команда, и мы поехали в Ставрополь.
Уютный, хороший южный город с бескрайними далями, которые открываются с городских холмов, работящим и добрым населением. К этому надо добавить – хорошими и дешевыми фруктами, что для москвичей тоже подарок… Одним словом, город нам понравился. Да и порядок в городе тоже. Первым секретарем крайкома был тогда, как я уже сказал, М. С. Горбачев – либеральный, благожелательный, умный, разве что любил говорить немного длинно и любые диалоги превращал в монологи. Институт тоже понравился, а директор особенно. Правда, Горбачев вскоре уехал в Москву, да и Никонов тоже. Но тот и другой, заняв высокие посты, сохранили интерес к Ставрополью. А значит, мы могли всегда рассчитывать на их помощь в организационных вопросах, что было еще одним важным аргументом для того, чтобы включиться в работу.
Горбачева сменил на его посту Всеволод Серафимович Мураховский – толстый тугодум, ко всему относящийся с подозрением. Но порядки остались почти прежними. Оно и понятно: порядки зависят не столько от первого или второго, сколько от тех, которые «аппарат». И замена одного первого другим не очень-то и заметна, во всяком случае, первое время.
Вот мы и поработали на Ставрополье с удовольствием и, кажется, с пользой. Может быть, главное, что сделали мои коллеги, – они внесли в работу института определенную компьютерную культуру. А возможно, и дали сотрудникам необходимые им «компьютерные связи». Но для меня лично значительно большее значение имела другая сторона нашей деятельности.
Серетарь крайкома Всеволод Серафимович Мураховский попросил нас сделать для него личную информационную систему, позволяющую наглядно представлять себе ход уборочной кампании, если угодно – иметь наглядную (последнее особенно важно) каждодневную фотографию уборочной страды и контролировать ее ход. Науки в этой работе не было и близко, поскольку вся информация, которая была нужна Мураховскому, уже собиралась краевым вычислительным центром. Но превращалась она в пухлые и труднообозримые таблицы, возиться с которыми начальству было недосуг.
Два наших академических сотрудника, два Сережи (тогда еще молодые кандидаты наук) стали превращать эти таблицы в графики. Они разработали форму графического представления данных, удобную для товарища Мураховского, необходимое математическое обеспечение и привезли из Вычислительного центра академии персональный компьютер – тогда еще большую редкость. Каждое утро информация, поступавшая к восьми часам утра в краевой вычислительный центр, переводилась в графическую форму и переписывалась на дискету. К десяти часам утра эту дискету приносили в крайком и вставляли в наш компьютер, который был установлен прямо в кабинете «микрогенсека».
Мои Сережи научили товарища Мураховского вставлять дискету в компьютер и нажимать нужные клавиши, позволявшие высветить на экране дисплея тот самый график, который желал получить наш сиятельный заказчик. Когда в сентябре, в самом конце уборочной кампании, я был у Мураховского, Всеволод Серафимович мне с гордостью показал в своем кабинете целую книжную полку, заполненную дискетами. Они стояли, как патефонные пластинки. Он мог по своему желанию восстановить ситуацию любого дня уборочной страды. Он мог увидеть, в каком состоянии дела у каждого колхоза или совхоза огромного края, как они меняются от одного дня к другому, и т. д. Одним словом, командный пункт огромного сельскохозяйственного дредноута оказался оборудованным так, как это было удобно его капитану, чтобы он мог наиболее эффективно выполнять свои командные антирыночные функции.
Надо сказать, что этой работой я поставил себя в довольно трудное положение: компьютер, привезенный в Ставрополь, принадлежал Вычислительному центру академии и числился за мной. Я его, по уговору, должен был сдать после окончания уборочной. А Мураховский мне его не отдавал – поди, отбери что-нибудь у первого секретаря крайкома! Да и на самом деле, компьютер ему был нужен, и он научился его использовать для дела. Выручил все тот же А. А. Никонов, который раздобыл для Мураховского новый компьютер. А старый благополучно вернулся на улицу Вавилова, 40. Я его называю «дедушкой русского флота» – с ним уже никто из уважающих себя программистов не хочет работать. Но то, что не годится для младшего научного сотрудника, вполне устраивает академика: компьютер стоит у меня в домашнем кабинете и на нем я пишу эту книгу.
В профессиональном отношении вполне заурядная работа, о которой я рассказал, сыграла в моей жизни весьма заметную роль: она открыла мне двери в Ставрополье. Я получил возможность исколесить край, провести множество совещаний с председателями колхозов, секретарями райкомов и другими начальствующими лицами. Я разговаривал с рядовыми колхозниками, и казаками, и иногородними. Я многое понял именно в эти месяцы, и у меня сложилось собственное понимание того, какой может быть организация нашего русского сельского хозяйства. Я потом об этом много писал и говорил. Но, как всегда, без особого успеха.
Я давно излечился от иллюзий и теперь знаю, сколь тщетны бывают наши усилия сделать что-либо полезное для страны, даже просто объяснить, сколь опасны могут быть те или иные действия. Но все равно я пытаюсь что-то понять и рассказать об этом. Стимулы к этому лежат, вероятнее всего, в подсознании, как у той самой лягушки из сказки Лафонтена, которая, попав в крынку с молоком, теоретически должна была погибнуть, но не погибла: она била лапками до тех пор, пока молоко не сбилось в масло.
Но вспомнить об этой в целом пустяшной работе, выполненной за три месяца двумя молодыми кандидатами наук из Вычислительного центра академии, мне потребовалось еще и потому, что благодаря всему происшедшему – тому, что наш компьютер побывал в кабинете у Мураховского и он об этом эпизоде рассказал М. С. Горбачеву, и тому, что впоследствии в кабинете первого секретаря крайкома стал жить компьютер, – я был официально признан специалистом по сельхозинформатике и превратился в действительного члена Сельхозакадемии.
Одним словом, сюжет, достойный великого американского писателя, но который мог произойти только в Советском Союзе.
Судьба России решается в глубинке
Я был связан со Ставропольским краем более десяти лет, до восемьдесят пятого года, по существу – до начала перестройки. И по большому счету, я очень многим обязан этому общению со Ставропольем – одной из жемчужин моей Родины. Я многому там научился и приобрел друзей. Это не менее важно.
Какая-то могучая, первозданная сила живет в этих бескрайних степях, в умном народе, в его неторопливости, трудолюбии, доброжелательности. Я легко разговаривал и с председателями колхозов, и с простыми казаками. За тарелкой хорошего борща на полевом стане или за чаркой вина собственного изготовления у кого-нибудь дома я мог задавать самые каверзные вопросы. Мне всегда говорили правду, хотя порой и слегка опасались дотошного москаля, приехавшего на крайкомовской машине. Сами они тоже любили задавать вопросы, да какие! У иного парт