понимаю, что струйки, стекающие мне на платье, это мои беззвучно капающие слезы.
* * *
На миг, что тянется целую вечность, кажется, что Люсьен собирается спешиться и подойти ко мне, но потом тот, кто звонит в лагерный колокол, вдруг меняет перезвон. Раскаты становятся просто безумными. Стражник бросается к главе королевской охраны, и они обмениваются несколькими словами.
– К востоку видели бандитов! Соколы, охраняйте периметр! Дрозды, обезопасьте вельмож!
Охрана мгновенно разделяется на части, сливаясь с ошеломленной толпой и возвращая дворян и слуг обратно в лагерь. Я поспешно вытираю слезы и следую за потоком. Пока стражники разводят нас по шатрам, я замечаю мышиную, кудрявую головку Фионы, и вот уже мы оказываемся плечом к плечу в гуще людского течения. Едва мы встречаемся глазами, ее розовые щечки странно бледнеют.
– Можно подумать, среди бандитов нет никого с мозгами, кто подсказал бы, что рядом с королевской охотой шататься не стоит, – шучу я.
Фиона улыбается.
– Уверена, скоро они об этом узнают – тем или иным путем.
В повисшей тишине я столько раз открываю и закрываю рот, что чувствую себя рыбой. Фиона приглаживает кудряшки.
– Я вся в предвкушении охоты – никогда раньше в таком не участвовала.
– Трудно поверить, что шпион твоего уровня никогда не поднимал меча.
Она хихикает.
– Я взяла за правило соображать быстрее любого, кто способен угрожать мне. Звучит странно, знаю. Я никогда не обращалась к физической силе, потому что воспринимала это как… провал. Неисправность интеллекта, сбой, из-за которого я не могу придумать что-то, чтобы избежать кровопролития.
– Здесь убили Варию, не так ли? – спрашиваю я.
Улыбка Фионы меркнет.
– Именно.
– Тебе, должно быть, трудно находиться здесь.
Ее взгляд скользит по темным зазубренным верхушкам сосен.
– Возможно, давно стоило сюда наведаться.
Один из стражников бесцеремонно берет ее за руку и ведет к шатру. Я ныряю в свою палатку, поплотнее закрываю пурпурный полог и жду, как и сказал стражник, пока колокол не прозвонит, что все чисто. Беспокойство терзает меня, словно гноящаяся рана, – остается лишь надеяться, что сейчас они уже заперли Гавика в темнице и выбросили ключ.
В конце все они умрут с жуткими криками, – тысячей ржавых металлических голосов скрипит голод.
Я сижу за своим маленьким столиком, и хоть снаружи полно людей, чувствую себя одинокой, как никогда раньше. Но я знала – знала, что меня это ждет. Такой была моя судьба с самого начала, и грусть, что терзает меня, неоправданна. Мне следовало подготовиться к этому. У меня было две недели, чтобы подготовиться, закалить волю, но вместо этого я потратила их, притворяясь человеком.
Крики стражей, лязг доспехов. Не лучше ли просто сдаться? Я беру со стола нож для писем и поворачиваю острым серебряным лезвием к себе. Не лучше ли выйти наружу с ножом в груди, продемонстрировав стражам и всем окружающим, что я бессмертный голодный монстр? Показать, что я угроза, – и всегда ею была – для их возлюбленного кронпринца? Для всех них?
– Зера?
Глубокий голос заставляет меня уронить нож для писем и обернуться. В дверном проеме стоит Люсьен. Он выглядит запыхавшимся, словно бежал сюда. Прежде чем полог палатки успевает закрыться, я замечаю доспех Малахита, охраняющего вход снаружи.
– Ваше высочество, – я склоняюсь в глубоком реверансе, – вам следовало остаться в своем шатре. Который, уверена, намного лучше этого. К тому же, если стрелы бандитов найдут нас, я бы предпочла, чтобы погиб кто-то один.
Он резко придвигается ближе, его затянутая в перчатку рука тянется к моей щеке, а взгляд ужасно, пугающе мягок.
– Если ты думаешь, что несколько умных слов заставят меня забыть про твои слезы, ты ошибаешься.
