Принц Люсьен сидит во главе стола, едва притрагиваясь к еде, и украдкой посматривает на меня поверх бокала с водой. Когда наши взгляды пересекаются, он улыбается, и сердце в моем медальоне готово разорваться на части. Он берет кубок, чтобы сказать тост, и внимание всего стола обращается к нему.
– Вы, собравшиеся здесь, те немногие привилегированные, – начинает Люсьен, – кого я выбрал в свидетели зарождения нового курса. В ближайшие несколько дней будущее Ветриса и всего Каваноса будет определено.
Кто-то вежливо хлопает. Люди за столом шепчутся, ведь он, конечно же, говорит о предстоящей помолвке. Будущее Ветриса связано с ним и его принцессой-консортом, которая, без сомнения, сидит за этим столом. Взгляды падают на меня, но я не отвлекаюсь от пузырьков в бокале вина. Я и так знаю больше прочих. Я знаю, чем все закончится, а они – нет.
И Люсьен в особенности.
– Вы новая надежда Ветриса, – продолжает принц. – Мои сверстники, которые однажды обретут власть и вступят в свои права. Я тоже скоро обрету власть. – Он переводит взгляд с меня на лорда Грата, на Фиону, на каждого по очереди. – Я не мой отец, – продолжает он. – И не стану держать вас в страхе так, как он держит ваших родителей, грозя лишить благосклонности или власти. В моем Ветрисе, когда я взойду на трон, со страданиями не будут мириться.
Люсьен смотрит за спины придворных – на слуг, шокированную Уллу, на стражей.
– Все мы выросли в мире, опустошенном войной. Видели ветеранов, наших родителей, бабушек и дедушек, дядюшек и тетушек, людей, которые трудятся на наших полях, управляют нашими экипажами, – все они пострадали от Пасмурной войны. Мы видели, как старшее поколение заставляет Ветрис неустанно двигаться по дороге ненависти и боли – ордалия за ордалией.
Аристократы перешептываются друг с другом, но Люсьен повышает голос.
– Я видел маленькую девочку, у которой остался всего один глаз после того, как ее чуть не затоптала отчаявшаяся толпа. Видел, как мужчины и женщины умирали лишь потому, что красная башня в центре Ветриса сообщила одному эрцгерцогу, что они это заслужили. Я устал от этого. Устал на это смотреть. Устал быть частью этого. Однажды это должно прекратиться, и рано или поздно время придет, клянусь кровью д’Малвейнов, текущей в моих венах.
Люсьен обнажает меч Варии.
– Я понимаю, это трудно осознать. Но также знаю, что вы тоже видели все это – эхо страданий пробивалось сквозь золоченые прутья клетки, отделяющей вас от реальности. Я знаю, все вы это видели, и первым желанием было закрыть глаза. Но я не виню вас – родители учили нас лишь тому, как быть слепыми. Они утопили нас в традициях – таких, как эта Охота и Весенние Невесты. – Он перекидывает косу на плечо. – Даже мои волосы – дань традиции, цепь, приковывающая меня к юдоли страданий, которую мы называем Каваносом. Мой Каванос будет новым Каваносом. Люди и ведьмы станут жить в мире. Старый Бог или Новый – никто из них больше не помешает смертным выбирать свое будущее.
Лорд Грат строит гримасу, Фиона слегка бледнеет, хоть и выглядит гордой. Это ересь. То, что он говорит, обязательно достигнет ушей вельмож королевского двора, в руках которых пока сосредоточена истинная власть. Люсьен встает.
– Ваше высочество? – Улла нервно откашливается. Малахит встает рядом и кладет руку ему на плечо.
– Люк, – бормочет он. – Что ты делаешь?
Не обращая на него никакого внимания, Люсьен перехватывает свою длинную косу другой рукой, располагая лезвие меча прямо под черными, как ночь, волосами у основания черепа. Одним резким движением он срезает косу начисто, и короткие волосы идут его заостренному лицу даже больше, чем длинные. Аристократы громко вздыхают, прижимая ладони ко рту. Волосы королевского рода – их гордость, символ беспредельного могущества и королевской власти. С тем же успехом он мог срезать с головы корону. В следующие мгновения вокруг стоит такая абсолютная тишина, что слышно лишь жужжание светлячков. Люсьен бросает косу на землю, и волосы рассыпаются по траве, колышимые слабым ветерком. Он убирает меч и вновь поднимает бокал с водой.
– За новый Ветрис, – звучно говорит принц. – За новый Каванос.
Тишина оглушает. Но ее прерывает ясный и чистый звук – медленные, сильные хлопки. Рядом со мной, позабыв про трость, стоя аплодирует Фиона, чьи голубые глаза сияют при взгляде на принца. Он кажется таким невероятно решительным, таким спокойным и готовым ко всему. Я заливаюсь румянцем восхищения – восхищения, разбавленного отчаянием. Он готов ко многому. Но не к тому, что утром у него уже не будет сердца.
Аплодисменты Фионы разрушают зачарованную тишину в лагере, и придворные нерешительно вторят ей, поднимаясь и хлопая один за другим: словно не уверены, что от них ждут именно этого. Повинуясь стадному чувству. Тем не менее озабоченность сменяется шумом, затем улыбками, а потом и вовсе оглушительным ревом ликования. Часть придворных остаются сидеть и хмуро разглядывают свои тарелки, явно не разделяя взглядов принца. Но большинство на ногах. Я встаю и хлопаю вместе с ними.
– Долгой жизни принцу Люсьену! Долгой жизни принцу Люсьену!
Ледяная маска Люсьена оттаивает, и он расплывается в улыбке. Принц поднимает свой кубок, аристократы чокаются бокалами и пьют. Я ищу его взгляд, только чтобы понять, что он искал мой первым. В его глазах дикая ярость – такая горячая, что обжигает мне кожу.
Глава 17
Траган дхим аф-артора аф-реюн хорра
Эффект от речи принца рябью проносится по лагерю – от самого высокородного дворянина до младшего конюха. Вино льется рекой, повсюду улыбки. Все разговаривают. Мирный Каванос? Каванос без ненависти, без страха? Без угрозы войны? Стражам не терпится увидеть мирные времена, когда шансы погибнуть на службе будут невелики. Повара – в основном женщины – восхищенно хихикают, обсуждая, что будут делать, если покидать стены Ветриса будет безопасно, куда направятся и какие новые восхитительные места смогут увидеть.
Надежда.
Вот что у всех на устах. Они смакуют ее, словно золотистый мед, пока мы с Фионой идем после ужина через лагерь к моему шатру. Когда стальной холодный занавес ужаса поднят, человечество уже не кажется таким пугающим и странным. У них есть надежды и мечты, как и у меня. Дай им шанс, и они выберут мир, так же, как и я.
– В жизни не подумала бы, что наш мрачный маленький принц сумеет вдохновить так много людей, – со смехом размышляет Фиона. – За десять лет он едва