Читать интересную книгу Приговорённые к счастью - Сергей Матвиенко

обезьянкой.

Все пожелали друг другу спокойной ночи, и счастливая супружеская чета отправилась в свои покои, обнимаясь, хихикая и без стеснения целуясь. Борода Димы была на месте.

Бальтазар вздохнул. Отлип от косяка и закрыл за собой дверь. Скинув сапоги, он развалился плашмя на заправленной кровати. Надо бы раздеться и залезть под одеяло… Нет сил, и так сойдёт. Он смотрел в черноту потолка, на котором тускло мерцали знакомые созвездия, и всё пытался представить: каково жить таким счастьем, как у Димы с Аней? Но тщетно. Как он ни старался, так и не смог заполнить опустошённый мысленный взор чудесными картинами любви и счастья в своём доме. Воображение не справилось: слишком он устал, чтобы врать себе. И институтский отчёт почему-то не помог. Скорее всего, мирно разъедутся.

Блёстки звёзд что-то шептали издалека, манили, будто обещали открыть некую тайну. Их хоровод проворачивался в недостижимой вышине посреди прозрачной темноты всё быстрее и быстрее, завораживая, вовлекая в причудливую круговерть недавние события, смутные образы, лица, силуэты. Разгадка где-то там…

Пол с потолком перевернулись, и от головокружения уже спящий Бальтазар потерял опору и, беспечно расправив руки, полетел с водопадом звёзд навстречу ответам на загадки дня – глубоко-глубоко, в самый омут сна.

Глава 24. Нелёгкий выбор

Во сне Бальтазару привиделось, что едва он прилёг, как кровать под ним заходила ходуном, словно пыталась сбросить на пол. Но какая же это кровать? Это спина брыкающегося гривастого чёрного коня, то ли ржущего от негодования, то ли надрывающегося от смеха над разлёгшимся и уснувшим седоком. Буйный конь встал на дыбы, и решивший поспать не в том месте безумец кувыркнулся и полетел наземь.

Подскочив на постели, Бальтазар уставился в кромешную темноту. Судя по всему, до рассвета было ещё далеко. Сердце его, бешено колотившееся в груди, умиротворялось удар за ударом. Дикое сновидение, полминуты назад такое яркое и громкое, подёрнулось дымкой забвения и вскоре испарилось, будто и не было.

Ворочаясь с боку на бок, он с неудовольствием обнаружил, что спать ему расхотелось. Ворота в царство Морфея захлопнулись и на его раздражённый стук не открывались. Он встал и, не зажигая света, прошёлся по комнате, лёгкой ощупью и по памяти выхватывая из темноты обстановку: кровать, стена, дверь, стена, его задумчивый автопортрет в позолоченной рамке, стол со стулом, прикрытые ставни. Побродив в темноте, улёгся, но сон всё не шёл.

Бальтазар силился представить себе завтрашний день, когда от Вернера прямиком направится домой. «Елизавета! – крикнет он с порога. – Подлец Фернандо повинен в твоих муках! Вот институтский отчёт!..»

Конечно, она будет заинтригована, но всё равно станет отнекиваться. Например, скажет, что пьесы не читает, а смотрит, и попросит его сыграть всё в лицах, чтобы ей оценить его шутовской талант. Так и скажет, нет сомнений. Бальтазар это ясно увидел.

«Это не театр для увеселений, – строго ответит он. – Это твоя жизнь. Будь справедлива к себе!»

С показным недоверием примется она за жизнеописание тех своих несчастных дней. Вначале лицо её будет надменно, потом всё более удивлённое, а в конце, быть может, испуганное и потрясённое. Вся в слезах, она пролистает страницы, ещё не веря сердцем, но уже всё понимая умом. В сомнениях она переспросит про суд и попросит его рассказать, как всё было. И он, смахнув невольную слезу, подсядет к ней ближе, возьмёт за руку и расскажет, утешая добрым словом. Её благодарности не будет конца, они обнимутся, поцелуют друг друга… Прощён. Теперь полюбит…

Но это прекрасное, но непрочное виде́ние счастливых слёз, объятий, взаимных слов прощения и любви никак не прививалось к его воображению. В невзрачной пустоте бессонной ночи из тёмного закоулка выглянул перепуганный Адольф. Заметив, что его разглядели, хихикнул, отбросил с лица чёлку и, встав на карачки, ускакал собачонкой.

«Так что же завтра? Пойти вдоль линии судьбы или шагнуть поперёк? Всему наперекор, чтобы не быть послушным роботом. Но не гордыня ли это? Нет! Кому захочется быть послушным пёсиком, на свист несущимся за сладкой косточкой? Так что: пойти на казнь или со всех ног и вприпрыжку побежать за милостями к Вернеру?»

Бальтазару не хотелось даже видеть улыбчивого господина главного инженера, не говоря уже о том, чтобы по своей воле почтить его своим присутствием. Но как же это несправедливо и по отношению к Елизавете, и по отношению к самому себе – переступить такие желанные, такие близкие любовь и счастье или хотя бы утешение.

Странно, но в нём словно развилась душевная слепота к словам и образам любви и прощения, таким вдруг опустевшим. Его переполняло скучное равнодушие к мечтам о житейском приятном. Бальтазар понимал, что это неправильно, хуже того – ущербно! Но не знал, как ему излечиться. И не знал, как поступить. Единственное, чего он желал, – определиться и не мучиться выбором.

Лёжа в полной темноте, глядя на невидимую стену напротив, он заметил боковым зрением, как из чёрного пятна внутри тёмной рамки, где, должно быть, висел его автопортрет, выглянуло мрачное лицо старшего брата. Давненько не видались.

«Погадай на Вергилии, – безмолвно шепнул призрак и добавил печально: – Как мне гадал. Я не верил, а всё сбылось… Забыли меня. Скрягу, выпивоху, бузотёра. Мать забыла!»

Привидение горестно выдохнуло. По его тёмному лицу пробежала чёрная слеза. Оно вздохнуло и исчезло.

«Не забыли! Я не забыл, – приподнялся Бальтазар, вглядываясь в слепую темноту, но виде́ние уже пропало. – Но ты знаешь, кто вперёд. Родня по духу, не по крови, – пробормотал он невесело. – Я подумаю, слышишь! – крикнул он себе. – Подумаю…»

Вергилий, конечно же! Как книга скажет, так и будет.

Бальтазар встал, зажёг свет. Маленький томик стихов «Энеиды» удобно лёг в руку. Вроде обычная рисованная книга, но рисованными были только потёртая от старости кожаная обложка и позолоченные буквы названия. Сама книжка была настоящей: корешок, нити и клей переплёта, одна мятая страница за другой перемятой и разлохмаченной страницей, с его пометками на полях и подчёркиваниями от ногтя. Не гадать же на «цифре», на чьих-то «генераторах и алгоритмах»?

Бальтазар открыл наугад пару страниц и пробежал вскользь несколько стихов: бури, битвы, мечи да копья и взмыленные кони. На глаза не попалось ни строки о любовной страсти, о тихой неге или хотя бы о пире в кругу друзей с обильными возлияниями богам.

«Будь, что выпадет, а я повинуюсь жребию», – вздохнул он, поёрзал и не глядя зашелестел страницами. Остановившись, развернул книгу и повёл пальцем с одной страницы разворота на другую, зигзагом сверху вниз и обратно. «Здесь», – уткнул он палец.

От удивления Бальтазар вытаращил глаза: «Турна Эней вызывает на бой, одного только Турна. Но и за Турна речей раздаётся немало повсюду. Служит защитой ему