– Прости, мне очень жаль…
– Ни о чем не жалей. Она меня бросила… ради титула. Мы бы развелись, но она успела умереть раньше.
Этери хотелось спросить, как это связано с его братом Перси, – в его словах, да и в словах Милли ей почудился ясный намек, – но решила воздержаться. Зачем портить ему настроение перед спектаклем? Видно же, что тема Перси ему неприятна! Зато она теперь знает, что он был женат, то есть он не гей. И он свободен. «Жена моя, покойница…»
Они доели канапе, допили шампанское из принесенных официантом чистых бокалов.
– Вернемся в антракте, – предупредил его Айвен. И, повернувшись к Этери, добавил: – На ужин я заказал копченого фазана, если ты не против.
Этери заверила его, что она не против, и они вернулись в ложу.
Свет погас, отзвучала увертюра, разошелся занавес, действие началось.
Голоса были божественные, особенно сопрано и меццо, а вот постановка – чудовищная. Древние друиды в пиджаках и брюках-гольфах с шерстяными гетрами пили пиво из кружек с крышками и восставали против римлян, потрясая автоматами Калашникова. Священное дерево Ирминсуль представляло собой больничную каталку, покрытую грязной простыней, под которой лежал не то труп, не то прорванный соломенный тюфяк, а жрица Норма в сатиновом халате вместо мантии пыталась убить своих детей, тыча в них огромным бутафорским пистолетом.
Режиссером-постановщиком была женщина из Германии, Айвен заглянул в программку и тут же забыл ее фамилию. Он перестал смотреть на сцену, откинулся в кресле, чтобы смотреть только на Этери, и с ужасом увидел, что она плачет. Он осторожно взял ее за руку. Неужели ее так растрогал этот фарс?
Когда наступил антракт, Этери извлекла из сумочки платок и, глядясь в крохотное зеркальце, отерла слезы.
– Извини, – проговорила она с виноватой улыбкой.
– Объясни мне, что случилось. Если ты не хочешь ужинать…
– Нет, хочу. Посмотри, я тушь не размазала?
Он взял ее за плечи и приблизил лицо к ее лицу.
– Все в полном порядке. Но если ты мне не скажешь, в чем дело, я сейчас лягу и умру.
И Айвен на полном серьезе растянулся на бархатном полу ложи.
Этери засмеялась.
– Вот так-то лучше. – Он поднялся на ноги. – Почему ты плакала?
– Вспомнила свою жизнь. Я как-то легкомысленно согласилась на «Норму», не думала, что так подействует. Сюжет же знаю…
– Ты у меня прослушаешь все «Кольцо нибелунга», – пригрозил Айвен, – и умрешь от скуки. Идем ужинать.
– Погоди, дай я хоть посмотрю, не осталось ли следов. – Этери заставила его повернуться спиной.
– Думаешь, они тут плохо метут? – шутливо возмутился Айвен.
– Нет, метут хорошо, – подтвердила Этери, убедившись, что его прекрасный темно-синий костюм чист. – Идем, я хочу фазана.
– Уже неплохо. – Он взял ее под руку. – Так чем все-таки тебя растрогала эта ужасная постановка?
– Да при чем тут постановка? Постановка чисто по-немецки безвкусная. Все современные постановки – дурацкие, я уже не реагирую. От меня муж ушел… к молоденькой. Только она не Адальджиза. А у меня двое детей.
Это Айвен уже знал.
– Нет, я не собиралась их убивать, – продолжала Этери, – но… накатило вдруг. Прости, пожалуйста.
У Айвена в голове не укладывалось, как мужчина мог променять такую огненную женщину на другую, сколь угодно молоденькую. А она страдает… Вот почему у нее такие запавшие глаза, вот откуда эта печаль, заметная, даже когда она смеется. Из-за идиота, бросившего ее ради молоденькой. Айвен готов был его растерзать.
– Ты его очень любишь? Любила? – спросил он, прекрасно понимая, что это глупый, бестактный вопрос. У него просто вырвалось.
– Я теперь уже не знаю, любила ли я его хоть когда-нибудь, – ответила Этери то же самое, что уже говорила в Москве Кате. – Я вышла замуж в девятнадцать лет. И мы десять лет вместе прожили. У меня нет другого опыта. А потом он ушел… Это больно. Но я пережила. Мы развелись… вот уже скоро год. Идем.
Они вошли в ресторан, сели за тот же столик. Милли не показывалась даже на горизонте. Этери и Айвен переглянулись и поняли друг друга без слов. Официант подал салат и копченого фазана.
– Я думал, ты замужем, – признался Айвен. – Ты говорила о муже…
– Когда это я говорила о муже? – удивилась Этери.
– А помнишь, вчера, когда в машину садились. Ты сказала, что он отсоветовал покупать «смарт». Я подумал…
– Я брякнула просто машинально. «Муж объелся груш» – так у нас говорят, когда муж уходит. Думать о нем больше не хочу.
Он улыбнулся ей с такой нежностью, что у нее сердце замерло.
После ужина они вернулись в ложу.
– Может, не хочешь досматривать «Норму»? – спросил Айвен. – Если тебе неприятно…
– Вот еще, глупости какие! Забудь, – шепнула в ответ Этери, потому что к этому моменту завершилась процедура с обязательным опусканием пожарного занавеса и действие началось.
– Какие у тебя планы на завтра? – спросил Айвен, когда они сели в лимузин после спектакля.
– Утром поеду на аукцион. Мне еще предстоит купить Чехонина, Григорьева и Целкова. И еще там есть эскиз Редько… Мне его не заказывали, но я хочу купить для себя. Дедушка его знал, они вместе были в Париже, а эскиз как раз парижский.
– Позволь, я его куплю для тебя, – предложил Айвен.
– Не надо, я сама!
– Хочу сделать тебе подарок. А то неудобно: ты мне подарила картину, а я тебе – нет.
– Катька умрет, когда я ей скажу, что ее приравняли к Редько!
– Как знать, может, еще приравняют. – Айвен был отнюдь не в восторге от художника Редько, но говорить об этом не стал. – Она твоя ровесница?
– Чуть-чуть старше. Вместе в Сурке учились… в институте Сурикова, – добавила Этери.
– Сколько ты пробудешь в Англии?
– У меня обратный билет на восемнадцатое.
– Это судьба! – оживленно повернулся к ней Айвен. – Восемнадцатого я лечу в Сидней на атрибуцию Наматьиры[50]. Завтра с утра надо бы заглянуть в офис. А потом я свободен.
– Офис? – переспросила Этери.
– Офис фирмы.
– У тебя есть фирма?
– Да, по наследству от отца. Он основал компьютерную компанию, и она приносит неплохой доход.
Этери помолчала.
– Он оставил фирму тебе? Не твоему брату?
Айвен тоже ответил не сразу.
– Персивалю по праву рождения достались титул и замок. А все, что можно было завещать, отец отписал мне.
– Коротко и ясно, – кивнула Этери. – Но я не понимаю… Как ты успеваешь и фирмой заниматься, и экспертизу проводить?
– Фирма работает практически без меня. Нет, я работаю, мы недавно выиграли тендер на когнитивный компьютер, практически искусственный интеллект, но я с детства увлекался живописью, и отец меня поощрял. Правда, я очень скоро понял, что настоящим художником мне не стать, а быть одним из десяти тысяч не хотелось. И я занялся экспертизой.