которую я позднее назвал универсальным эволюционизмом. По существу, это оказался просто по-другому трактуемый принцип самоорганизации, или синергетики, которой стали заниматься во всем мире. Но в целом это оказался вовсе не пересказ, а достаточно оригинальная и самостоятельная конструкция, самостоятельный ракурс рассмотрения проблем самоорганизации. Она не только допускала развитие и разнообразные математические интерпретации, но, что важнее, и многочисленные приложения.
Но изложение всей этой системы взглядов уже далеко выходит за рамки этой книги. Я это уже сделал в форме лекций, которые прочитал в Московском университете и Русско-Американском университете. Они записаны на твердом диске моего компьютера, и если однажды найдутся средства для их публикации, они смогут составить целую большую книгу…
Итак, работы по компьютерному представлению биосферных процессов глобального масштаба и по проблемам оценки последствий крупномасштабной ядерной войны завершились однажды моей отставкой. Но я перенес ее довольно спокойно, поскольку у меня оказался подготовленным широкий фронт работ, носящих методический и методологический характер.
Все к лучшему, что происходит в этом лучшем из миров. Оказавшись наедине с компьютером, я получил ту свободу для размышлений, которой у меня раньше никогда не было. И я ею воспользовался. Но это уже другая тема.
Глава XI. Моя сельскохозяйственная карьера
Помянем Марка Твена
У Марка Твена есть прелестный рассказ о том, как он редактировал сельскохозяйственную газету, и что из этого вышло. Эпизод, описанный великим писателем, мог произойти не только в Америке. Мало ли кто и почему, например, у нас становился редактором той или иной газеты! Так ли уж важны компетентность и порядочность редактора? Есть и куда более весомые качества, позволяющие невежде занять важный пост в средствах массовой информации. Ну, а что из этого получается, мы тоже знаем по собственному, чаще всего горькому, опыту. И вряд ли надо приводить примеры. Поэтому рассказ Марка Твена нас развлекает, но вряд ли он способен нас удивить необычностью ситуации – у нас могло бы быть и почище!
Я же хочу рассказать о событии поистине невероятном, которое могло случиться только в нашей стране, ибо Моисеев Никита Николаевич, отличающий сельдерей от петрушки только по вкусу, мог стать действительным членом Сельскохозяйственной академии только в Советском Союзе и нигде больше.
Несмотря на все юмористическое в этой истории, она на самом деле заняла в моей деятельности и судьбе весьма значительное место. История моего превращения в сельскохозяйственного академика началась довольно давно и помогла мне понять много важного о жизни моей страны. Это оказалось необходимым прежде всего мне самому, когда пришла пора задуматься о том, какими путями-дорогами нам выходить из болота, в которое нас загнала судьба.
Но обо всем по порядку.
Об Иване Николове и пользе отдыха на Золотом Берегу
В Болгарии живет и работает один очень интересный человек – профессор политической экономии Иван Николов, по-русски – Иван Николаевич. В семидесятые и восьмидесятые годы он был директором Института управления при ЦК БКП. По тем временам Иван Николаевич был вольнодумцем, позволял себе по каждому поводу иметь собственное мнение, и по этой причине болгарские власть имущие его не очень жаловали. Но у него была блестящая гражданская и партийная биография. Был он и подпольщиком, и партизаном, воевал с фашистами еще тогда, когда Болгария была союзницей Гитлера. Да и специалист он был известный, и не только в Болгарии. Так, например, он был первым из известных мне экономистов, который стал выступать с критикой официально принятого в социалистических странах понятия общенародной собственности. Если к этому добавить, что, несмотря на все сложности характера, Николов был человеком открытым и порядочным, то станет понятно, почему он пользовался уважением и симпатиями болгарской интеллигенции и был нелюбим начальством. Пользовался он известностью и авторитетом в определенных, в том числе и партийных, кругах Советского Союза, что также было немаловажным.
Одним словом, начальство его не любило, но и не трогало на престижном посту директора цековского института. Да и тронуть его в то время было непросто. Однажды все-таки Живков нашел способ его отстранить от должности и назначить вместо него Огняна Панова – человека совершенно другого калибра, вполне заурядного, зато послушного. Но все это произошло позднее и к моему рассказу непосредственного отношения не имеет.
Мы с Николовым были друзьями. Объединяло нас многое. Тут и общие дела, особенно после того, как я принял на себя заведование кафедрой информатики в Академии народного хозяйства. И общие, по тем временам крамольные, взгляды по многим политическим и экономическим вопросам. Немаловажное значение имело и то, что мы были ровесниками и принадлежали к военному поколению. Но самым главным объединяющим началом была обоюдная любовь к природе, к туризму, спорту. В шестидесятые и семидесятые годы я часто бывал в Болгарии, и мы много с ним ходили по полонинам Пирина, ездили на его родину – в столицу болгарской Македонии город Петрич. Там мы поднялись на стык границ Греции, Болгарии и Югославии. Там же, в Петриче, нас приняла слепая «ясновидящая», которая с удивительным пониманием рассказала мне о моем собственном внутреннем мире.
Однажды зимой мы с Иваном Николовым сделали попытку подняться на главную вершину Рилы – Малевицу. Нам тогда было лет по пятьдесят, и мы были во вполне приличной альпинистской форме. Однако был туман, шел плотный снег, и на гребне мы просто не нашли вершину – заветного тура. Но зато чуть было не попали в страшную лавину, которая прогрохотала от нас в десятке метров. А вечером в горной хиже – так по-болгарски называют хижины, во множестве разбросанные по склонам Рильского хребта, – отогревались болгарской ракией и вспоминали опасные перипетии неудавшегося восхождения. Иван поднял тогда рюмку за здоровье прекрасной и вечно юной Малевицы, отвергнувшей притязания двух стариков. Одним словом, у нас было немало оснований для взаимного интереса и взаимной симпатии.
И вот однажды Иван Николов пригласил меня приехать в Болгарию. На этот раз не для работы, а «просто так», отдохнуть, причем вместе с женой. Конечно, приглашение, как это было принято в те времена, исходило не только от него, а было согласовано с болгарскими «инстанциями». Вернее, приглашал он сам по телефону, но затем дней через десять-пятнадцать последовало официальное приглашение: ЦК БКП меня приглашал вместе с супругой провести восемнадцать дней в санатории ЦК на берегу Черного моря.
Получив такое высокое приглашение, я отправился в Президиум Академии оформлять документы. Но не тут-то было: оказывается, в служебные командировки, причем за счет академии, я имею право ездить. А просто так, покупаться в море, ни-ни! Даже