более что ему уже давно хотелось позволить себе то же самое, что Антощ позволял себе каждый день.
– Ну хоть по одной! – инженер разлил, а потом поднял тост. – Бахтале-зурале![103]
Рюмочки стукнулись. Драго сделал вид, что чуть-чуть пригубил, а Худяков крякнул все, и беседа поехала.
– Они были здесь полторы недели назад. Сейчас движутся к границе. По Осташенке.
Осташенский тракт тянулся в лесах на десятки верст, но Драго на внезапных незримых крыльях одолел их все за одно мгновенье и увидел табор, как с перевала охотник видит на дне долины свою добычу: «Им не уйти!» Он напал на след. И след был верный. След был недавний!
– Они в Буковину, – продолжал инженер, надрывая капустную кожицу голубца зубчиком вилки. – И очень торопятся. Пешком не догонишь.
– Я не пешком, – Драго вернулся с высот, где летают грозовые тучи, на коренастую табуретку в доме Худякова.
– Ну конечно! – исправился тот. – Цыган – и пешком? Это я глупость сказал сейчас. Семь лет не видались.
– Да? Я лет не считаю. Они сами идут.
– Завидую, – инженер помолчал, словно проверяя свою мысль на прочность, и, убедившись, что она верна, повторил: – Завидую.
Драго с интересом изучал аквариум, стоящий у стенки. За чистым стеклом плавали яркие пестрые рыбки.
– Это я подарил Наталье. Ей очень нравится. Скалярии и барбусы.
– Вкусные?
– Дорогие. Их из тропиков привезли. Раньше не возили. Капитализм.
– Видишь, как славно! Страна беднеет, а Ствильно растет. Значит, начальник у вас головастый. А прежний, помнишь – Михал Иваныч, – тоже был не промах. Он мне говорил: «Хорошо живете!», – начал цыган и, не останавливаясь, дошел до момента, как Михал Иваныч в личном экипаже отправил его в табор, потому что был дождь. Сюжет у истории остался прежний, но по странному капризу цыганского вдохновенья подаренных бочек с виноградным вином на этот раз оказалось три, городничий говорил «вы народ – золотой!», а дочка его – «ум потеряешь, какая красавица!» – строила глазки, и Драго мог бы нахальным образом ее умыкнуть, но он подумал, что это будет нечестно перед ее отцом, и не ответил на ее симпатию. – Вот как то было.
Худяков так смеялся, что отложил вилку, а потом погрустнел, вспомнив Указ или тех – радостных и грустных – очень разных людей, которых он знал и которым теперь предстояло пополнить ряды изгоев, каторжных или мертвых. Инженер стал выхватывать из прошлого имена, и Драго, если знал из цыганской почты что-то благополучное про того или иного, охотно сообщал ему эти факты. Речь их долго крутилась возле общих знакомых, выволакивая из дальних чуланов памяти на свет божий такие подробности и случаи, что сами рассказчики с удовольствием удивлялись, как они это помнят!
Час прошел незаметно. Драго, узнавший, что ему было важно, давно бы мог раскланяться и уйти, однако он слишком уважал инженера и был готов – вполне сосредоточенно – выслушать то, что было важным для Худякова. Тот на протяжении последних лет коллекционировал старинное оружие. Где инженер его доставал, по каким частям и складам – уму непостижимо. Но доставал. Коллекция пополнялась регулярно.
– Это мне из Кочава привезли, – говорил инженер, передавая цыгану в руки увесистый неуклюжий предмет, который сам он держал, словно драгоценность, а Драго принял, как простую железку.
– Ручная мортирка, – пояснил Худяков. – Предшественница гранатомета. Дальность поражения – сто-двести метров.
– Рукой не добросишь.
– Еще бы! Сейчас это, разумеется, каменный век, но тогда… Калибр чудовищный.
– А отдача, наверно, еще чудовищней?
– В яблочко! С рук из нее вообще не стреляли – отдача могла раздробить плечо. Солдаты упирали приклад в седло. Или в землю.
За следующие пять минут Драго услышал про ручную мортирку массу подробностей, но каждая из них, влетая в одно ухо, вылетала в другое.
Покончив с мортиркой, Худяков потащил цыгана во двор – там, под навесом, на высоких колесах стояла огромная чугунная пушка.
– Вот, полюбуйся!
Отверстие жерла было прямоугольным. Драго удивленно заглянул внутрь, но канал ствола также имел прямоугольную форму.
– Из нее кирпичами стреляют, что ли? – спросил цыган.
– Нет. Снаряды – круглые, трехфунтовые, самые обычные.
– Неужели?!
– Представь себе! Брали их сразу по три ядра – обернут холстиной, проложат паклей; заряжают – бабах! – Худяков разошелся. Он не рассказывал – он выступал. Наблюдая за ним, Драго даже завидовал его увлеченности – такой безобидной. Пушки – не женщины.
– Теоретически, – продолжал инженер, – задумка была блестящей, но на практике… – он поднял вверх указательный палец, – ядра летели куда попало! Иногда случайно поражая цель. Ничего не поделаешь – дефект конструкции: как ни обертывай, как ни паклюй… Эту пушку отлили в одном-единственном экземпляре. Я его достал по большому знакомству. Ей почти двести лет. В те времена экспериментов не боялись. Одна нартовская мортирная батарея чего стоит! Сто четыре огнестрельных ствола на одной основе! Там это все крепилось на большой дубовый круг, который вращался. Четыре сектора. Каждый сектор…
Драго подумал: спит сейчас Хаза или не спит?
Монолог Худякова набирал обороты:
– Или взять хотя бы секретную гаубицу графа Мещерского. Это он ей задал путевку в жизнь. Там секрет-то был какой? – овальный раструб дульной части орудия давал эффект разноса картечи по горизонтали – она разлеталась веером: вжжжих! – всю шеренгу скосит!
Худяков остановился только тогда, когда оба они возвратились в комнату с пузатым графином. Инженер опять налил, а Драго снова отказался. Лекция продолжалась:
– На фронте гаубицу возили зачехленной. Поэтому ее и прозвали Секретной. К ней был приставлен особый часовой. Она и впрямь была по-своему хороша, но не прижилась. Знаешь почему? Ответ: картечь. Она стреляла только картечью, а армии требовалась универсальная пушка.
Драго слушал, не слушая, пока Худяков не произнес:
– А вот это деду твоему нравилось.
Цыган встрепенулся – инженер показывал ему увесистый пистолет, весь отделанный серебром. Муше, наверное, то и глянулось, что серебро.
Худяков наклонил графин:
– Интересный был человек.
«Был»? – подумал Драго. – Значит, ему это тоже известно. Ну и хорошо. Не придется рассказывать».
– Кирилешти сказали?
– Да. Граф или Рябчик. Я ценил дружбу твоего деда. Мир ему, – инженер, не чокаясь, выпил снова. – Он любил и уважал механизмы, хотя мало в них разбирался. Говорил – нет машины лучше коня. Послушай, я знаю, ты прекрасный объездчик. Объездчики нам во-о как нужны! Давай я тебя пристрою. Будешь служить отечеству.
– А Указ?
– Обойдем. Нам это позволительно – мы куем оборону. Напишем, что ты наш, раньше шахты копал, вот и почернел. Я похлопочу. Понимаешь, твой дед был мужик мировой. Я его любил. Даже если бы ты был полным мудаком, я бы все равно тебе помогал, потому что ты его внук!
– Спасибо, – Драго было приятно. Он приосанился.
– Оставайся.
Легче всего было просто ответить