Надела она и огромный четырехгранный солитер, подарок Левана. Этери это кольцо не любила – по большому счету, его надо было бы вернуть бывшему мужу! – но все-таки носила. Оно бросалось в глаза и сразу заявляло о себе.
Она подошла к большому зеркалу и оглядела себя с головы до ног. Вроде бы все безупречно. Проверила, наклонившись поближе, помаду на губах, веки, ногти… Порядок полный! Оставалось надеть туфли, что Этери и сделала, взять блестящую, расшитую черным бисером вечернюю сумочку на длинной цепочке и накинуть меховой жакет. Ну это успеется, когда он позвонит.
Этери выглянула в окно. Хорошо, что дождя больше нет! Можно не бояться за черные замшевые туфельки, за прическу, за мех… Ей хотелось взглянуть на Айвена в смокинге. Он сказал, что у него ложа, это кое к чему обязывает.
А вот и он. Этери открыла дверь на звонок, и Айвен вошел – в габардиновом плаще «Барберри» со знаменитой клетчатой подкладкой, но под плащом не смокинг, а темно-синий костюм.
– Я не слишком выпендрилась? – встревожилась Этери. – Может, мне переодеться?
– Боже сохрани! Выглядишь божественно. Потрясающая прическа.
– Подсмотрела в одном старом фильме, – начала рассказывать Этери. – «Тайна Жоао Карраль» по Жюль Верну. Кажется, в оригинале он как-то не так назывался.
– Идем, в машине расскажешь, – предложил Айвен.
Этери накинула меховой жакет, и они вышли. У входа в конюшенный ряд их дожидался вишневый «Бентли» с шофером.
– «Бентли»? – изумленно подняла брови Этери.
– Опера кое к чему обязывает, – невозмутимо пожал плечами Айвен.
– Я только что говорила себе то же самое.
– В какой связи?
– Да вот, пока наряжалась.
Этери села в машину. Чертовски приятно: в «Бентли» можно войти гордо, не склоняя головы. Прямо как в автобус. Айвен сел рядом.
– Так что там насчет старого фильма? – спросил он, отдав шоферу приказ ехать.
– У меня мама любит старые фильмы. Это один из фильмов ее юности. Там была героиня с такой прической. Честно говоря, мне только это и запомнилось.
– Ты недаром смотрела этот фильм. Прическа сног-сшибательная.
Правда, из-за колеблющихся локонов ему почти не был виден ее профиль, и он пообещал себе в театре сесть не слева, а справа от нее.
Бесшумный, словно крадущийся кот, лимузин доставил их на Боу-стрит к фасаду театра с ложно-греческим фронтоном. Шофер открыл заднюю дверцу.
«Приятно взять под руку такую женщину», – размышлял Айвен. Они вошли в фойе, и Айвен сразу провел Этери в бельэтаж.
– Вот наша ложа. Мех можешь оставить здесь. – Он подал пример, сбросив плащ на спинку одного из кресел. – Идем, я заказал столик.
Он заказал столик в наимоднейшем из трех ресторанов театра – знаменитом «Зале приемов». Белые скатерти до полу, лепнина, позолота… Официант предупредительно отодвинул для Этери стул с золоченой спинкой, а когда она села, подал шампанское и крохотные канапе с черной икрой.
«Какого черта», – сказала себе Этери. Ее не удивишь роскошью. Она взяла бокал-флейту богемского хрусталя и шутливо чокнулась с Айвеном. Они выпили по глотку шампанского, и вдруг над головой у них раздался возглас:
– Айси, дорогой!
Оба оглянулись. К столу порхающим шагом подлетела блондинка в нежно-розовом туалете и с нежно-розовыми щечками, добытыми, как предположила Этери, не без помощи визажиста. Влажные, нежно-розовые губки, подкачанные силиконом, наводили на мысль о плоти моллюска. Жанровая блондинка типа золотуськи. Даже говорила тем же наигранно-звонким девичьим голоском, хотя – Этери ясно видела! – ей было уже за тридцать. Пожалуй, сильно за тридцать.
Этери сама испугалась охватившей ее жаркой неприязни.
Айвену пришлось подняться из-за стола, и незнакомка змейкой скользнула на его стул. Официант принес другой стул и новую «флейту», но розовая девушка, не дожидаясь приглашения, схватила бокал Айвена и отхлебнула.
– Здравствуй, Милли, – холодно кивнул Айвен, усаживаясь.
– Сто лет не виделись, – не отвечая на приветствие, щебетала Милли. – Ты совсем забыл старую компанию. А ведь когда-то… – Она томно повела плечиком. – Мужчины! Вас не поймешь. Если бы не Илер…
– Милли, ты в том забеге вообще не участвовала, – все так же холодно перебил ее Айвен.
– Как поживает Перси? – упрямо продолжала Милли.
– По-прежнему. Если ты заметила, я не один, и моей гостье неинтересен разговор о людях, которых она даже не знает.
На Милли не подействовало.
– Я тут недавно налетела на Спайки Пенроуза, – повествовала она. – Чисто случайно. Ты помнишь Спайки? Он так страдал, бедняжка, когда ты увел у него Илер. Его сердце было разбито.
– Бедный Спайки Пенроуз вроде бы с тех пор стал на пару миллионов богаче, – презрительно усмехнулся Айвен. – Надеюсь, это помогло ему склеить разбитое сердце. – И, поскольку Милли намеков решительно не понимала, он представил женщин друг другу: – Миллисент Степлоу – Этери Элиава.
Милли повернулась к Этери, как будто только что ее заметила, хотя все это время косила глазом, цепко выхватывая детали: возраст, наряд, драгоценности и степень близости с Айвеном.
– Друзья зовут меня Милли. – Она обольстительно улыбнулась и сделала ветер ресницами. – А вы… Вы здесь проездом?
– У меня здесь дом, – сказала Этери.
– Что-то я никогда вас раньше не видела.
– Я тоже вижу вас впервые. Кстати, – хищно осклабилась Этери, – друзья зовут меня Эффи[49].
Милли поняла намек. Впервые с момента появления Этери удалось полностью овладеть ее вниманием.
– Мне нужно истратить пенни, – объявила Милли. – Составьте мне компанию.
– Не представляю, чем я могла бы вам помочь. Вы ведь идете в уборную? – любезно уточнила Этери, хотя прекрасно поняла эвфемизм. – С этим делом никто не справится, кроме вас самой.
Бедная Милли побледнела под слоем румян. Ее рот округлился, из него вырвалось дрожащее «О-о-о!»
– Идите-идите, – напутствовала ее Этери. – Вредно перенапрягать мочевой пузырь.
Милли сорвалась с места и умчалась.
– Какая ты молодчина! – по-русски восхитился Айвен.
– Надеюсь, это не твоя вдовствующая тетушка? – осведомилась Этери. – Ты не ждешь от нее наследства?
– Скорее это она ждет наследства… хоть от кого-нибудь. Светская барышня типа «Я Буду Любить Тебя До Твоего Последнего Пенни».
Этери, как школьница на уроке, подняла согнутую в локте руку.
– Могу я спросить? Кто такая Илер? Это ведь женщина, насколько я поняла?
– Вообще-то Хилари, но она из жеманства предпочитала французский вариант – Hilaire. Это моя жена. Покойная, – добавил Айвен, заметив, как Этери хмурится.
– Прости, мне очень жаль…