посмотрел на придворного без насмешки, и вдруг вселяет в подданных мужество! Что на него нашло?
Я рассеянно касаюсь губ, вспоминая его поцелуй. А когда поднимаю голову, вижу рядом лицо Фионы, чьи голубые глаза светятся жадным любопытством.
– Я тут подумала, ты весь вечер вела себя ужасно тихо. Острила максимум раза два, и то с натяжкой. У тебя нет температуры? Может, ударилась головой и повредила мозг?
– Если так, придется тебе заново учить меня пользоваться вилкой для салата.
Ее смех прерывается с появлением курьера. Он кажется слишком молодым и тощим по сравнению с королевскими гонцами, прислуживающими на охоте, – та же голодная худоба была у девочки, которой Люсьен отдал золотые часы, девочки с одним глазом. Он протягивает Фионе письмо, которое она вскрывает и быстро читает. Ее поза меняется в мгновение ока: спина выпрямляется. Кожа белеет, словно листок бумаги.
– Фиона, что случилось? – спрашиваю я. Она сглатывает, не отрывая глаз от написанного. Наконец она передает бумагу мне. Неряшливый почерк несет страшную весть:
«Проверил клетку Гавика. Стражи сказали, она опустела еще утром – он подкупил кого-то из них. Король держит все в тайне. По последним известиям, он где-то на востоке Ветриса. Будь осторожна».
Внутри меня все переворачивается. Я отрываюсь от письма, но Фиона уже спешит прочь, трость втыкается в траву с огромной скоростью.
– Фиона! Подожди! – Я наконец-то ее догоняю. – Что ты собираешься делать?
– Я не знаю. – Костяшки ее пальцев, сжимающих трость, тоже побелели. – Есть лишь одна причина, по которой он направляется сюда, – за мной. Я одна из немногих, кого он учил открывать замки-головоломки. Он уже прошелся по списку, я уверена. И теперь… – Она сглатывает. – Теперь он идет за мной.
– Я могу помочь, – настаиваю я. – Я могу вызвать его на дуэль, остановить его у ворот, и ты успеешь сбежать…
В ее смехе прорывается отчаяние.
– Думаешь, он остановится для поединка с тобой? Я отняла у него все, Зера. И он собирается отнять все у меня. Но он останется в дураках. Из-за него я потеряла все годы назад. Осталась только моя жизнь.
– Мы можем предупредить стражников…
– Стража его не остановит. Король Среф не предал историю огласке – они не знают, что он предатель. Он просто прикажет стражникам привести меня к нему, и мне конец.
– Тогда – королевская стража! Они слушаются только Люсьена…
– Несмотря на все их мастерство, их в пятьдесят раз меньше. Неужели ты думаешь, что я не обдумала уже все возможные пути побега? – вырывается у нее. – Ни одно из твоих предложений ничем не лучше того, о чем думаю я.
Я вздрагиваю. Ее ядовитые слова вызваны страхом. Но я в любом случае их заслужила. Она просто еще не знает об этом.
– Позволь помочь тебе. – Я кладу руку ей на плечо. – Я сделаю все, что нужно.
– Ты будешь молчать обо всем. Вести себя так, будто ничего не случилось. А если он заявится сюда, я открою ему все, что сделала, расскажу о своих чувствах к нему, покончу с ложью раз и навсегда. Никаких масок. Никаких личин. Просто племянница, которая ненавидит своего дядю. Просто семейная ссора, назревавшая тринадцать лет.
Фиона разворачивается и уходит к себе в шатер, даже не предложив мне войти. Очевидно, что она хочет побыть одна, и мне следует уважать ее решение. Это меньшее, что я могу сделать. Или нет?
Улла дожидается, когда окончательно стемнеет и вино выветрится, и лишь тогда объявляет, что пришло время омовения. Она ведет себя так, будто ничего не произошло, – самое разумное из решений, при котором меньше всего шансов угодить в дальнейшие неприятности. Какими бы ни были последствия речи Люсьена, она старается от них отстраниться. Несмотря на слова Люсьена об избавлении Ветриса от традиций, он явно считает, что омовение стоит сохранить – может, потому что это старый ветрисианский обычай, а не новый?
Слуги седлают лошадей, Фишер готовит для меня одну из наших серых кобылок.
– Она очень спокойная, мисс, – говорит он. – У вас с ней не будет никаких проблем.
С опаской положив руку на лошадиный бок, я пробую взобраться в седло. Мне не приходилось скакать верхом уже несколько лет – полагаю, в последний раз это было перед тем, как меня обратили в Бессердечную. И’шеннрия не учила меня, считая, что на то время, пока я пробуду с ней, для моих поездок хватит и кареты. Я стремительно соскальзываю с бока лошади, и придворные дружно выпучивают на меня глаза. Это ведь должно быть так просто – для девчонки, выросшей на ферме. Мое лицо заливает румянец; я не могу позволить такой малости вызвать у них подозрения, когда игра зашла так далеко.
При следующей попытке подняться я вдруг чувствую, как кто-то крепко обхватывает меня за талию, и дополнительной точки опоры оказывается достаточно, чтобы я оказалась в седле. Малахит лениво ухмыляется, глядя на меня снизу вверх.
– Мне показалось, вам нужна помощь, миледи.
– А мне показалось, что тебе понравилось помогать, – протяжно отвечаю я.
– Что тут скажешь? Люблю свою работу.
– Тогда, может, окажешь мне еще одну услугу? – спрашиваю я. Он приподнимает серебристо-серую бровь.
– Скажите, какую именно, и я… что ж, всесторонне обдумаю такую возможность.
Я наклоняюсь так, чтобы стражники точно ничего не услышали.
– Фиона получила сообщение, что эрцгерцог сбежал из темницы и движется на восток. А король до сих пор публично не объявил его предателем.
Малахит, прищурившись, смотрит на Фиону, взлетающую в седло с той легкостью, которая вырабатывается годами тренировок.
– Чтобы нанести последний удар?
– Скорее всего. Ты же знаешь, он не самый понимающий человек в мире.
Малахит фыркает.
– Слабо сказано. Неужели поцелуй Люсьена выбил из тебя всю дерзость?
Я застываю на месте.
– Т-ты знаешь об этом?
– Я знаю, что он не перестает улыбаться как идиот, – вздыхает Малахит. – Прочесть тебя тоже не так уж сложно, хоть я и не провел рядом с тобой полжизни. Что-то очень сильно тебя беспокоит. Дело в твоих чувствах к нему?
Легко прочесть? Он понятия не имеет, о чем говорит. Я смеюсь наигранно легким смехом.
– Не все в жизни связано с любовью, Малахит.
Он буравит меня одним из самых серьезных своих взглядов, что для него довольно необычно.
– Нет. Только те вещи, которые имеют значение.
Его слова звучат мудро. Обычно он более легкомысленен.
– Ты присмотришь за Фионой? Если заявится Гавик, ей, считай, конец. А я не готова снова позволить кому-то погибнуть у меня на глазах.
– Снова? – резко спрашивает Малахит. Его черные