по сравнению с тобой, вообще не разбираюсь в придворной жизни…
– Неужели твои чувства не имеют значения? – спрашивает Люсьен.
– Я боюсь своих чувств, – признаюсь я, и это единственная крупица правды, которую я могу себе позволить.
Его лицо мрачнеет.
– Тогда, получается, я один это чувствую? Скажи, что не испытываешь ничего подобного, и клянусь, что больше никогда не вернусь к этой теме.
Я не могу ничего сказать. Не могу даже объяснить, кто я такая, для чего я здесь на самом деле. Я собираюсь с силами, чтобы ответить хоть что-то, найти любую мелочь, которая сойдет за правдоподобную ложь.
– Я уже говорила во время нашей первой встречи – мне нужно твое сердце. Сердце принца Каваноса.
Люсьен вздрагивает, но на его лице проступает улыбка.
– Получается, все дело в троне. За этим ты здесь? Я дам тебе его. Это небольшая плата за то, что ты будешь рядом.
Даже «зная», что мне нужен трон, он не перестает смотреть на меня так, словно я пир для голодающего, вода для засыхающего цветка. Он готов предложить мне власть в своем королевстве, драгоценность, не имеющую цены, просто чтобы удержать меня рядом?
– Почему? – Надломленным голосом спрашиваю я. – Почему я? Что я такого сделала, чтобы заслужить твое сердце?
Мир может рухнуть по тысячам разных причин.
Я видела, как мир рушится, когда умерли мама с папой. Когда я убила пятерых мужчин. Когда прощалась с Кравом и Пелигли, чтобы поехать сюда. Видела, как мир рушится, когда впервые стала свидетелем ордалии.
Но сейчас все иначе. Сейчас мой мир рушится и тут же строится заново, прямо на моих глазах. На моих устах. Его мягкие губы нежно накрывают мои, его рот жаден, но руки алчут еще сильнее, зарываются в мои волосы, гладят бедра. В этот прекрасный миг ничто больше не имеет значения. Я не могу думать. Голод абсолютно, полностью исчезает, пока он целует меня. Поцелуй. Этот поцелуй – такой странный, нежный и чудесный. Такой человеческий. Если бы у меня было сердце, думаю, оно бы просто остановилось.
Предчувствует ли он все те вещи, которые я натворила? И те, которые еще собираюсь сделать?
Мы медленно отстраняемся друг от друга, и от красоты Люсьена, при виде чистой радости, которую излучает его лицо, мне хочется умереть. Голод возвращается с удвоенной силой, снова затуманивает мои мысли, отчаянно рвется к Люсьену.
На этот раз он готов атаковать.
– Надеюсь, этого ответа достаточно, – хрипло замечает Люсьен, вновь обретая дар речи. – Потому что слов у меня нет. Я могу только показать тебе.
А потом он замечает что-то возле моих ног и наклоняется, чтобы поднять это. Отцовский меч. Какой шок я должна была испытать, чтобы уронить его.
– Ты выронила, – улыбается он, протягивая мне меч. В его улыбке столько невинности. Столько уверенности в том, что я прекрасное существо, которое стоит целовать. Стоит любить. Правда почти срывается у меня с губ. Мир рухнул и за мгновение возник заново, и в результате мои нервы остались обнажены, я чуть было не признаюсь. Кто я есть. Зачем приехала сюда. Что он для меня значит.
С осторожностью забираю меч. На долю секунды я будто со стороны вижу, как вонзаю клинок ему в грудь, прямо здесь и сейчас. Его кровь заливает пол. Брызжет на меня. Он истекает кровью до тех пор, пока я не отсекаю его сердце от артерий и не кладу в сосуд, сосуд с выгравированной на нем змеей, сосуд, который я надеялась никогда не увидеть…
– Прости. – Лицо Люсьена мрачнеет. – Я слишком поспешил?
Сквозь ткань палатки я вижу очертания Малахита, переминающегося с ноги на ногу. Я не могу. Не могу убить его здесь – Малахит узнает. Малахит отыщет меня. Он всегда представлял угрозу, не так ли? Но есть иной способ, настаивает рациональная часть моего существа, заталкивая влюбленную дурочку, рискующую все погубить, как можно глубже.
– Все это так внезапно. Мне… Мне нужно время, – говорю я. – Час? Возможно, два? Этого хватит, чтобы собраться с мыслями.
Люсьен кивает.
– Конечно.
– Может, потом мы могли бы встретиться наедине? – Я стреляю глазами в сторону Малахита, с намеком. – Только ты и я?
Кронпринц Каваноса улыбается мне, словно ягненок волку.
– Мне бы этого очень хотелось.
КАК И МНЕ, – облизывается голод.
* * *
Мы с Люсьеном договариваемся встретиться ровно в полночь возле скрюченного тиса у восточной охотничьей тропы. Когда он уходит, на лице у него сияет все та же восхитительная улыбка, и кажется, что половина моей груди разрывается, а вторая половина хочет взлететь. Каждый кусочек моего существа рвется надвое.
Я слышу, как Малахит сообщает принцу, прежде чем звук их шагов удаляется, что тревога оказалась ложной; стражники не нашли ни бандитов, ни разбитого ими лагеря. Кого бы ни увидел дозорный, они испарились. Если вообще существовали.
Поскольку разбойничья угроза миновала, начинается ужин.
Тяжелый деревянный стол, который пришлось тащить бог знает какому количеству слуг, стоит под белым тентом с открытым фасадом. Стол уставлен серебряными приборами и блюдами на любой вкус. Очередная строгая дворцовая церемония приходит в действие, когда мы рассаживаемся, как и всегда, по рангу. Все абсолютно так же, как при дворе, за исключением того факта, что большинство из нас одеты довольно буднично. Юноши в штанах и свободных рубахах едва уловимо нервничают. На девушках льняные платья и хлопковые нижние панталоны, макияж более естественный – подкрашенные губы и румяна на щеках. Трапеза проходит шумно – без родительского надзора отпрыски знати, как я понимаю, чувствуют себя гораздо свободнее. Они пьют и флиртуют куда энергичнее, чем обычно, но под бдительным надзором Уллы ничего не выходит из-под контроля. Крепкий аромат вседозволенности и свободы, слаще любого летнего цветка, витает в теплом ночном воздухе. Светлячки вьются вокруг масляных ламп, закрепленных под навесом на столбах, осколками звездного света отражаясь в доспехах стражников.
Фиона сидит рядом со мной, неустанно поддразнивая меня всякий раз, когда мы с принцем встречаемся взглядами. Я ем мало, мои нервы натянуты как струна. И’шеннрия не смогла отправить меня со свежим мясом, поэтому положила в сундук сушеную печень. Это не идеально, но мне нужно продержаться всего один день. Или даже меньше. До полуночи осталось всего несколько часов.
Я расставила идеальную ловушку. В которой я сама – идеальная приманка. Я настолько идеально сыграла свою роль, что Люсьен в нее влюбился. Или – все-таки влюбился в меня? В монстра, скрывающегося внутри? В сиротку без сердца?
НЕВОЗМОЖНО, – гремит голод.