Читать интересную книгу Классическая русская литература в свете Христовой правды - Вера Еремина

Интересно, в какие годы Любовь Андреевна была настоящим человеком и когда совершились ее первые сбои как бы нормального дворянского жительного пути. Любовь Андреевна из дворянского семейства и не то, что сказано у Достоевского “случайного семейства”, а из семейства родового. Когда Гаев, ее старший брат, вскользь упоминает о ее прошедшем жизненном пути и прошедших ошибках: что вот вышла замуж за присяжного поверенного, не дворянина; вела себя нельзя сказать, что очень добродетельно и сейчас стоит присмотреться к ней, видно, что она порочна.

Младший брат так ее не аттестует. Если младший брат восстает на старшего или бунтует, то у него и чувствуется этот пафос бунта, поэтому горячность такая, быстрая речь, а Гаев, как старший брат, судит ее вальяжно. Но это как раз и приоткрывает ее прошлое: она вышла замуж по любви. И не просто по любви, она вышла замуж отчасти очарованная этим адвокатским соловьиным пением. Чехов несколько раз в нескольких вещах эту мысль проводит, что адвокатами заслушиваются и уже идут, как крысы на дудочку (того крысолова). Видимо этот Раневский, а судя по фамилии, он еще из духовных, так как это явно какое-то село Ранево (как Ключевский), этакий маленький Плевако.

В другом месте Любовь Андреевна упоминает, что муж умер от шампанского, так как страшно пил - не от водки и коньяка, что пьют и в одиночку, а шампанское – это нескончаемые банкеты; это его заугощали купцы, коммерсанты и так далее. Такая опасность была у всех: у того же Плеваки, у того же Урусова, но только не у Кони, так как он, как правило, председательствовал в судах.

Но у Плеваки это всё как-то отмаливалось, исповедовалось у старца Варнавы, но всякий раз, когда он приезжал к старцу Варнаве, то разговор начинался с того, что “и как же ты, сынок, опять так оплошал”.

Следовательно, эта дворянская барышня, но хватившая в воздухе носящихся идей, когда уже сословные перегородки изо всех сил расшатываются и сравниваются и явно против воли всего семейства, она, рывком, так сказать, как новая Наталья Лассунская, отдает свою руку блестящему и талантливому адвокату Раневскому. У нее двое детей. А дальше начинаются всякие сбои (“жизнь вела нельзя сказать, что очень добродетельную”) - поклонники и поклонники, может быть из бывших клиентов мужа.

Муж, видимо, о чем-то догадывался, но уже не мог быть ей руководителем, так как он – даже не Сакс (Сакс – это всё-таки время Дружинина, время 40-х годов).

Далее начинается второй сбой, начинается то, что Чехов опять берет у Островского, начинается сначала блажь. В сюжете Островского женщине слегка за 40, когда-то оставшейся бездетной вдовой, влюбляется в человека, гораздо моложе себя и здесь тоже самое. Дальше начинается такое ухаживание не первой молодости женщины за младшим любовником.

Вот откуда начинаются новые сбои. После гибели своего единственного сына (детей двое Аня и мальчик Гриша), она летит как сумасшедшая; он летит за ней и во Франции заболевает; она покупает какую-то дачу, чтобы там за ним ухаживать (денег не считают: она не умеет, а ему, – зачем считать чужие деньги). Потом, сама же Раневская рассказывает, как он обманул ее с какой-то француженкой, ограбил и оскорбительно бросил, но продолжал канючит у Любови Андреевны деньги.

Начинается круговерть, когда жизнь уже катится кубарем. Дальше, опять сюжет Островского, вот это, находящиеся за кадром, ярославская бабушка, видимо, двоюродная бабушка, которая присылает 15 тысяч с тем, чтобы заплатить проценты и перевести имение на Аню.

Почему имение досталось Раневской, а не ее старшему брату, то есть Гаеву? Скорее всего, – она любимая дочка и поэтому по завещанию от родителей ей и досталось имение. В России никогда не было майората, то такое завещание любой суд утвердит.

Гаев упоминает, что “про меня говорят, что я свое состояние проел на леденцах”. Это значит, что он получил что-то в деньгах и в процентных бумагах. Деньги у дворян были от выкупных, которые они получили за крестьян в 1861 году. В пьесе еще живы люди, которые помнят крестьянскую реформу. Поэтому Фирс говорит, что “перед несчастьем тоже ветер в трубе гудел”. Несчастье – это воля.

Только Чехов посмел сказать, что подавляющее большинство народа крестьянского были против отмены крепостного права. Крестьянство в России голодало только в голодные годы, то есть во время тотальных неурожаев. А так можно было пропить и прогнать на самогонку свой, хоть и не большой, урожай до Рождества, а, начиная с Рождества и до нового урожая канючить хлеб и зерно на барском дворе и отказывать, было не принято.

