В дороге картау всё больше молчали, на вопросы отвечали односложно, а, замечая изучающие взгляды наложников, тут надвигали на лица капюшоны своих халатов. Сераль Оксоляны также ехал молча и держался несколько напряжённо. Джамила, судя по всему, не оставили тревоги, высказанные им ещё до встречи с кочевниками. Жестокие боги картау, человеческие жертвоприношения у древних капищ, к одному из которых паломники сейчас приближались, не могли так просто забыться. Не изгладило их ни счастливое спасение, ни радушие хозяев стоянки, ни движение к желанному оазису. А раз пребывал в тревоге старший из наложников, то и прочие не могли расслабиться.
— Скоро Гур-Гулуз, — сказал старец-паломник, радуясь близкому окончанию пути.
Чичеро, глядя на однообразные барханы, не мог уловить близкого присутствия оазиса, но картау такое было, наверное, по силам. Недоумение посланника старик почёл за нужное развеять. Придержав коня, чтобы Чичеро смог с ним поравняться, паломник вполголоса объяснил ему:
— Мы, картау, всегда узнаём священные места своего племени. Нам духи подсказывают.
Да, о священном месте Чичеро уже слышал от вождя племени. Конечно, у Гур-Гулуза такое место имелось: к нему ведь и шёл согласившийся провести гостей до оазиса паломник с одиннадцатью взрослыми отпрысками, совмещая религиозное рвение с велением вождя.
— Здесь, чуть не доезжая оазиса, у нас святилище, — продолжал разговорившийся паломник, — оно очень древнее. Вырублено в скале, когда пустыня ещё не пришла, — тут старик замолчал, чему-то нахмурившись.
Чичеро взглянул на него с немым вопросом:
— Что-то шакалов много… — растерянно произнёс паломник, тщетно всматриваясь в дальние барханы.
Чичеро в тот момент не видел ни одного шакала.
— Где их много? — насторожился он.
— Там, в святилище, — неопределённо махнул рукой старик.
Ох уж эти картау! Похоже на то, что шаманом у них может быть чуть ли не каждый. Проникнуть взором в святилище за барханами, обнаружить там переизбыток шакалов, и всё это без специального камлания и прочей шаманской атрибутики…
— Много шакалов! Плохо в святилище! — это старик сказал уже громким голосом, для своих одиннадцати сыновей. Те приуныли: тема шакалов что-то для них значила.
И вот за барханами открылся вид на высокую белую скалу, одиноко торчавшую из песка. При виде этой скалы паломники так и застыли, натянув поводья мёртвых коней, а вслед за ними — люди Чичеро. И не в скале дело. У её подножья бегали шакалы — где-то с полторы сотни. Держались кучно, их серые с рыжиной спины сливались в единое пятно. Глядя на эту картину, поневоле удивишься. Небывалое дело — столько шакалов в одном месте. Не даром Чичеро прежде не верил слухам, которыми сераль Оксоляны развлекал базимежцев после Нефотиса. Шакалы ведь живут и охотятся в одиночку или парами, ну могут иной раз сплотиться в небольшую стайку, но чтобы в такую?
— Много шакалов, — прошептал и Джамил, опасливо косясь на воинов картау, — неспроста! Не обошлось дело без их шакальего культа…
Завидев группу всадников, остановивших коней на гребне бархана, шакалы подняли высокий, скулящий вой.
— Они опасны? — спросил у Чичеро подъехавший поближе Клех.
— Шакалы наглые, но на человека никогда не нападают, — отозвался посланник. — Правда, и в такие стаи они никогда не сбиваются. Эти — могут и напасть.
— А я смотрю — никак, человечину терзают! — заметил Дгай. — Вон там, под самой скалой!
Орлиный взор Лимна показал Чичеро, что Дгай прав. Под скалой возле высокой рукотворной ниши были свалены человеческие кости. И немало. Некоторые же останки — самые свежие — продолжали обгладывать неутомимые четвероногие падальщики.
— Я же говорил! — зашептал Джамил, на некоторых слогах взвизгивая от страха. — Это жертвенная скала, картау здесь совершают свои ужасные обряды! Почему они нас сюда привели? Мы пропали!
Старик-паломник услышал его громкий шёпот и окинул наложника презрительным взглядом:
— Да, это жертвенная скала. Но здесь никогда не приносили человеческих жертв!
В его заявление было трудно поверить, видя черепа у жертвенника — узнаваемо человеческие. Но видимость доверия следовало создать. Как бы Джамил, высказывая свои страхи, не накликал беды на их головы. Чичеро рассудительно сказал:
— Картау чтят законы гостеприимства. К тому же наша сделка с Ынышаром принесёт племени выгоду. Не стоит ни в чём подозревать этих благородных людей.
Тревоги Джамила и других наложников Чичеро своей речью не развеял, но заставил, по крайней мере, заткнуться и не подсказывать картау худших решений.
Лица старого паломника и его сыновей посуровели, но не от бестактности гостей. Они тоже заметили разбросанные перед жертвенником кости. Что-то в этих костях им не понравилось, потому старик сказал с болью в голосе:
— Вот откуда шакалы… Святилище осквернено. Остаёмся здесь.
* * *
Вникать в запутанные верования картау было не время и не место; из кратких пояснений старца Чичеро вынес только, что восстановить святость жертвенника может только очень сильный шаман, и вместо обряда поклонения их проводник вынужден теперь провести обряд очищения помыслов, дабы не заразиться от святилища скверной. Очищаться старик-паломник собирался немедленно и прямо здесь, он дал понять, что спускаться с бархана к белой скале вообще не станет, и дело отнюдь не в количестве бегающих перед ней шакалов.
Хорошо ещё, Чичеро догадался спросить о длительности предстоящего обряда.
— Трое суток, — последовал ответ.
— Обязательно ли присутствие на обряде всех нас? — осторожно поинтересовался Чичеро.
— Вовсе нет, — успокоил его Картау, — постоянно здесь находиться должен буду я один. Вы можете даже отправить людей во дворец Оксоляны — для переговоров с покупателями. Единственное что, товар останется поблизости. Сделка состоится в моём присутствии, это условие вождя.
Ох, как обрадовались наложники, что не придётся им оставаться на бархане близ белой жертвенной скалы, в соседстве с шакалами! Но известие, что сразу в желанный оазис товар не отпускают, радости им несколько поубавило. Отойдя от бархана с видом на святилище шагов на триста в сопровождении Чичеро, Клеха, Дгая и шестерых сыновей Картау, сераль Оксоляны достаточно осмелел, чтобы говорить о своём страхе.
— Так и есть! Эти варвары нас держат поблизости с жертвенником, чтобы заживо скормить своим шакалам! — с мукой произнёс Джамил.
— Спасите нас, Чичеро! — хором попросили Гюльч и Атай и, обнявшись, заголосили навзрыд.
Зульфио, Зухр и Лейн присоединились к общему наложничьему вою; Хафиз отвернулся от них и плакал молча. Вот уж подняли великий плач!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});