кто не поладит с Сайерсом Уэйтом, верно? – Блэр встает и говорит очень громко, чтобы его слышала вся столовая. И он добивается своего. Такое впечатление, что все замолкают и перестают есть, полностью сосредоточившись на происходящем. – Его психованный дедуля и психованная мамаша убеждают весь город в том, что ты – убийца. Они пытаются добиться увольнения твоих родителей. Никто не хочет иметь дело с родителями убийцы.
В горле у меня встает комок. Я ничего не понимаю.
– Блэр…
– Заткнись. – Он тычет в меня пальцем.
Я снова опускаю глаза, а секундой позже чувствую на спине чью-то руку. Кто-то из друзей Эвана гладит меня, бросая сердитые взгляды на Блэра.
Блэр морщится, словно его ударили.
– Почему ты смотришь на меня, как на злодея? – Он вонзает скрюченные пальцы в свою тощую грудь.
Не получив ответа, Блэр сникает. В глазах у него та же неприкаянность, какую я вижу в зеркалах, и мне нужно как-то исправить положение дел.
Встаю на ноги, производя тем самым большое впечатление на окружающих. Все взволнованно перешептываются. По столовой проносится слово драка. Эван тоже вскакивает и пытается обогнуть стол, но это же делают и другие ребята – те, которым хочется получше рассмотреть, что происходит, – и они преграждают ему путь.
Блэр нависает надо мной.
– Можешь морочить голову людям, верящим, что ты изменился, но со мной этот номер не пройдет! Ты все тот же заносчивый, надменный, великий и могучий…
Я опускаюсь на колени.
И все замолкают.
Опустив руки вдоль тела, поднимаю голову:
– Прости меня, Блэр.
Все как по команде выдыхают, потом раздаются отдельные смешки, но я игнорирую их и смотрю на Блэра, который в шоке взирает на меня.
– Ч-что ты делаешь? – умудряется выпалить он, прежде чем его взгляд начинает метаться по столовой, словно он совершенно ничего не понимает.
– Прости меня, – повторяю я. – Позволь мне исправить это.
– Ты ничего не можешь исправить. Ты сбрендил или что?
Теперь столовая дружно ревет от смеха. Блэр опять смотрит по сторонам, потом опаляет меня взглядом, разворачивается и начинает протискиваться сквозь толпу свидетелей произошедшего, так что я смотрю теперь в пустоту.
Мой взгляд утыкается в пол, я чувствую на щеках горячие взгляды сотен ребят.
Я не понимаю, что я сделал не так. Я принижаю, смиряю себя. Я думал, это будет правильно.
– Сайерс?
Поднимаю голову.
Эван стоит на том самом месте, где минуту назад стоял Блэр, лицо у него обеспокоенное.
– Хватит, Сайерс. – Он протягивает мне руку: – Вставай.
Восемьдесят один
Эван ходит по моей комнате на цыпочках, но я сплю очень чутко и потому все равно просыпаюсь от издаваемых им тихих звуков. Моргнув, вижу его с мокрыми после душа волосами, он странно бодр для субботнего утра.
Увидев, что я проснулся, он спрашивает:
– Ты в порядке? – Точно так же, как спрашивал вчера после обеда, и по дороге из школы домой, и вчера вечером, когда практически засовывал меня в постель.
Сажусь и тру глаза:
– Ага… Все хорошо.
Но он облокачивается на раму двери в мою комнату с таким видом, будто не знает, верить мне или нет, будто подозревает, что со мной что-то не так, – и может, он прав, потому что вчерашние события не поспособствовали моему внутреннему равновесию.
– Эван… как ты считаешь, люди могут меняться?
– Конечно, – немедленно отвечает он.
Это одна из тех особенностей Эвана, которые так нравятся мне. Он отвечает прямо, не оставляя места для сомнений.
– Почему ты в этом уверен?
– Ну, с точки зрения биологии мы постоянно трансформируемся. Мозг устанавливает новые нейронные связи, когда мы узнаем что-то новое, и девяносто восемь процентов наших атомов каждый год заменяются новыми.
– Правда? – Его слова успокаивают меня.
Представляю, что все частицы меня заменены чем-то получше.
– Так ты пойдешь со мной?
Я непонимающе смотрю на него.
– Мы собирались в библиотеку. Для исследовательской работы мне нужна одна книга.
Верно. Мы с ним говорили об этом. Но представив, что придется встать с кровати, я почти что падаю обратно на подушку.
– Давай просто купим эту книгу, хорошо? Я закажу ее.
– Но ее нет в продаже.
Мне хочется сказать ему, что он вполне может пойти в библиотеку без меня, потому что, ну кто делает домашние задания в выходные? Но если честно, то мы вместе работаем над этим проектом, поэтому я заставляю себя сесть на край кровати и начинаю натягивать носки.
Эван корчит гримасу:
– Приятель…
Я не могу притвориться, что понятия не имею, о чем это он. Я ходил в одних и тех же носках целую неделю.
– Мне нечего надеть.
– Как это?
– Вся моя одежда грязная. Нужно заказать еще.
Эван сдавленно хихикает.
– Сайерс, ты просто возьми и постирай свои вещи.
Мне не хочется признаваться, что я не умею пользоваться стиральной машиной, потому что это настолько простое дело, что даже стыдно. Но сослаться тут я могу лишь на фильмы, в которых добрые детишки пытаются вымыть посуду или постирать белье, но пользуются не тем мылом, какое нужно, и в результате разрушают свой дом.
– Сейчас посмотрю, может, что и найду, – бормочу я.
Ныряю в гостевую комнату на другой стороне коридора, производящую впечатление городской свалки – вот только мух там нет, – и, к несчастью, Эван оказывается у меня за спиной.
Он стоит и смотрит, лишенный дара речи.
– Э, помочь тебе? – наконец спрашивает он. Он очень мил – он всегда мил, но я не хочу, чтобы он думал, будто обязан помогать мне, потому что запас терпения у такого типа людей ограничен. И может, если кто-нибудь когда-нибудь скажет ему, что нужно прогнать меня, он прислушается к этому совету.
– Сайерс, все нормально, – говорит Эван, словно читает мои мысли. – Давай просто наведем порядок.
Под руководством Эвана я разбираю вещи на разные категории. Грязная посуда оказывается в одной груде, а одежду разных цветов нужно будет постирать раздельно. Эван добродушно говорит, что ему нужен защитный костюм или, по крайней мере, резиновые перчатки, и от его шутки мне становится не так неудобно.
Мы убираемся все утро, но это просто замечательно – выйти из дома в нормальном белье, а не в баскетбольных шортах под джоггерами.
Оказывается, в букинистическом магазине под названием «Осенние листья» есть экземпляр нужной нам книги, и мы идем туда, а не в библиотеку. Внутри действительно пахнет листьями или, может, засушенными цветами. Чем-то старым, но не неприятным. Здесь беспорядочные ряды дубовых полок и свисающие с потолка деревянные указатели: «Ужасы», «Романы», «Биографии»,