Если рассматривать литературные сюжеты в социальном аспекте, то там можно поднять хорошие пласты.

Как проходит молодость Гаева? Как он говорит – “я человек 80-х годов”, то есть его молодость проходит на земских собраниях. Так называемое местное самоуправление, за которое так много ратовал, например, Николай Сергеевич Астахов и, вообще, поздние славянофилы, ведь оно вырождалось в абсолютную говорильню; в обеды в складчину; в эти речи, в съезды и без всякой настоящей, конкретной, черной работы.

Черную работу делал старый суд. Новые суды только освобождали преступников, а управление осуществлял всё тот же становой[134].

Почему разорялись дворянские фамилии и дворянские гнезда? Просто после отмены крепостного права чтобы получать доход надо было работать как лошадь. В “Анне Карениной” по Левину это видно – он за хорошее имение получает всего 5 тысяч годового дохода, хотя он человек, – скорее богатый, чем бедный. 5 тысяч – это сумма, которую проигрывают круга Раневского и герои Чехова.

Сюжет чеховский застает нас, казалось бы, на грани катастрофы, но ее можно избежать. Тут возникает человек, который мог бы спасти положение Ермолай Алексеевич Лопахин. (Лопахин всю жизнь безответно любил Любовь Андреевну).

Не видевший ее несколько лет Лопахин летит в имение Вишневый сад, чтобы встретить ее к поезду и такая незадача – проспал. Этот эпизодик, где она его умыла в 15 лет, а ей лет 17 Лопахин благоговейно хранит в сердце всю жизнь.

Более того, Любовь Андреевна даже не задумывается о том, что он делает рядом с ней, поэтому имеет бестактность сватать его, но у нее нет цепких желаний (иначе она бы его женила) – она берет и роняет. (Это такое качество барышень, когда руки ничего не делают – возьмут, подержат и бросают).

Когда формируется сознание Любови Андреевны? У нее сознание страшно консервативное, оно ей досталось от родителей, то есть ее сознание где-то начало 60-х годов, когда она еще только-только училась говорить (потому что сюжет – где-то 96 год, а ей еще нет 40). В частности, как она говорит – дачи, дачники – это так пошло. Это так похоже на нынешнее время, люди воспитанный в советском менталитете нам говорят – торговля это так пошло. А ведь это требует трудов.

Дачи – это социальное пророчество Чехова и оно сбывается сейчас: то, что из дачников вычленяются и развиваются отдельные хозяева, это сбылось. Это как раз, одни пенсионеры шастают по помойкам, а другие кооперируются, союзятся и вспахивают огороды.

Таким образом, менталитет Любови Андреевны это то, что ей досталось от родителей. Положение можно было спасти, не вырубая сада – оградить вокруг дома хоть 30 десятин, учитывая, что сад громадный, а остальное разбить на дачные участки и при хорошей рекламе все можно было решить; открыть школу для недоучившихся гимназистов а Петю Трофимова взять в учителя, Шарлотту поставить в репетиторы французского языка.

Чехов четко понимал, что ситуация не безнадежна, она безнадежна только в одном аспекте – она безнадежна изнутри самих людей – червоточина только в них.

Дальше в пьесе собственно действие идет под откос. Но, это, пожалуй, самая продуманная пьеса Чехова – в ней сюжет развивается так, что все сюжетные ручейки как бы засыхают, как бы уходят в песок. Например, Любовь Андреевна говорит, что она не может себя представить без этого сада и если уж нужно и продавать, то продавайте и меня вместе с садом. Это так трогательно, но в этом же – глубокая авторская ирония, Лопахин-то и хочет купить все вместе с ними.

Не проходит. Приходится покупать имение без них – они выезжают, а он остается на пепелище.

Ситуация оказывается матовой для всех, это ведь только князь Трофимов может говорить, что мы идем к прогрессу и куда-то еще. Среди главных деятелей прогрессивного движения в этот период стоят такие люди как Михайловский и Стасюлевич (большевики еще не пришли), то есть что-то немножко пишущие, что-то издающие и подкрепленные крупными капиталами. Стасюлевич женат на Утиной – это миллионный финансовый капитал.

Маргарита Кирилловна Морозова из своих миллионов прикармливает не прогрессистов, а журнал “Путь”, то есть людей, которые, так сказать, богоискатели, то есть людей другого менталитета.

Морозовы были разные. Мария Федоровна Морозова – староверка, а другие Морозовы, которые давно воцерковились, для которых писал Врубель (портрет “Мики Морозова”).