него?
Мелькает щупальце.
– Марцелл! – ахает Това, опускаясь на твердый плиточный пол рядом с ним. Спина громко хрустит, но она этого почти не замечает.
Старый осьминог бледен, и даже его блестящий глаз как будто потух, как помутневший стеклянный шарик. Она изучающе кладет ласковую руку на его мантию, как касаются лба больного ребенка. Его кожа липкая и сухая. Он поднимает щупальце и обвивает ее запястье, прямо над отметиной в форме монетки, которая теперь превратилась в призрачное кольцо. Он моргает, слабо сжимая ее руку.
– Что ты здесь делаешь? – говорит она с мягким укором. – Давай-ка отправим тебя обратно в твой аквариум.
Она снимает его щупальце со своего запястья и встает, потом пытается поднять его, но он слишком тяжелый, и поясницу простреливает боль, не предвещающая ничего хорошего.
– Оставайся здесь, – командует она и спешит к подсобке так быстро, как только позволяют ноги. Через несколько минут она возвращается, катя желтое ведро для швабры. Внутри плещется вода, перелитая туда из его аквариума с помощью старого молочника, который Това держит в подсобке. Когда осьминог моргает, ее захлестывает облегчение. Он еще здесь. Она окунает тряпку в аквариумную воду и выжимает на него, смачивая его кожу. Он испускает этот свой странный, похожий на человеческий вздох.
По-видимому, он оживает настолько, что может двигаться. С усилием он поднимает руку. Това ставит ведро рядом и слегка подталкивает его снизу (или там, где, по ее мнению, у него может быть низ), чтобы он перевалился через желтый пластиковый бортик и плюхнулся в холодную воду.
– Что ты здесь делаешь? – снова спрашивает она. И тут замечает это.
Что-то массивное и золотое поблескивает на полу, в том самом месте, где только что кулем лежал Марцелл. Она опускается на корточки и поднимает эту вещицу. Средняя школа Соуэлл-Бэй, выпуск 1989 года. Вчера, когда Кэмерон бросил его угревидным зубаткам, она подумала, что это похоже на кольцо выпускника.
Как Марцелл вытащил его оттуда? И почему?
Соуэлл-Бэй, выпуск 1989 года? Это кольцо Дафны Кассмор? Но оно же мужское. Кэмерон сказал, что оно принадлежало его отцу…
Оно лежит у нее на ладони, холодное и тяжелое. Как воспоминание. У Эрика было точно такое же. Она, как и все родители, очень гордилась тем, что оно символизировало. По-видимому, в ту ночь он надел свое кольцо. Оно тоже утеряно в море.
Она переворачивает кольцо и, прищурившись, читает буквы, выгравированные на внутренней стороне. Сердце начинает биться в барабанных перепонках. Она протирает кольцо краем блузки и перечитывает еще раз.
Не может быть.
Это оно.
ЭПОС.
Эрик Питер Оскарссон Салливан.
Сильный отлив
Обрывки, теснящиеся в голове, врезаются друг в друга, умоляя связать их воедино.
У него была девушка.
Эрик… и девушка.
Эрик стал отцом ребенка.
Ребенка, который вырос далеко отсюда, а она ничего не знала. Она не может поверить, что раньше не замечала стольких черт Эрика в Кэмероне. Не замечала ямочку в форме сердечка на левой щеке, которой всегда любовалась, хотя никогда не могла понять почему.
– Ты знал, да? – говорит она Марцеллу в ведре. – Конечно, ты знал. – Она наклоняется и снова дотрагивается до его мантии. – Ты гораздо умнее, чем мы, люди, думали.
Марцелл кладет кончик своей руки на тыльную сторону ее ладони.
Това опять опускается на пол, на этот раз опираясь локтями о край ведра. Из глаз начинают градом литься горячие слезы, и она бессильна их остановить. Капли пятнают поверхность воды, худые плечи вздымаются с каждым ужасным всхлипом. Здесь никого нет. Никто ее не видит. Отбросив осторожность, она всецело отдается своему горю. В конце концов слезы, которые время от времени прерываются икотой, иссякают. Теперь в глазах сухость и жжение.
Как долго она сидит так, погрузившись в безудержное горе? Может, несколько минут, может, час. Когда она наконец поднимает голову, ссутуленные плечи болят.
– Что я буду делать без тебя? – спрашивает она, подавляя всхлип, и он моргает своим калейдоскопическим глазом, который еще никогда не казался таким затуманенным. “Возможно, он проживет всего несколько недель или даже дней”, – сказал Терри. Она вытирает слезы тыльной стороной ладони. – Если уж на то пошло, что мне делать с тобой?
Она встает и расправляет плечи, прогоняя боль в спине.
– Давай, дружище. Отправим тебя домой.
* * *
Если бы в тот вечер на набережной Соуэлл-Бэй оказались запоздавшие рыбаки или любители вечерних прогулок, они увидели бы странную картину: семидесятилетняя женщина весом в лучшем случае фунтов в девяносто везет по дорожке к молу желтое ведро с шестидесятифунтовым гигантским осьминогом. Но единственные свидетели происходящего – чайки, которые вспархивают из мусорного бака, возмущенно крича на Тову, когда она катит Марцелла мимо. Идет она отнюдь не быстро, но Марцелл свешивает руки по обе стороны ведра, как будто несется в машине с опущенными стеклами.
Това смеется:
– Приятный ветерок, да?
Сейчас отлив. Това почти не слышит, как волны бьются о камни где-то вдалеке, чуть ли не в миле от набережной. Лунный свет поблескивает в сотне неглубоких луж, разбросанных, как огромные серебряные монеты, по голому пляжу.
– Немножко потрясет, – предупреждает Това.
Мол, сложенный из камней и крупных булыжников, тянется через пустынный пляж и в конце концов уходит в воду, изящно изгибаясь, как рука балерины. Днем сюда придет полным-полно любителей собирать на пляже морские сокровища и тех, кто ищет живописные места для пикника, чтобы усесться там и лизать мороженое. Но сейчас тут пусто, если не считать одинокой чайки, сидящей на самом краю стены.
Катить ведро по плоской, но каменистой поверхности – задача не из легких. Потом у Товы наверняка будет болеть спина. Но вот наконец они с Марцеллом добираются до места, где глубина во время отлива достигает не меньше пары футов. Сидящая на краю мола чайка сердито наблюдает за ними и вдруг издает пронзительный вопль.
– Тише, – укоряет ее Това, и птица улетает.
Това садится на камень, скользкий от соленой воды. Опустив руку в ведро, она откашливается и начинает короткую речь, которую репетировала в голове по дороге на пляж.
– Я должна поблагодарить тебя, – говорит она, и Марцелл в последний раз обвивает ее руку. – Терри рассказывал, что тебя спасли. Подозреваю, ты предпочел бы, чтобы тебя не спасали, но я рада, что это произошло.
Она смаргивает слезы. Ну вот, опять!
– Ты привел меня к нему. К моему внуку.
Ее голос дрожит на двух последних словах, но в то же время внутри растекается тепло. Она никогда не думала, что произнесет эти слова. Если бы только