— Прежде, чем сопроводить тебя к Старшей, я должна узнать, освободилась ли матерь Ольжана от бремени молитв. Думаю, это место подойдет для ожидания гораздо больше, чем клочок земли перед воротами. К тому же, здесь можно присесть и передохнуть.
Я уже заметила расположенные в тени причудливо подстриженных кустов небольшие деревянные скамеечки — многие из них были заняты погруженными то ли в молитвы, то ли в размышления жрицами — и согласно кивнула головой.
Смуглянка, заверив меня, что вскоре вернется, поспешила в святилище, а я, выбрав местечко поуютнее, устроилась на окруженной с трех сторон розовыми кустами лавочке.
Сквозь просветы в листве мне были хорошо видны и посыпанные светлым песком дорожки, и горбатые, перекинутые через ручьи, мостики, и сами жрицы — как отдыхающие, так и занятые садовой работой… Но, наблюдая за течением открывшейся мне чужой жизни, я совершенно не подумала о том, что уже и сама привлекла чье-то пристальное внимание, а потому едва слышный хруст ветки за спиной заставил меня взвиться с места и ухватиться за травнический нож…
Впрочем, уже через мгновение я, разглядев нарушителя своего покоя, убрала руку с оплетенной шнуром рукояти. Передо мною стояла одна из послушниц — совсем молоденькая, еще подросток, да к тому же напуганная больше, чем я сама. Страх — застарелый, почти что осязаемый, читался в каждом ее движение, в каждом взгляде… Улыбнувшись, я сделала было шаг вперед, но девчушка тут же отступила назад, практически скрывшись меж ветвей кустарника. Взгляд ее из испуганного стал затравленным — точно у малого зверька.
— Прости, я не хотела тебя напугать. — Я вновь улыбнулась, пытаясь успокоить послушницу, но она лишь мотнула головой:
— Не говори им, что видела меня здесь, пожалуйста…
— Я и не собиралась… А ты здесь прячешься?.. — теперь, рассмотрев послушницу получше, я не могла не отметить ее крайне бледное, без единой кровинки, лицо и залегшие под глазами глубокие тени. Девчушка смотрелась крайне изможденной, особенно, если сравнивать ее с приведшей меня в сад смуглой жрицей, которая, казалось, излучала здоровье и красоту… И это наводило на вполне определенные мысли, которые немедля вылились в вопрос. — Тебя наказывают излишне строго? Плохо обращаются?..
— О нет… Совсем нет… Сестры добры ко мне, — из-за моего вопроса глаза у послушницы стали, точно плошки, губы мелко задрожали, а еще через миг она, насторожившись, тряхнула головой и скрылась между ветвями кустарника, а я, с опозданием заслышав приближающиеся шаги, устроилась на лавке с самым безмятежным видом.
— Матерь с радостью готова принять тебя и узнать вести из Дельконы. — Появившаяся на дорожке смуглянка была довольна, точно объевшаяся сливок кошка, — В последнее время у нас нечасто бывают гостьи из Крейга… Эта извечная вражда наших Владык…
— Прискорбно, но война не должна разделять служительниц Милостивой, — заметив, что разговаривая со мной, жрица старательно осматривает окружающие лавку и кусты, я поспешно встала и направилась прочь, произнеся. — Негоже заставлять старшую ждать.
… Пока мы шли по коридорам святилища к покоям Старшей, я невольно вспоминала сон, привидевшийся мне в капище Седобородого, потому что все. увиденное мною в храме, походило на давнее видение до последней капли. Статуи в нишах, блеск позолоты, смуглая жрица, ступающая впереди, дабы показывать мне путь… От этого сходства становилось по-настоящему жутко, в душе крепло ощущение чего-то плохого и вот-вот готового свершиться, а когда я попала в келью Матери Ольжаны. мне стало и вовсе не по себе.
На какой-то миг даже захотелось убежать отсюда, пока не поздно, но Хозяйка Мэлдина. встав с кресла, уже приблизилась ко мне, и я, склонив голову, передала ей письмо из Дельконы. Матерь приняла их с благосклонной улыбкой и, кивнув мне на кресло у окна, принялась за чтение. Со своего места я видела, как она нахмурилась во время чтения, но тень на ее лице была мимолетной. Уже в следующий миг от морщинки на высоком лбу Матери не осталось и следа, а на губах вновь появилась легкая, безмятежная улыбка…
А потом она отложила письмо в сторону и повернулась ко мне.
— Я прочла просьбу Хозяйки Дельконы — она весьма подробно описала твою историю… И все же хочу услышать от тебя — почему ты желаешь изучить хранимые в нашем храме тайны ментальной магии?
— Потому что уже сталкивалась с ней, и не хочу еще раз испытать подобное, — при мысли о той ночи пальцы невольно сжались в кулак, а матерь Ольжана встала со своего места и подошла к окну.
— Что ж, это разумное решение… Но ты должна понимать — то, чему ты будешь учиться здесь, требует молчания и тайны. Атакующая магия считается уделом мужчин, но что делать женщинам в мире, раздираемом войнами?.. Что противопоставить железу и огню?..
На миг Хозяйка Ольжана замолчала, словно бы ожидая от меня каких либо слов, но я предпочла промолчать, и она продолжила:
— Кроме того, сами уроки будут тяжелы, а иногда, и болезненны, так что от тебя требуются безграничное терпение и умение молчать. Тайны Мэлдина не должны обсуждаться где бы то ни было!
— Меня трудно назвать болтливой. Матерь… И я пойму, если вы откажете мне в обучении, — по мере речи Старшей во мне крепло убеждение, что она не намерена делиться тайнами своего храма с чужачкой из Дельконы, но, услышав мой ответ, жрица неожиданно шагнула вперед и обняла меня за плечи:
— Разве я могу отказать своей сестре в служении?.. Мэлдин с радостью примет тебя — уверена, совсем скоро ты сможешь назвать его домом.
Голос Верховной был сладок, точно мед, и я, содрогнувшись от невольного воспоминания, перевела взгляд на пол. На мое счастье, в одной детали посланное Седобородым видение оказалось неверным — никакого змеиного хвоста у хозяйки Мэлдина я не заметила… Хотя змеиным жалом она обладала, без всяких сомнений…
Итак, я была принята. После короткого напутствия. Мать позвонила в небольшой колокольчик, и дверь в ту же секунду открылась. Ожидающая окончания нашего разговора смуглянка покорно склонила голову, и. выслушав указание Старшей Ольжаны. велела мне следовать за ней.
В этот раз блуждали мы совсем недолго — Хозяйка Мэлдина велела поместить меня не в гостевом доме, а при святилище, так что уже вскоре я оказалась в одной из свободных келий. Свежевыбеленные стены, узкая кровать, небольшой сундучок для личных вещей, грубый стул с кувшином и тазом для умывания, да стоящая у окна небольшая деревянная статуя Малики — эта комнатка ничем не отличалась от той, в которой я обитала во время своего житья в Дельконе… Разве что окно было шире и выше. Подойдя к нему, я отметила, что вставленные в свинцовый переплет стеклышки чисто отмыты, а, приоткрыв одну из створок (воздух в келье все же был немного спертый), увидела, что окно выходит в сад.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});