми дарами, которые смогла дать деревня изголодавшемуся городу. Надо вспомнить еще и то, что тогда в деревне жило восемьдесят процентов населения страны, как сейчас в Китае. Четыре крестьянина всегда могут накормить одного горожанина. А сейчас ситуация обратная: крестьян меньше двадцати процентов. Поэтому помощь, государственная помощь, деревне необходима.
Но самое главное – надо утвердить четкую систему законов, сделать наказуемым произвол местных властей любых рангов, и подобными действиями создать у народа ощущение прочности и незыблемости принятых законов, уверенность в том, что они навсегда делают деревенского труженика независимым, и убеждение в том, что его инициатива, его энергия будут не просто приниматься, но и поощряться обществом.
Сегодня крестьянин пассивен. Крестьянин устал, устал от всех и всяческих передряг, от своевольства и воровства начальства, он никому и ни в чем не верит. Дать ему веру в будущее – главная задача общества!
Вот те свободные размышления, которыми я обязан работе в Ставрополье.
Небольшое заключение
В начале семидесятых годов я начал заниматься проблемами, связанными с изучением биосферы как целого и взаимоотношением биосферы и общества. Я об этом уже рассказал. В это же время нас пригласили помочь ставропольским специалистам, и я получил неоценимую возможность на «живом материале» увидеть нашу сельскохозяйственную реальность. Тогда же у меня уже начало формироваться то мировосприятие, которое я позднее назвал универсальным эволюционизмом. Я получил уникальную возможность изучения динамики тех процессов, которые происходят в деревне, процессов эволюции организации жизни людей, ее иерархии и множества других вопросов, в которых я видел могучие проявления механизмов природной самоорганизации.
Мои спутники, с которыми я ездил по краю, удивлялись моим вопросам и теряли ко мне интерес. Да мог ли я им объяснить то, что и сам с трудом нащупывал.
В этой главе я хотел рассказать историю о том, как меня, человека очень далекого от земли, в силу простой случайности избрали сельскохозяйственным академиком. Рассказать как историю юмористическую. А получился серьезный разговор. И действительно, избрание меня в ВАСХНИЛ какого-либо значения для меня и моей работы не имело. А вот десятилетие постоянных контактов с людьми, работающими на земле, дало мне очень многое. И я искренне благодарен А. А. Никонову и М. С. Горбачеву, давшим мне эту возможность.
Глава XII. «Золотой век», или Размышления об истоках коммунизма
Феномен привлекательности
Я много размышлял об истоках популярности коммунистической доктрины. Ведь я и сам почти пятьдесят лет был членом коммунистической партии. Но формальное членство в партии – это немного другой вопрос. Кандидатом в члены партии я был принят летом сорок второго года: шла тяжелая война, решалась судьба моей страны, моего народа. И это не пустые слова. Мы знаем, что за фашистскими лозунгами следовали вполне реальные дела. И все мы знали, что происходило в оккупированных областях. Я никогда не отождествлял Родину и государство, Родину и партию. Но фронтовой лозунг «Коммунисты – вперед!» был мне близок, и я хотел быть с теми, кто впереди. Хотел и старался. Старался преодолеть свое изгойство. Я русский и здесь, в России, я обязан был быть впереди.
Но привлекательность коммунистических идеалов, искренняя убежденность в их абсолютности, их безальтернативности – это совсем другое дело. И массовая убежденность – она меня всегда удивляла. И, честно говоря, пугала. Что это – результат умелой пропаганды или нечто более глубокое? Ведь я и сам, как мне казалось, долгое время думал, что коммунизм нас ждет, обязательно ждет. Но, правда, не сегодня, не здесь, а где-то за горизонтом. Только в семидесятые годы, когда я начал продумывать ту схему развития материального мира, которую потом стал называть универсальным эволюционизмом, многое мне начало представляться в ином свете. И тем не менее, для меня долгое время оставался неразгаданным этот «идеологический парадокс». И думая о нем, я вспоминал Руссо, который сказал однажды, что никакой тиран не способен заставить народ делать то, что тот не захочет. Вот почему я думаю, что идеалы коммунизма действительно чем-то близки людям.
В понимании причин привлекательности идеалов коммунизма мне во многом помогла одна случайно попавшаяся книга. Даже не сама книга – это был более или менее обычный утопический роман. Удивительной мне показалась его история – то, что он был бестселлером и на грани прошлого века выходил огромными тиражами. Поэтому, готовя эти «размышления», я извлек из компьютера статью, которую пробовал написать в те далекие, сегодня уже бесконечно далекие восьмидесятые годы, когда казалось, что еще возможен спокойный разговор о будущем, которое может наступить без катаклизмов и крови. Может быть, эта ненапечатанная статья и более поздние комментарии помогут читателю увидеть особенности эпохи и мировоззрения автора, если читателю это интересно.
Средний американец Эдуард Беллами
Начало перестройки, 1988 год. Я только что закончил чтение книги «Через сто лет». Ее написал в 1887 году житель города Бостона Эдуард Беллами. Используя тривиальный прием (летаргический сон), автор перенес героя в последний год нынешнего тысячелетия. Мне показалось любопытным посмотреть на себя глазами американца прошлого века и поразмышлять о том, что заставило именно