Читать интересную книгу Отец Александр Мень: Жизнь. Смерть. Бессмертие - Владимир Илюшенко

С конца 1987 — начала 1988 года Церковь получила большую автономию. Здесь пространство свободы как раз расширилось: былые утеснения уходили в прошлое, власть начала заигрывать с Церковью. Это отразилось и на положении отца Александра: его стали наперебой приглашать в школы и институты, в больницы и научные учреждения. Я был на многих его встречах, видел, как холодок и недоверие сменяются у людей удивлением, напряженным вниманием и полным приятием, видел, с каким восхищением принимают они слово такого священника.

Начиная с 1988 г. отец Александр организует своего рода «агитбригады» из прихожан, вместе с которыми выступает в Москве и Подмосковье в разных клубах и дворцах культуры. Это, конечно, были не агитбригады, а что‑то наподобие духовного десанта. Принимали нас везде прекрасно. Одним из первых наших маршрутов была поездка в подмосковный Реутов. Там, в большом доме культуры, собралась местная интеллигенция, в основном сотрудники научных институтов. Атмосфера была приподнятой, почти праздничной. Темой нашей встречи была «Вера и культура». Я вел этот вечер. Мое краткое вступительное слово было неудачным: я говорил сбивчиво, невнятно. Мне было стыдно, и я сказал об этом потом отцу Александру. Он утешил меня: «Да нет, всё было нормально. Вы хорошо сказали». Я чувствовал, что он просто пожалел меня. Но само это желание подбодрить, не дать пасть духом — дорогого стоит.

Во время общения с ним я всегда находился в состоянии духовного восторга — не могу иначе это назвать. И хотя я не видел физически сияния, исходящего от него, как видел Мотовилов вокруг головы Серафима Саровского, но ощущение было тем же самым: было духовное сияние.

В последние годы отец проявлял интерес к Маяковскому, так как видел в нем скрытую религиозность, которая на поверхности приняла богоборческий характер. Богоборчество было стержнем поэзии Маяковского. Можно говорить о настоящей зацикленности его на этой проблеме, чуть ли не одержимости — достаточно обратиться к его поэмам. Вот эта метаморфоза сильного религиозного чувства, подавленного и деформированного, по–видимому, и привлекала внимание отца Александра к Маяковскому, которого он жалел. Однажды он попросил меня подписать его на трехтомник Маяковского. Я попытался это сделать, но, как оказалось, подписка уже закончилась.

В конце августа 1988 г. отец попросил меня остаться после службы. Так было уже не раз, и я всегда радовался нашим беседам. Но на этот раз всё было иначе. Мы зашли в его комнату в домике. И тут он впервые изложил мне идею культурного возрождения, из которой вытекала необходимость создания Общества «Культурное возрождение». Он сказал, что Октябрьский переворот привел к гигантской интеллектуальной и культурной регрессии, поэтому прежней культуры уже нет, нет ее живых носителей. Я спросил: «Дерево срублено?» «Дерево срублено, но из пня растут веточки, и мы должны помочь тому, чтобы эти веточки превратились в новые деревья, чтобы зашумел лес». Понятно, что прежде всего надо сохранить то, что можно сохранить, но задача, поставленная им, была не реставраторской, а творческой: на старой основе надо было создавать новое.

Речь, по сути дела, шла не столько о культурном, сколько о духовном возрождении. Он понимал, что это не одномоментный акт, а процесс трудный и долгий. Важно было встать на этот путь. Начать этот процесс и активно содействовать ему должно было добровольное Общество, которое объединило бы конструктивные усилия интеллигенции, Общество, осознающее духовные основы культуры, надконфессиональное и включающее в себя как верующих, так и неверующих. Однако костяк его, по мысли отца Александра, должны были составлять интеллигенты–христиане. Видно было, что он уже всё продумал, и считал создание такого Общества жизненной потребностью.

Он предложил мне возглавить «Культурное возрождение». Я сказал, что было бы гораздо лучше, чтобы это сделал он сам: ему принадлежит и замысел, и программа, он продумал формы и способы деятельности Общества, да и вообще никто лучше него эту задачу не выполнит. На это он ответил:

— Еще не время. Мне пока не стоит это делать — это только помешает. Потом — будет видно.

Я стал отказываться, сказал, что целесообразнее было бы, особенно в видах регистрации, чтобы председателем Общества стал человек с именем. Я назвал Вячеслава Всеволодовича Иванова. Принуждать человека было не в правилах отца, но он огорчился. Тем не менее, увидев, что я говорю искренно, он согласился с моим предложением, но попросил меня стать первым заместителем и возглавить Общество де–факто. «Он будет почетным председателем, — сказал он об Иванове, — а всё делать все равно будете вы». На том и порешили. Позднее я раскаялся в свое упрямстве — я не должен был противиться своему духовному отцу, и все равно он оказался прав: через некоторое время мне пришлось возглавить Общество не только де–факто но и де–юре.

