И извините, что пришел так рано. Я бы позвонил, но… в общем, дурацкая история.
– Ничего страшного. – Това придерживает дверь рукой, которая, кажется, принадлежит кому-то другому. Как будто она вышла из собственного тела.
– Я понимаю, что вы мне абсолютно ничего не должны. – Голос Кэмерона как провод под напряжением. Гудит. – Но не подскажете, во сколько обычно приходит Терри? Мне нужно поговорить с ним. Лично.
– Около десяти, если не ошибаюсь.
– Около десяти. Хорошо. – Кэмерон глубоко вздыхает. – Как думаете, сильно он сейчас злится на меня?
– Я уверена, что совсем не злится.
Кэмерон бросает на нее растерянный взгляд.
Това шаркающими шагами проходит через прихожую к пустой стенной вешалке у двери, где одиноко висит ее сумочка, и достает из переднего кармашка сложенный листок бумаги. Когда она протягивает его Кэмерону, на ее лице появляется заговорщическая улыбка.
– Моя записка? – Он изумленно открывает рот. – Вы ее забрали?
Она склоняет голову набок.
– Вообще-то мне не следовало этого делать. Но я сделала.
– Но… почему?
– Наверное, в глубине души я не поверила, когда ты убеждал меня, что ты из тех людей, которые сбегают с работы.
– Значит… Терри не в курсе, что я ушел?
– Думаю, он ничего не заподозрил.
Щеки Кэмерона вспыхивают.
– Не знаю, как вас и благодарить. И не знаю, почему вы так верите в меня. Думаю, я этого не заслужил.
Конечно, она должна показать ему еще кое-что. Кое-что куда более важное. И куда подевались ее манеры?
– Пожалуйста, проходи. – Она ведет его через прихожую. – И я бы пригласила тебя присесть, но… – Она обводит рукой пустую гостиную.
– Ого. Красивый дом.
Това улыбается:
– Я рада, что ты так думаешь. – Ее пронзает сожаление. Дом строил прадедушка Кэмерона, и это единственный раз, когда ее внук переступит этот порог. – Подожди немного. У меня есть для тебя еще кое-что, – добавляет она, а затем неожиданно и торопливо выходит из гостиной.
Через минуту Това возвращается. Она протягивает кольцо и опускает его в раскрытую ладонь Кэмерона. Он переворачивает его и в замешательстве морщит лоб. Гравировка, та самая, которая сбила его с толку. Он-то думал, что это слово “эпос”. С какой стати писать такое на кольце выпускника? При мысли об этом Това подавляет улыбку. Даже самые блестящие умы иногда ошибаются.
– Его полное имя, – говорит она, – было Эрик Питер Оскарссон Салливан.
Губы Кэмерона беззвучно приоткрываются. Това ждет. Она практически видит, как крутятся колесики в его голове. Эрик был точно таким же, скрежет шестеренок у него в мозгу тут же отражался на лице, а скрежетали они всегда. У Кэмерона и Эрика так много общего, но не все. Не глаза. Они, должно быть, у Кэмерона от матери. От Дафны.
Прекрасные глаза.
Това никогда не любила обниматься, но когда Кэмерон начинает меняться в лице, она чувствует, что ее тянет к нему как магнитом. Его руки обвиваются вокруг ее плеч, и он прижимает ее к себе. Кажется, очень долго она лежит щекой на его теплой груди. Она невольно отмечает, что его футболка вся в пятнах и странно пахнет, как будто машинным маслом. А вдруг это специально? Никогда больше Това не будет делать поспешных выводов о футболках.
Он отрывается от нее и говорит с ошарашенной улыбкой:
– У меня есть бабушка.
– Вот так-то! – Она смеется, внутри нее словно открылся какой-то клапан. – У меня есть внук.
– Да уж, похоже на то.
– А что случилось с Калифорнией?
Он пожимает плечами:
– Я передумал. Ты была права насчет ухода. Я на такое не способен.
Осматривая гостиную, он одобрительно кивает:
– Действительно классный дом. Архитектура…
– Его построил твой прадедушка.
– Серьезно? – На лице Кэмерона проступает изумление. Он делает пару шагов к каминной полке, на которой когда-то стояли фотографии его отца в рамках, и прикасается к ней нежно, почти нерешительно, как кладут руку на бок спящего животного.
Това подходит к нему.
– Мне посчастливилось радоваться ему в течение шестидесяти с лишним лет. – Она смотрит на запястье, сверяясь с часами. – И остается еще три с половиной часа.
– Ох ты ж. Точно. Ты же продала его.
– Ничего. Мне нужно с ним расстаться. Слишком много призраков. – Това не до конца верит в собственные слова, но, похоже, начинает к ним привыкать.
Кэмерон опускает взгляд на свои кроссовки.
– Тогда я рад, что застал тебя здесь. До отъезда в этот дом престарелых.
– А, – говорит Това, взмахивая рукой в воздухе, как будто пытаясь отогнать от себя его слова. – Я туда не поеду.
– Нет?
– Боже правый, нет.
– Тогда куда ты поедешь?
Где-то в груди Товы рождается неудержимый смех.
– Знаешь что? Я и не знаю. К Барбаре. Или к Дженис. На время. Пока я не решу, что делать дальше.
– Хороший план, – говорит Кэмерон. – И это тебе говорит тот, кто сам живет в кемпере.
Он улыбается, ямочка в форме сердечка на его щеке становится глубже, и вот он уже совсем такой, каким и должен быть озорной внук. Това смотрит вниз, проверяя, по-прежнему ли ее тапочки касаются пола, потому что ей кажется, что она плывет в вышине, качается на волнах где-то под потолком с элегантностью, о которой сама и не подозревает, как Марцелл в своем старом аквариуме. Ее сердце наполнено гелием, поднимающим ее ввысь.
Она прыскает:
– Тогда, похоже, мы с тобой оба бездомные. – Она жестом зовет его в коридор: – Ты хотел бы увидеть, где вырос твой отец?
* * *
Прибирать комнату Эрика было труднее всего. Три десятилетия она пустовала. Годами Това регулярно подметала пол и даже время от времени меняла постельное белье на кровати, но после того, как грузчики из секонд-хенда увезли мебель, она почувствовала, что что-то мешает ей избавиться от комков пыли, скопившихся по углам. Как будто в одном из них все еще могла содержаться какая-то его частица.
На деревянному полу белое пятно там, где когда-то лежал коврик Эрика. Косые лучи солнца проникают в голое окно. Морской бриз мягко колышет ветви старой сосны на берегу, и она отбрасывает на противоположную стену призрачную тень. Однажды, в полнолуние, маленький Эрик забыл задернуть шторы, увидел эту тень, побежал через коридор в комнату Товы и Уилла и нырнул к ним под одеяло, уверенный, что это привидение. Това обнимала его, пока он не заснул, и продолжала обнимать всю ночь.
Глаза Кэмерона обшаривают каждый дюйм комнаты. Возможно, он пытается зафиксировать ее в памяти, отсканировать, как компьютер Дженис Ким. Това начинает уже отступать к выходу, чтобы дать ему побыть одному, когда он говорит:
– Хотел бы я его знать.
Она делает шаг обратно, кладет руку