Великолепный момент, чтобы забрать его сердце – мы одни, лес рядом, стражи растерянны, мой меч ждет, а голод жаждет.
ПРИМИ ДАР ЭТОГО ГЛУПЦА, – то ли шепчет, то ли кричит голод, на место тихому шелесту приходит оглушительный звук, от которого гудит голова. – ВСКРОЙ ЕГО СВОИМ МЕЧОМ И ЗАКОНЧИ ЕГО ЖАЛКОЕ СУЩЕСТВОВАНИЕ.
Рука судорожно тянется к мечу, но я останавливаю ее.
ПОЧЕМУ ТЫ СОМНЕВАЕШЬСЯ? БОИШЬСЯ? ТВОЙ СТРАХ НИЧТО, НЕ СТОИТ БОЯТЬСЯ ОДНОГО-ЕДИНСТВЕННОГО СЛАБОГО ЧЕЛОВЕЧИШКУ. ОН НЕ СМОЖЕТ ОСТАНОВИТЬ ТЕБЯ, ДАЖЕ ЕСЛИ ЗАХОЧЕТ. ЗАБЕРИ ЕГО СЕРДЦЕ, ЗАБЕРИ ЕГО ЖИЗНЬ, ОН ПРЕДНАЗНАЧЕН ТЕБЕ!
Я отрываю щеку от его руки, добавляя пространства между нами. Чем меньше он меня трогает, чем дальше я нахожусь, тем сильнее моя воля.
– Меня просто тронул вид кавалькады стражей. Она была так прекрасна в лучах солнца.
ОН ДЕЛАЕТ ТЕБЯ СЛАБОЙ. ИЗБАВЬСЯ ОТ НЕГО.
Люсьен прищуривается.
– Ждешь, что я в это поверю? – напирает он.
ЖДУ, ЧТО ТЫ ИСТЕЧЕШЬ КРОВЬЮ.
– Ничего я от тебя не жду, – отвечаю я сквозь зубы. – За исключением обычной вежливости и доверия.
– Почему ты плакала? – допытывается он.
– Я назвала причину. Или ты думаешь, что это была шутка? Я восхищаюсь красотой со всей серьезностью, ваше высочество.
– Ты лжешь.
Это проще, чем согрешить. Сосуд стоит прямо на столе, наполненный сладостями для отвода глаз. Один удар, одна струйка крови, и все мучения кончатся. Я вновь приближаюсь к нему, рукой касаясь его груди, там, где лихорадочно бьется мой приз, ускоряясь все сильнее по мере приближения моего лица к его собственному. Наши губы разделяет всего несколько вздохов. Другая моя рука сжимает меч, готовясь к удару.
ВОНЗИ, – глумится голод. – ВОНЗИ ОДИН РАЗ, И БОЛЬ ЗАКОНЧИТСЯ.
Горячее дыхание Люсьена смешивается с моим, вот только во взгляде читается внутренняя борьба. Меня снова захлестывает приятный адреналин, как тогда, когда я впервые преследовала его по улицам Ветриса. Счастье.
Это происходит в мгновение ока, словно буря, налетевшая из ниоткуда. Люсьен придвигается, точно темное пятно, обеими ладонями обхватывая мое лицо, прижимая свой лоб к моему. Отцовский меч выскальзывает из руки, вся решимость из нее куда-то испаряется.
– Я не слишком хорош в этом, – тихо признается он.
– В роли сердцееда? – смеюсь я. – Во время Приветствия с другими Невестами ты вел себя так, словно у тебя полно опыта в этих делах.
– То была видимость, а от реальности… – он втягивает воздух, – кружится голова.
– Все это не может быть реальным, – твердо говорю я, несмотря на ноющую боль в медальоне. – Ты ведь знаешь это, не так ли?
– Почему нет? – Его взгляд пронзает насквозь, требуя ответа.
ПОТОМУ ЧТО Я МОНСТР, – с восторженным шипением признается голод.
– Потому… потому что я вообще не знатного рода. Всего лишь какая-то сводная племянница, и,