Как бы то ни было, но идея «Культурного возрождения» стала прорастать в моей душе. Я начал обдумывать ее детально, написал проект устава и стал готовить учредительную конференцию. Мы провели ее 2 ноября 1988 г. в уютном зале юношеской библиотеки им. Грина. Присутствовали ровно 100 человек, в том числе Булат Окуджава, Юлий Ким, директор Музея изобразительных искусств Ирина Антонова, замечательный филолог Михаил Гаспаров, зам. директора Библиотеки иностранной литературы Екатерина Гениева, поэты Владимир Корнилов и Александр Зорин, политолог Виктория Чаликова, директор школы Евгений Ямбург и другие, среди которых было немало прихожан отца. Были получены приветствия от академика Лихачева и известного литературоведа Аникста. Вели конференцию попеременно мы с Вяч. Вс. Ивановым.

Я произнес вступительную речь. После довольно большого исторического экскурса, где были обрисованы трагические последствия сталинизма, нанесшего сильнейший удар по нашей культуре и по носителям культурной традиции, я дал как бы теоретическое обоснование «Культурному возрождению». Говорил о том, что Общество должно содействовать возрождению утраченных духовных ценностей, быть открытым для диалога со всеми религиями, культурными и здравомыслящими социальными силами и в то же время противостоять националистическому и шовинистическому духу ненависти и вражды, подрывающему мир и устойчивость страны. Важная задача Общества — поощрять терпимость к чужому мнению, к иной точке зрения, способствовать созданию атмосферы творчества и духовной свободы. Надо привлечь к активной культурной работе педагогов, учителей, а также «невостребованных» людей, обладающих глубокими познаниями, но не находящих применения своим силам.

Идея отца вызвала большой энтузиазм, присутствовавшие, особенно учителя, писатели, ее горячо поддержали. Вячеслав Иванов сказал, что, по его ощущению, культура гибнет именно сейчас, и это происходит на фоне социального подъема. Мы еще можем спасти культуру, но это надо делать ежеминутно. Культура воспитывается с детства, поэтому школа — главное, на что нужно обратить внимание. Особая трудность заключается в том, что мы сами несем в себе след прошлых лет, которые пришлись на эпоху сталинизма и застоя.

Последовала оживленная дискуссия. Потом мы утвердили устав Общества и избрали Совет из 12 человек. Отца Александра на конференции не было, да он и не собирался присутствовать, но внимательно следил за происходящим. Через несколько дней Вяч. Вс. Иванов был избран председателем Общества, я — его первым заместителем, а Катя Гениева — просто заместителем.

В декабре того же года мы выступали по телевидению, в программе «Добрый вечер, Москва». Вяч. Всеволодович, я и члены Совета Ямбург и Безносов, каждый по–своему, рассказали о создании Общества, о его целях и задачах. Мы отвечали и на вопросы телезрителей. На этот раз я был, что называется, в ударе. Ведущий, Вячеслав Шугаев, всё выспрашивал нас перед передачей, о чем мы собираемся говорить. Поскольку все отмолчались, я взял это на себя и сказал что-то довольно откровенно, о чем тут же пожалел, потому что он испугался. По–моему, испугался, не ляпну ли я что‑нибудь еретическое, диссидентское.

Это был прямой эфир, и продолжался он минут 40–45. Было много вопросов телезрителей. Шугаев пытался зажать мне рот, но я его попытки игнорировал и, насколько это возможно, брал инициативу на себя. Он стал иронизировать на мой счет, хотя продолжал нервничать. Потом, увидев, что передача заканчивается, повеселел и под самый конец заявил: «Ну, сейчас Владимир Ильич нам всё объяснит». Я сказал: «А зачем мне всё объяснять? Всё уже сказано до меня: читайте Нагорную проповедь Христа, она в Евангелии от Матфея». Тогда такие слова считались почти криминалом, публично такое не произносили. Шугаев слегка ошалел, но слово было сказано.

На следующий день отец позвонил мне и поздравил с успехом — он смотрел передачу. «Как будто за вами кто‑то стоял», — сказал он. На сей раз он не делал мне скидки. Потом, уже при встрече, он вернулся к этому, сказал, что получилось замечательно, и повторил: «Такое впечатление было, что за вами кто‑то стоял». Я подумал: «Вы и стояли», но вслух сказать об этом постеснялся.