его так представлять себе будущее и нас такими непохожими на нас самих.
В свое время сочинение Беллами имело шумный успех и было переведено на все европейские языки. Только в России оно выдержало пять изданий. В конце XIX и начале XX века книга Беллами широко обсуждалась и вызвала интерес у отечественных литераторов и философов. Отозвался на нее критической статьей и Н. Ф. Федоров – философ, ученый библиотекарь Румянцевского музея, один из создателей русского космизма. Наверное, и нам небезынтересно сопоставить прогноз американца конца прошлого века с той реальностью, в которую мы оказались погруженными через сто лет после его писаний.
Как это ни удивительно, но книга по-настоящему «среднего американца конца прошлого века», каким представляет себя читателю автор, позволяет ярче, чем многие ученые сочинения, высветить некоторые истоки тех представлений, которые сковали наши мысли и наши действия в веке настоящем.
Испокон веков, со времен Платона, а может быть, и с более глубоких горизонтов человеческой истории, людям было свойственно размышлять о своем будущем, о том, как однажды, в некий золотой век, им хотелось бы устроить жизнь своего общества. В этом и отражается присущее человеку стремление к лучшему. Почти каждый человек живет с ощущением того, что «он рожден для чего-то высшего», как об этом писал Гете.
Утопии, мечты о золотом веке были и будут – они в природе человека. Я думаю, что утопические построения просто необходимы: они содействуют утверждению нужных человеку идеалов; ведь не хлебом единым… Но в таких утопиях могут содержаться и опасности. В самом деле, любая утопическая конструкция это всегда и некоторая программа социальной инженерии, то есть целенаправленного переустройства жизни людей и социальной природы общества. И она может начать претворяться в жизнь. Вот в этом и кроется опасность некоторых утопий для судеб человечества. Глубоко проникнув в сознание людей, они могут формировать фанатиков, действия которых способны иметь непредсказуемые и порой трагические последствия. Я думаю, что мы в этом убедились на собственном горьком опыте. Вот почему социальная инженерия для человека столь же опасна, как и генная инженерия. Не зная брода, не суйся в воду!
Социальная операция в некоторых исключительных случаях может оказаться единственным средством сохранения жизни людей и общества в целом. И тогда общественная перестройка неизбежно будет проводиться в контексте некоторых умозрительных построений. И эти построения тоже неизбежно оказываются утопическими. В самом деле, человеку не дано заглянуть в далекое завтра. Такова жестокая диалектика: необходимо и одновременно чрезвычайно опасно. И с этим мы ничего не можем поделать. Только настоящими и глубокими знаниями мы можем как-то смягчить трагическую неопределенность. Но ее полного исключения из нашей практики быть не может – такова природа вещей.
Унылость утопии
Как бы ни были различны авторы утопических сочинений и эпохи, когда описывались представления о структуре будущего жизнеустройства, в них всегда присутствуют некоторые общие черты. Будь это Кампанелла или Мор, Фурье, Маркс или кто-либо иной, их размышления о будущем всегда отражали нечто общее, свойственное, по-видимому, сформировавшейся природе человека как социобиологического феномена. Это проявление сложившихся тысячелетиями стереотипов мышления, которые принято называть свободой, равенством, справедливостью. Конечно, в разные времена смысл, который вкладывался в эти понятия, мог весьма сильно розниться. Но лейтмотив человеческих устремлений оставался почти неизменным. Человек всегда хотел, хочет и будет хотеть быть свободным в выборе своих действий, образа жизни, быть хозяином своей судьбы. Человек хочет иметь посильную и интересную работу, которая обеспечивает (в разумных рамках) его существование и будущность его детей. И он всегда стремится к равенству, правовому и материальному: в обществе будущего, как думают многие и многие, не должно быть ни бедных, ни богатых, и все должны стать равно свободными: «свобода каждого обеспечивает свободу всех». Этот принцип «реального гуманизма» Маркса является естественным выразителем общих настроений.
Но как бы ни трактовались гордые слова «свобода» и «равенство», человеку моего времени, живущему в моей стране, помнящему к тому же еще и первый голод времен военного коммунизма, и все последующие тоже, во всех писаниях утопистов слышатся призывы к тому, что нами уже пережито и, надеюсь, навсегда отброшено историей: казарменный социализм, уравниловка, регламентация частной жизни человека, подчинение личности государству. Известное рассуждение Энгельса: сегодня человек работает архитектором, а завтра, если понадобится, он будет тачечником – разве оно не ужасно!
И такая обязанность перед государством охватывает все сферы деятельности человека; для его индивидуальности места не остается. Какая-то уравнительность и всеядность. Вспомним Маяковского: «…землю попашет, попишет стихи». И это не сатира! Это жизненный принцип, это идеал!
А в частной жизни, если верить утопистам, нас ожидают лишь идеалы мещанского благополучия и следование пресловутому «моральному кодексу коммунизма». Духовная жизнь, стремление к истине, если угодно, к Богу, познание окружающего мира с его сложностью и неоднозначностью, проблемы противоречивости и неоднозначности личности – все это отметается, отодвигается вглубь сцены, где вместо человеческих страстей, страдания, горя, но и настоящего счастья, пусть даже и минутного, – лишь некое пресно-сладенькое благополучное существование.
Во всех идеальных схемах, которые создавали писатели-утописты, философы и все те, кто претендовал на создание основ научного социализма, желаемое будущее общество представлялось неким бесконфликтным существованием. Тейяр де Шарден говорил о сверхжизни человечества, когда исчезнут расы, исчезнут классы, когда человечество сольется в некое единое целое вместе с Природой и Богом. И в таком окончательном единстве и будет состоять завершение мирового эволюционного процесса – конец истории, по терминологии Гегеля. Что бы ни возражали правоверные марксисты против подобного видения конца истории, но и Маркс тоже говорит о неком предельном состоянии, если угодно – финальном состоянии общества. В одной из своих лучших книг, в «Немецкой идеологии», он говорит о коммунизме как о некотором процессе, который будет завершен утверждением реального гуманизма, когда «свобода каждого будет обеспечивать свободу всех». На этом этапе общественной эволюции уже исчезнут классы, а вместе с ними и противоречия между людьми. Нет, в отличие от Тейяра де Шардена Маркс не говорит о полной бесконфликтности грядущей сверхжизни – противоречия останутся. Но это уже будут не конфликты между людьми, а противоречия Человека и Природы. Человеку еще предстоит, согласно Марксу, преодолевать и подчинять себе природные силы.
Значит, всем им, провидцам прошлых времен, будущее видится все-таки «золотым веком», своеобразным идеальным состоянием, которого человечество обязательно однажды достигнет – такова уж его судьба! И в этом финальном состоянии, в этом новом общем доме, утвердится некий общий порядок, будет ли он называться фаланстером, или казармой, или как-нибудь иначе. В этом общем доме люди будут одинаково равны в своих правах и обязанностях и одинаково свободны, а государство