class="p1">Кто-то открыто следует за мной.
Семьдесят восемь
Начинаю гадать, что происходит, и прихожу к выводу, что машина едет так медленно из-за плохой погоды.
Сердце у меня колотится, я снова оглядываюсь. Коричневый седан продолжает тащиться за мной, словно водитель не хочет выпускать меня из виду. Замечаю уродливую вмятину на бампере и номер штата Иллинойс. Машина не здешняя. Вот еще одна возможная причина, по которой она едет так медленно, – водитель вполне мог заблудиться.
На перекрестке сворачиваю направо и краем глаза засекаю, что седан делает то же самое.
Меня преследуют.
Определенно, преследуют.
Теперь я смотрю прямо перед собой, в животе, а потом в груди появляется какое-то нехорошее ощущение. Проходя мимо пустой детской площадки, слышу, как скрипят на ветру качели. Обычно в парке полно родителей с детьми, но сейчас для прогулок слишком холодно.
Машина по-прежнему едет за мной.
Припускаю по детской площадке, под ногами хрустит заледеневшая трава.
Оказавшись на соседней улице, прибавляю шагу и обхожу близлежащий квартал, а когда снова оказываюсь на главной дороге, в воздухе раздается визг автомобильных покрышек – это тормозит преследующая меня машина.
Дверца со стороны водителя открывается, и из нее выходит мужчина с зализанными назад волосами.
Пассажирская дверца также распахивается, я вижу еще одного мужчину – он крупнее, коренастее первого – и бегу.
По крайней мере, пытаюсь бежать. Ноги движутся медленно и неуклюже, словно тело забыло, как это делается. Ботинки скользят по тротуару, хлюпают по лужам. Я в панике, сердце колотится где-то в горле.
Слышу звук шагов за спиной.
– Ты его видишь? – произносит кто-то из них двоих.
Иду быстрее, сумка бьет меня по спине, сердце, похоже, вот-вот взорвется, и тут на перекрестке появляется красный пикап с огромными колесами.
Из него вылезает Эван Замара, высокий и статный, как римская статуя, брови у него хмурятся, словно он чем-то обеспокоен, глаза останавливаются на преследующих меня мужчинах, и на лице появляется понимающее выражение, сопровождаемое полным отвращения взглядом.
Теперь, обернувшись, я вижу огромную камеру на плече того типа, который крупнее.
Он снимает меня.
Парень поднимает объектив выше.
– Сайерс! Расскажи нам о Калебе Емори.
И хотя я понимаю, что никто не собирается похищать меня, мое тело словно не верит этому. Оно дрожит все сильнее, колени подгибаются, я пыхчу, вдыхая холодный воздух, а перед глазами все плывет – я пропускаю много кадров и останавливаюсь на том из них, когда Эван стоит прямо напротив меня и решительно произносит:
– Садись, Сайе. Я отвезу тебя домой.
Эван мчится на своем пикапе по слякотной улице.
– Это были репортеры?
– Я… я не уверен. – Пытаюсь выровнять дыхание, сердце по-прежнему колотится. – Скорее папарацци. – Вырвавшийся у меня нервный смешок служит вроде как заменой таких вот слов: «Смешно, правда? За мной охотятся папарацци – абсурд какой-то».
– Это надо запретить. – Эван смотрит в зеркало заднего вида, словно боится, что за нами едут. Я поворачиваюсь, желая выяснить, так ли это, и он говорит мне: – Думаю, мы от них оторвались.
Опять неуверенно хохотнув, оседаю на сиденье, мозг пытается найти тему для разговора полегче, и я выдаю:
– Какой у тебя любимый цветок?
Эван поворачивается ко мне, глаза у него прищурены, кажется, он не понял моего вопроса.
– Что?
– Э… твой любимый цветок?
– О. Я никогда не задумывался над этим.
– Тогда какой у тебя любимый цвет?
– Э, синий. А может, серебряный. – Но смотрит он на меня так, будто я самый странный тип из всех, что он когда-либо встречал, и потому я снова меняю тему.
– Я… мне нравится твоя одежда. Это театральный костюм?
– Ты имеешь в виду медицинскую форму? – Я киваю, и он отвечает: – Я прохожу практику в местной больнице – бываю там несколько дней в неделю.
– И тебя это не достает?
– Что?
– Что тебя окружают больные люди.
– Нет, я хочу быть доктором, так что этого не избежать.
– Правда? Здорово.
Эван сухо кивает, думает, наверное, что я иронизирую, или же, вполне возможно, он все еще ненавидит меня. Он поступил как добрый самаритянин, помог мне, а теперь ему хочется, чтобы я заткнулся.
Но он спрашивает:
– Ну… а ты? – Такое впечатление, что он хочет поддержать вежливую беседу. – Чем ты собираешься заняться?
– Я? – Вопрос застает меня врасплох. – Я… я не знаю. До этого еще так далеко. Ведь мне всего… – Нет мне, конечно, не десять лет. – То есть кажется, что далеко.
– А что ты любишь делать?
Я люблю рисовать – такая мысль приходит мне в голову первой. Но это не обо мне, а о Дэниэле. Вот только мне тоже нравится рисовать, так что, может, все-таки обо мне. Или же о нас обоих. Я раскидываю мозгами – так что же сказал бы Сайе?
– Я словно на консультации у школьного психолога, – пытаюсь пошутить я.
– Тебе нужен психолог? – спрашивает Эван, и я не могу понять, серьезно он это или нет.
– Я… Думаю, мне нравятся языки.
– Да?
Похоже, ему стало интересно, и это вдохновляет меня на то, чтобы пуститься в рассуждения:
– Ага, это как код. И если он тебе известен, значит, ты способен понять кого угодно, а это, как мне кажется, подобно знанию законов Вселенной.
– Я чувствую то же самое по отношению к биологии. Типа если я пойму тело, то смогу решить любую проблему. – Эван улыбается, и это та самая простодушная улыбка, с какой он сто лет тому назад показывал мне свою «Операцию». – А ты говоришь на каком-нибудь иностранном языке?
– Я свободно владею испанским и французским. А в португальском и итальянском нет ничего сложного, если ты знаешь первые два. Еще я занимался латынью. Плюс к этому немного понимаю множество других языков. – И я начинаю сыпать французскими, исландскими и греческими фразами и улыбаюсь изумленному выражению лица Эвана.
Это странно, но впервые с моего возвращения мне становится почти что… комфортно.
Я все еще улыбаюсь, когда замечаю краем глаза дым, идущий из-под капота.
– Что это?
Эван включает аварийку.
– Все хорошо.
Но мне вовсе не кажется, что все хорошо. Мне кажется, что пикап сейчас взорвется.
Эван едва успевает съехать на обочину, как двигатель глохнет. Эван выходит из машины и стучит по капоту рукой в перчатке.
Вылезаю из машины вслед за ним, засовываю замерзшие пальцы в карманы.
– Нужно позвонить кому-нибудь?
– Нет, просто он перегрелся.
– А разве машина может перегреться зимой?
– Боюсь, что да. – Он поднимает на меня глаза. – Иди и жди меня внутри. На тебе даже куртки нет.
Замечаю, что